О погоне за старой Москвой, цыганах с Бережковской набережной, жизни на Бауманской, толерантности москвичей и сериале сервиса Start «Шторм».
Я родился…
На Бережковской набережной.
Сейчас я живу…
Напротив сада имени Баумана в Малом Демидовском переулке. У этого переезда было две причины — ностальгическая и экономическая. Во-первых, я родился и долгие годы прожил в доме, ближайшем к Киевскому вокзалу. В моем детстве там был огромный, старый-старый сквер. Там стоял клуб железнодорожников имени Горбунова, где показывали кино, и я смотрел абсолютно все. Напротив была огромная поляна, где размещались цыгане с шатрами и иногда даже с лошадьми. А цыганята затачивали какие-то штыри и гоняли нас — они были совершенно лютые. Это была какая-то настоящая старая Москва. Ну а потом началось: воткнули «Европейский», распилили и увезли мост, а вместо него привезли вот этот застекленный, идиотский. Я, кстати, видел, как это происходило. Это же изначально железнодорожный мост, который перевезли от Мосфильмовской улицы — застеклили его потом. И вот представьте: плывут две баржи, везут мост, а впереди на маленьком моторном катере стоя едет Лужков в кепке и руководит всем этим процессом. В общем, так моя старая Москва и кончилась. С другой стороны, квартира уже стала мала — у меня родились двое детей. И я стал смотреть, куда я в центре могу переехать. Понял, что дико тянет на Бауманскую, на Басманные улицы. В общем, так я взял да и переехал пять лет назад обратно, в ту Москву, в которой родился, только разве что без цыган с шатрами. Хотя когда я впервые после переезда 1 сентября повел детей в школу, то увидел, как из нашего дома выходят после работы негритянки, тайки и грузины. Оказалось, что у нас на первом этаже в какой-то квартире большой публичный дом. Дети были в абсолютном восторге — эти женщины совершенно поражали их воображение.
Район Бауманской…
По-моему, последний нежлобский район в центре. Он недорогой, он хорошо сохранился. Продав квартиру на Киевской, я за те же деньги купил на Бауманке квартиру в два раза больше. Мне очень нравится там гулять. Я до сих пор изучаю этот район, переулки, кафе, рюмочные — мне там интереснее всего в городе. Кроме того, у меня есть собака и мне нравится, что здесь много парков, в которых я с ней гуляю.
У меня два нелюбимых района…
Ленинский проспект — где я учился в своей последней школе. И Кутузовский — где я учился в первой школе. Я вообще не люблю сталинскую архитектуру, она для меня не постарела и не стала милой. Я не воспринимаю ее как приятное ретро. В этом нет для меня никакой переклички со Сталиным и репрессиями, просто не нравится и все. Эстетически.
Любимых кафе и ресторанов…
У меня нет. Вернее, они постоянно меняются. Хотя нет, есть одно постоянное место, в котором я бываю постоянно — это кафе, где мы с Наташей Мещаниновой традиционно встречаемся и пишем. Это место называется «Твин Пигз» — на улице Королева, напротив Останкино. Наташа там рядом живет, у нее маленький ребенок и ей там удобней встречаться. Это максимально странное кафе, в нем нет ничего хорошего, там совсем не вкусно, но оно стоит внутри дубовой рощи, там есть терраса, где можно сидеть по десять часов и писать.
Я давно собираюсь…
На Воробьевы горы. Я провел там много времени, когда жил на Бережковской, а сейчас уже давно не был и очень хотел бы съездить погулять — из ностальгических чувств.
Отличие москвичей от жителей городов…
Воплощение мечты об образовании и хорошей работе у них не связано с переездом.
Москва лучше, чем другие мировые столицы…
Москва — один из самых толерантных к приезжим город. У нас нет гетто. Есть спальные районы, но это все-таки не сравнить с негритянскими или арабскими районами в других городах, куда ты не можешь зайти. У меня рядом с домом несколько институтов, и я уже вижу, как появляются модные таджики. Они похожи на молодых японцев — разноцветные волосы, модная одежда, так они в институт ходят. В городе довольно быстро происходит ассимиляция. И эту ситуацию не сравнить с Парижем, где им, конечно, дают пособие, но так же дают понять, мол, сиди с этим пособием у себя на районе и не суйся в нашу жизнь. Это неминуемо приводит к конфликтам. В Москве же есть бытовой шовинизм, но он ни во что, по-моему, не выливается. Нет социальной и национальной спеси.
Парадокс московских изменений в том, что…
Все добрые дела — парки, деревья, реставрация — делаются людьми с максимально [чудовищным] вкусом. При этом Москва правда одна из самых чистых городских столиц. Здесь куча парков, огромное строительство, но иногда все равно думаешь: лучше б вы этого всего не делали. Город получается во многом фейковый. То есть по документам вроде все есть, но оно немного какое-то неживое. В то же время Москва становится очень комфортным для жизни городом — масса очень приятных мест появляется. Так что, наверное, все-таки не неживое, а необжитое пока что.
При этом мне ничего не хочется кардинально изменить…
Все проблемы, которые я описываю (и список можно продолжать), это не примета нового времени. Москва всегда была такая: купеческая, раздолбайская, постоянно перестраивающаяся. У нас же здания не пытаются соответствовать друг другу, а хвастаются. Вспомните историю с особняком Арсения Морозова в мавританском стиле на Воздвиженке, после постройки которого мать сказала ему, что раньше только я знала, что ты дурак, а теперь знает вся Москва. И во всем этом своем дурновкусии Москва живая и неубиваемая в отличие от Питера, скажем. Там достаточно убить пять-десять домов в центре, и город умрет. В этой московской сорняковости ее сила и ее уродство.
Мне не хватает…
Свободы — настоящей. Свободы от хвастовства богатством, например. Здесь не хватает того, что есть сейчас, скажем, в Берлине. Это какой-то очень не хвастающийся город — ничем не хвастающийся. И из-за этого он какой-то очень радушный. У нас же все все время немножко выпендриваются, это утомляет.
Сериал «Шторм», выходящий на сервисе Start…
Это прежде всего кино про любовь. Мы попытались сделать жанровую историю с очень сложносочиненными героями.
Через месяц…
Я буду снимать второй сезон «Обычной женщины», а летом мы с Наташей будем делать новый полный метр. Это такая локальная психологическая драма, но сложная в производстве — 14 мужчин на рыболовецком судне, шторм, кораблекрушение. Мне интересно, я такого еще никогда не делал.
Фото: пресс-служба компании СТВ