О преимуществах жизни на «Белорусской», о люксовой чухне в кинотеатрах и о плохом среднем образовании в Москве.
Я родился…
В 12-м или 20-м родильном доме. Сначала мы жили на Юго-Западной — этого не помню. Потом много переезжали. Какое-то время прошло в Чертаново, где я убежал из детского сада и долго гулял по району, пока меня не нашли. Потом была улица Фруктовая — там я играл на помойке и заразился чем-то очень гадким, из-за чего мне потом вскрывали коленку. Оттуда я уехал в Англию и вернулся уже на Чистые пруды, где жил лет с пятнадцати. По приезде из Лондона я находился в шоке — год никуда не ходил, только до школы и обратно домой. Я плохо писал, неправильно ставил ударения… Помню, мы ехали с папой по МКАД, и я читал надписи на указателях вслух — ни одно ударение не поставил верно. Но это быстро прошло, в шестнадцать жить снова стало комфортно.
Сейчас живу…
На «Белорусской». Сначала эту квартиру снимала моя мама, потом они поменялись с папой, который жил на углу Тверской и Лесной. Мне хотелось быть поближе к отцу, поэтому я тоже перебрался в этот район. Сначала я жил на Большой Грузинской, потом начал снимать отцовскую квартиру, а сейчас живу в другой, но тоже рядом. Конкретных причин выбора именно этого района не было, но мне нравится, что здесь рядом Белая площадь — красивый вид из окна. А я очень много времени провожу дома и выхожу лишь в Starbucks, поэтому мне важен вид. Нравится, что здесь рядом метро, а у нас объективно лучшее метро в мире, и идти мне до станции не больше минуты. На машине тоже удобно: рядом и ТТК, и центр, и Садовое. Еще тут есть Миусский сквер, где я бегаю, когда вспоминаю о какой-то силе воли. Меня не смущает то, что район людный, если ты живешь в городе, то будь добр понимать, что всегда рядом будет муравейник. Иначе — в деревню.
А еще мне нравится «Белорусская» тем, что за пятнадцать минут я могу доехать до любого хорошего кинотеатра. Я выхожу из дома, когда начинается реклама, а захожу в зал к началу фильма. Фильмы надо смотреть в больших кинотеатрах: когда зал битком, кино создает нужное впечатление. Правило такое: если в Москве открылся новый кинотеатр — стоит ходить туда, ведь там будет все самое лучшее. Мне нравится тот зал, что открыли в «Авиапарке», а вся эта люксовая чухня на сто мест, как в «Пионере», не мое.
Заведения…
Никуда не хожу. Моя супруга актриса Дарья Чаруша периодически приносит что-то из ресторанов Тютенкова — все эти Uilliam’s и «Горыныч». Там вкусно. Бары… Я непьющий, поэтому хожу туда только, когда ищем подобную локацию для съемок. В общем, веду домашний образ жизни.
Люблю гулять…
Мне сложно заставить себя куда-то идти. Не знаю почему, но формулировка «гулять» меня смущает. Я недавно работал в Лос-Анджелесе и прожил там три месяца. Мне показали кучу мест, но я ходил только в одно. Я консерватор, не хочу ничего искать и менять. Если есть что-то хорошее, то выбираю только это. Каждый день в «Кофемании» беру одно и то же – курицу с рисом. Так и с прогулками — просто заставить тело двигаться, а не искать что-то вокруг. Но одно место меня все-таки умиротворяет — Новодевичий монастырь. Там хорошо. Парк вокруг, маленькое озерцо…
В Москве меня беспокоят…
Постоянные стройки. Неважно, купил ты квартиру в старом доме или в новом, у тебя все равно всегда будет ремонт. Ну сделали уже хорошо и качественно, расслабьтесь. Недавно мы снимали фильм Nobody в городе Виннипеге в Канаде, и у них есть шутка, что они либо не ремонтируют ничего, либо все и сразу. Поэтому после такой большой стройки, когда ремонтируют весь город сразу, даже московскую пережить можно.
А так нет такого, что меня бесит по-настоящему. Даже машины с мигалками, которые обгоняют всех, стоящих в пробках, стали обыденностью.
Хочу изменить в Москве…
Воздух и экологию. В другом месте я высыпаюсь за шесть часов, тут мне надо больше восьми. Воздух ужасный.
Если не Москва, то…
Я не чувствую, что очень устаю, когда работаю, поэтому желания куда-то полететь, чтобы отдохнуть, нет. Раньше ездили в Индию, были там раз семь-восемь. Помню, когда попал туда впервые, почувствовал, что мне очень хорошо и спокойно. Это интересное ощущение. А еще там ярко — повсюду цвет. Мне там очень хорошо, но уже хватит. Это крайне консервативно даже для меня.
Нравится Лос-Анджелес, я жил там на холмах. Высыпался часов за пять. Там вкусная еда и интересные окрестности, а еще ощущается киношная атмосфера — сто лет истории кинематографа там осели как-никак.
Москва лучше, чем европейские столицы: Лондон, Берлин, Париж…
Я в Лондоне не был лет пятнадцать. Когда я жил там, город мне очень нравился. Школа была выпендрежная — там в свое время учился принц Чарльз. Там была самая ужасная форма на свете, но зато шикарное образование. До сих пор помню то, что было написано в школьной ассамблее: «Детский ум — это не колодец, который нужно заполнить, а костер, который нужно разжечь». Там меня научили учиться. В Москве же была какая-то тупая гимназия в Ясенево, но там у меня были классные друзья.
Но к высшему образованию в Москве вопросов нет. Мне повезло — в ГИТРе у меня были прекрасный декан, который, к сожалению, совсем недавно ушел, и светлые ребята. Но я поступил туда, потому что меня убедили, что во ВГИК с моим русским меня никто не возьмет, да и поступил не по экзаменам, а потому что снял классный короткий метр. Там было интересно учиться режиссуре, но на третьем курсе делали акцент на телевещание и прямые эфиры, что мне никогда не было интересно. Вот и ушел. Зачем тратить время на то, что неинтересно? Да и нельзя научить быть режиссером, хотя образование лишним не бывает, как минимум оно дает связи. Но про нашу киношную школу точно скажу одно — из ВГИКа выходят хорошие операторы.
Францию помню плохо. Последний раз был там в Каннах, но это такая туристическая штучка. Как там жить, не могу сказать. В Берлине тоже был только по делам. Мне нравится любое место, где мне есть что делать, когда этого нет — сразу появляются вопросы. Оказаться в чужой стране без дела не могу — сразу нечем заняться: мне плевать, как в этом месте живут люди, я не пойду что-то смотреть.
Москва изменилась…
За последние тридцать лет. Я еле застал «совок», но хорошо помню только очереди и антиутопическую серость, которая поглотила все. Люди были серыми, белое можно было увидеть только в Сочи. Отсутствие красок. Магазины «Мясо», «Рыба», эти безвкусные вывески — не было никакого дизайна.
Сейчас город раскрасился. Да, появились все эти украшения, ростовые куклы и иллюминации. Они мне не нравятся, но искусство для того и нужно, чтобы разделять. У кого-то же это вызывает положительные чувства. Нельзя поставить украшение, которое понравится всем.
Из собянинских изменений мне нравится то, что парковка стала платной. Я это понял, когда у меня появилось свое машино-место. Раньше, когда у меня его не было, ведь живу я не по прописке, меня это раздражало. Появилось ощущение, что машин стало меньше. Пропала эта безумная парковка в три ряда. Я никогда не забуду Брестскую, где из четырех рядов парковка — три. У меня это вызывало дикую ненависть. Мы идем к тому, что машина в Москве становится не нужна: есть Uber, метро, всякие электробусы, правда, я не очень люблю наземный транспорт. Но это недорого и не надо думать о парковке.
Здорово, что город теперь движется от водителей к пешеходам: стали шире тротуары, на Садовом все меньше поворотов, в которые можно влететь на бешеной скорости. Больше любви к тем, кто не за рулем. По-хорошему на машинах по городу должны передвигаться лишь те, кому это очень нужно. Стоит брать больше налогов, чтобы личные автомобили остались лишь у очень богатых. И, соответственно, нужно повышать качество такси и другого общественного транспорта. Понятно, что я говорю утопически, но к этому надо идти. Но машины у нас в менталитете — статусная вещь. Надо с этим бороться. Правда, предложений, как у меня, нет. Мне вот по барабану, кто на чем приехал.
Москвичи отличаются от жителей других городов…
Я был в России городах в пятнадцати, не больше. Поэтому хорошо могу сравнить лишь с жителями Питера, например. Там нет такой грубой энергетики: деньги-деньги-деньги. К этому можно привыкнуть. Москва, как и любой город, куда приезжает множество людей с надеждами, — место амбиций. Ставки большие, город непростой, все борются за место под солнцем. Тот же амбициозный Нью-Йорк интеллигентнее, но тоже быдланский город с изобилием агрессии. Питер менее амбициозный. Люди и город стали спокойнее и добрее, чем то, что творится в столице.
Нелюбимые районы…
Мне не нравится Капотня. Но дело не в районе, а в воспоминаниях, которые связаны с этим местом. Я ездил туда заниматься математикой, которую просто ненавижу. Вообще не хочу наезжать на какой-то район. Меня мама воспитала так, что о хорошем надо говорить, а плохое, наоборот, обходить и не подчеркивать.
Любимый район…
С любимыми местами тоже проблемы. Но есть места, с которыми что-то связано, таких много.
Я последний человек, который думает о престиже. Но в начале нулевых жил на Патриарших прудах где-то полгода. Там было хорошо ночью гулять с собакой вокруг пруда. Сейчас эстетика этого места с необоснованной дороговизной мне несимпатична, неинтересна. Нет у меня погони за тем, чтобы пойти в модное место.
В конце 1990-х ходил за дисками и кассетами на Горбушку. Это всегда было очень стрессово. Хоть я и не слушал хип-хоп, но одевался, как рэпер. А там всегда тусило много скинхедов, поэтому у меня много историй о том, как я убегал оттуда или получал по голове, а несколько раз даже давал сам. Горбушка — теплая память о школьных временах и о том, как я в кепке, закрывающей глаза, хожу по этому ДК и выискиваю нужные панковские кассеты за 40 рублей, параллельно сканируя пространство на предмет гриндеров и военных штанишек этих тупых-тупых скинхедов.
Подобные воспоминания сохранились о Битцевском парке, где мы тусили с одноклассниками. Из тусовочных и подростковых: первую сигарету выкурил на Чистых прудах у больших чугунных ворот на «Тургеневской». Помню этот день в деталях до сих пор и проклинаю его, сколько я убил себе здоровья… А еще, помню, в подвале ЦДХ был клуб Taxman. Я лет с пятнадцати вдребезги проводил там все выходные. Мне мама еще говорила, что ты сейчас тусишь, а когда будет правильный возраст, тебе не захочется. Я не верил, но она оказалась абсолютно права. Когда другие в институте дорвались до этого, я уже хотел сидеть дома и смотреть кино, а не пить.
Много времени провел на «Парке Победы», катаясь на скейте около музея. Делал это плохо, но усердно. Еще катались на «Октябрьской» около Ленина.
Новый альбом группы Biting Elbows, которую создал Илья Найшуллер, Shorten the Longing…
Мне очень приятно то, что на этот альбом написано множество хороших рецензий, он понравился людям и перевернул мое восприятие себя: я наконец понял, что могу относиться к себе как к музыканту. Писали мы его лет пять, не торопясь, потом я долго делал обложку. Кстати, треки не совсем в нашей зоне комфорта — там практически нет панка, а все более сладкое, но не сахарино-сладкое, а по-хорошему сахарное. Горжусь тем, что из тринадцати треков там нет ни одного проходного. Мы начинали с двадцатки, а потом вырезали штук семь, потому что они были на четверочку. Там нет слабого.
Альбом мы еще не презентовали. Когда это случится, не знаем. Все будет зависеть от вируса. У нас слишком мало поклонников, чтобы рисковать их здоровьем. Пусть лучше я окажусь не прав со своим отношением к этой ситуации и буду каким-то параноиком, но ничего не потеряю.
Работа в кино…
Сейчас закончил фильм под названием «Никто». Это экшн-триллер, где главную роль сыграл Боб Оденкирк. Работала над этим фильмом та же команда, что делала «Джона Уика», «Взрывную блондинку» и последний «Форсаж». Хоть я и свой самый большой критик, но мне нравится то, что получилось, не зря делал этот проект два года. Фильм должен был выйти на днях, но вирус все сдвинул. Новая дата — февраль 2021 года.
Фото: из личного архива Ильи Найшуллера