Это мой город: поэтесса Лариса Рубальская
О кинотеатре-бомбоубежище, о москвичах как отдельной национальности и о самом вкусном лакомстве послевоенных детей — тюре, или мурцовке.
Сразу хочу сказать…
Что Москва — самая любимая в моей жизни субстанция.
Я родилась в районе проспекта Мира — место называлось Грохольский переулок, где находился институт Склифосовского, который мы в детстве звали «Склиф»: наш мир. Каждый день мы ходили к «Склифу» смотреть покойников — дураки, не понимали, что такое морг. Взрослые нас ловили и возвращали домой. Там мы зарывали клады, играли в «казаков-разбойников». Коммунальная жизнь: коммунальная квартира и коммунальный двор, где все друг друга любили и знали, приносили из дома кто что — пили пиво и квас и рассказывали истории за дощатым столом, где старики играли в домино; все, как в фильме «Покровские ворота»: понятный московский быт.
Так как мы были послевоенные детки, прямо весь двор, то самой вкусной штукой было то, что местный дядя Жора называл мурцовкой, а другие люди — тюрей: рвали на кусочки черный хлеб, добавляли сырой зеленый, репчатый лук, немного солили, поливали подсолнечным маслом вместе с холодной водой. Нам казалось, что все это безумно вкусно. В хорошие дни можно было почистить воблу: съесть кусочек с ложкой мурцовки.
Я написала об этих воспоминаниях довольно много рассказов, все не раз высказано. В этом Грохольском переулке я прожила до 30 лет: одна сплошная игра, счастье, свидания, мальчишки, маленький кинотеатр «Перекоп» на месте бомбоубежища, где мы, дети, бесплатно смотрели военные фильмы. Потом взрослая Москва, переезд с места на место, но я всегда была центровая.
Где живу сейчас…
Поскольку я больше 30 лет работала переводчицей японского языка на Кутузовском проспекте, то муж сказал: нужно жить поближе, чтобы не тратить время, не ездить до работы туда-обратно. Мы поменялись-поменялись, и я живу на Кутузовском проспекте уже 40 лет. Мне нравится: дом сталинских времен, построенный в 1936 году — мощный, с высокими потолками, широкими стенами, хорошим двором. Правда, люди уже другие… Кутузовский место для жилья не самое дешевое: интеллигенция, не имея средств, в последние годы сдала-продала квартиры и переехала в отдаленные места. А я по-прежнему гуляю у себя во дворе с собачкой.
Мои московские улочки…
Очень люблю Тверской бульвар: место моей первой работы — Литературный институт рядом с театром Пушкина, тогда новая отметина моей жизни, из-за чего я полюбила это место. Очень люблю Сретенку — это связано с прогулками с первым мальчиком, который нравился: хорошо помню, как мы выходили и шли до площади Дзержинского. Очень люблю место около цирка: мне кажется, там счастье — всегда весело и хорошо. Сейчас, конечно, люблю Кутузовский проспект: утром выхожу из арки и думаю, какая я счастливая, что здесь живу. Он красивый архитектурно: громоздкий, величественный — символизирует стать, тем более что сейчас все вычищено и здорово сделано. Красивая Триумфальная арка, рассказы о Наполеоне, о войне — о мощи и победе. Он с плюсом: я за созидание, а не разруху.
Москвичи…
Я считаю, что Москва — это национальность, очень важная для меня: я чувствую москвичей и по разговору, и по ощущению. Довольно часто с кем-то знакомясь, задаю вопрос: «А ты москвич?», зачастую предварительно попав в точку: если не москвич, я по диалекту, разговору и речи уже понимаю, откуда человек. Москвичи — особенные люди, правда. О многом говорит, как они говорят — как складывают слова, какие употребляют. Мои питерские знакомые рассказывают все длинно, издалека — я очень не люблю такие пространные речи. Может, только я так думаю, но, мне кажется, мы рассуждаем об одном и том же одними и теми же словами. Хотя, как питерские говорят «поребрик» и «парадная», у москвичей нет слов, которые тянут русский язык в другую сторону, но при этом слышно московский говор. Никуда от этого московского немногословного четкого разговора не денешься. Наверное, это зависит и от слоя. Москвич — антипровинциал, очень емкое понятие.
За границу…
Долго не могла попасть, хотя работала переводчицей и мечтала увидеть свою Японию. Но были такие драконовские условия — выездные комиссии. В 1978-м я наконец-то побывала в Японии: протяжно летела до Хабаровска, потом на поезде ехала до Находки, плыла на пароходе до Йокогамы. Когда добрались туда, мне нужно было выйти первой, чтобы переводить всем на таможне — мы поехали с труппой Большого театра. Но я не могла сойти на берег: такое потрясение, что я там — до сих пор помню этот момент. Все кричали: «Переводчица! Переводчица!» — новые люди еще не знали меня в лицо, даже не все запомнили мое имя, и меня буквально вытолкнули минут через десять: «Работать же надо!» — очнулась.
Помню запах цветов: все ушли спать, а я, отработав день, решила пройтись. Около гостиницы цвели и очень сильно пахли белые бутоны: час я шла в одну сторону, чтобы не заблудиться и запомнить дорогу, и весь час со мной шел запах этих цветов — воздух был разряжен, и аромат не исчезал.
Если не Москва, то…
Не спрашивайте меня. Я не просто москвичка, а фанат Москвы — отовсюду хочу домой. Не притворяюсь: нравится три дня на даче посидеть на воздухе — птички поют, жасмин пахнет. Но все равно как «Три сестры»: «В Москву!.. В Москву!.. » Мне только здесь хорошо, это мое место на Земле.
Конечно, объективно мне очень нравится Италия: все умирают по Венеции, а я равнодушна — много лет ездила в санаторий, или спа, в 30 минутах оттуда, но так и не влюбилась. Нравится Амстердам. Азия: очень понравился Китай, особенно потрясающий Шанхай; конечно, Япония — любовь моя, так как я понимаю язык.
Хочу поменять в городской жизни…
У меня проблема с «Мосэнерго»: меня злит и беспокоит, что счетчик не меняют больше года, берут большие деньги, а свет не работает, но это ерунда, бытовая мелочь. Конечно, мне нравится все: Москву ремонтируют, тротуары широкие, дворы убирают, дороги все лучше и лучше. Не могу сказать, что что-то не так.
Украшают очень симпатично. Когда-то, когда у власти был Брежнев, помню, как мы с мужем шли встречать Новый год к Давиду Тухманову по черному, темному Кутузовскому проспекту: только подъезд, где жил генсек, был украшен ленточкой иллюминации. А сейчас горит вся Москва, и мне это очень нравится! Колосья по бокам, люстры — я люблю яркий свет, цветные площади.
Сборник стихов «Возраст любви»…
Просто мои стихи и рассказы, которые ходят из одной книги в другую, добавляются новые. Одно можно сказать: о любви, про любовь и все.
Желаю…
Чтобы всем жилось так, как мне живется в моем московском дворе.
Фото: Илья Золкин