Об особенностях жизни со знаменитыми родителями, о маминой сумасшедшей поклоннице и об утраченной тишине на Садовом кольце.
Я родился…
В Москве. В роддоме имени Грауэрмана на Новом Арбате. С моим рождением у мамы связана одна веселая история. В самый ответственный момент родов в палату вошла делегация, в составе которой были африканские студенты. Истошным голосом мама тут же закричала, чтобы они срочно вышли, потому что боялась, что мой цвет кожи будет таким же черным, как у них.
Жили мы в кооперативе «Молодежь театров» в одной из высоток на углу Садового кольца и улицы Чехова (ныне Малой Дмитровки). Тогда, в семидесятые годы, все, конечно, было по-другому. Свежий воздух. Мало машин. Много деревьев. Я спал в комнате с открытым окном, которое выходило на Садовое кольцо. Представьте, как тихо было ночью.
Сейчас это может быть удивительно, но в нашем доме все друг с другом были знакомы, общались, двери были всегда открыты. Каждый Новый год соседи перемещались с этажа на этаж, лифт не простаивал. В один из таких новогодних вечеров мне вдруг стало холодно, и я решил разжечь костер, чтобы согреться. Нашел какие-то деревяшки, сложил их в центре комнаты, взял спички и смело зажег. В какой-то момент, почувствовав запах гари, прибежали соседи и костер был потушен. Пятно на паркете, правда, еще очень долго напоминало об этой моей выходке.
Антон Табаков был моей «няней». Когда маме надо было играть спектакль, а меня не с кем было оставить, вызывали Антона. Он почему-то называл меня Стефаном и приговаривал: «Ну вот, Стефан, играйся вот с этим, а я сейчас вернусь». А сам начинал выяснять отношения с очередными девушками, на каждой из которых хотел жениться. Помню, играю час, два, Антона нет. Выхожу на лестничную площадку. Стоит Антон и эмоционально что-то обсуждает с девушкой. Девушка в слезах уходит, Антон возвращается ко мне и ждет, когда уже придет моя мама.
Однажды, когда отец переезжал в другую квартиру, он попросил меня зайти и забрать какие-то вещи. Хорошо помню дневник, который, как оказалось, он хранил. Мне было непонятно, зачем хранить такой дневник. Там были сплошные просьбы к родителям зайти в школу. И вот когда я все это увидел, понял, что никто не имеет права спрашивать с меня хорошего поведения.
От того, что мои родители люди известные, я получал как плюсы, так и минусы. Например, на Центральном рынке все мясники, продавцы сыров, овощей и прочей снеди припасали что-то для актеров, которые своих продавцов знали по именам. В ответ актеры давали билеты в театр. Так было и в нашем случае. Не знаю, что с этими билетами делали дальше, потому что в театре продавцы замечены не были. В нашем доме работал магазин «Диета», где все полки были заставлены одними и теми же консервами. Иногда туда завозили какие-то дефицитные продукты, ту же докторскую колбасу, например. И мама посылала меня к продавщицам, чтобы получить из-под полы за 3 рубля эту колбасу. О минусах: у моей мамы была одна сумасшедшая поклонница, которая работала дворником в зоопарке. После работы она подкарауливала маму, что-то вечно от нее хотела, мама даже вынуждена была от нее бегать. Тогда эта женщина стала бегать за мной. Очень хорошо помню, как однажды вышел во двор со своей железной пушкой времен Великой Отечественной войны в миниатюре. Пока играл, та женщина взяла эту пушку и саданула ею мне по голове. После того случая пришлось написать заявление в милицию, и эту несчастную женщину отправили лечиться.
Мои первые детские впечатления о Москве…
Связаны с двором нашего дома и с домиком Чехова рядом. Напротив стояли тогда еще одноэтажные старомосковские строения. В одном из них было окошко с надписью «Бублики». Я любил подойти к этому окошку и купить свежих бубликов за 5 копеек, которые пекли сразу при мне.
Параллельно своему взрослению я продвигался дальше по району. Мама достаточно рано начала мне доверять совершать прогулки по городу одному, так как с детства я был достаточно самостоятельным. Следующей моей точкой притяжения был фонтан на Пушкинской площади. Дело в том, что туристы бросали в этот фонтан монеты. И мы с друзьями наловчились эти монеты оттуда доставать. Находили пластиковые пробки-колпачки от вина (а раньше на бутылки надевались именно они), привязывали их к палке и доставали из фонтана заветные монетки. Нас почти никто не гонял, так, изредка какой-нибудь милиционер проходил и шикал. Мы набирали целую горсть этих монет и дальше были варианты: купить мороженое в кафе «Север» или пойти в кинотеатр «Россия», где внизу располагался маленький зал для детей. Тогда у многих в домах еще не было телефонов, поэтому из оставшихся монет мы выбирали двухкопеечные, привязывали к ним ниточки и таким образом могли звонить из телефонной будки по одной монетке несколько раз.
А зимой я любил ходить на Патриаршие пруды кататься на коньках. Почему-то мне было лень нести с собой коньки, я надевал их дома на восьмом этаже, спускался на лифте, выходил на улицу и в этих коньках прямиком шел до Патриарших. В коньках же переходил подземные переходы, спускался и поднимался, шел по улицам в них же. Если где-то на улицах был лед, проезжал по льду. Дойдя наконец до Патриарших прудов, точил коньки и катался.
Еще помню, как ходил в кружок лепки из глины, который открылся у нас во дворе. Сделал для мамы состоящий из трех частей лоток, который можно было ставить вокруг кулича. В нем мама проращивала пшеницу. И всегда на Пасху у нас была зеленая травка. Это было очень красиво.
Я рос закулисным ребенком. Мама брала меня с собой в «Современник» на репетиции и спектакли. В выходные играли по два спектакля или утренника подряд. Чтобы себя занять, ходил в буфет, меня таскали на шее Стасик Садальский, Юра Богатырев. Но, несмотря ни на что, театральная магия для меня существовала. Если за кулисами были одни люди, то на сцене я видел принцев, принцесс, королей и других сказочных персонажей. Превращения, которые происходили у меня на глазах, не могли не завораживать.
И, конечно, мое детство в буквальном смысле проходило в трех московских ресторанах: Союза кинематографистов (Дом кино), ВТО (Союза театральных деятелей) и Дома литераторов (ЦДЛ). Я таскался туда с родителями, засыпал и просыпался под звон бокалов, дым сигарет и драки хорошо подвыпивших людей. Там же делал уроки. Это была нормальная обстановка моего детства. Помню, какой-то человек вышел на красивый резной балкончик ресторана ЦДЛ, постучал, чтобы все обратили на него внимание, закричал, что он полная бездарность, и бросил сверху вниз какую-то рукопись. Напечатанные листы красиво разлетелись по тарелкам с борщом, а человек гордо удалился. При этом еда там была вкусной — в обычном ресторане такой не поесть.
Моя школьная пора в Москве…
Запомнилась нашими с Федей [Бондарчуком] увлечениями. Он жил на Тверской в доме №9, моя бабушка жила рядом, в доме №12. Я заходил то к ней, то к нему в гости. А надо сказать, что в домах на Тверской были совершенно огромные чердаки. Тогда и подъезды, и входы на чердак были открыты. Куда хочешь, туда и иди! Чердаки были завалены всевозможными ненужными вещами. Ненужными для тех, кто их туда положил, но очень нужными нам с Федей. Старые пластинки, утюги… чего там только не было! И почему-то мы несли это все домой, мама ругалась, но для меня это были настоящие, очень нужные находки. Поэтому могу смело утверждать, что через нас с Федей прошли все чердаки Тверской. В какой-то момент лазанье по чердакам сменилось интересом к заброшенным домам. Были дома, которые выселяли. Люди съезжали и оставляли ненужные вещи. А мы лазили по этажам в поисках артефактов. Многие из этих домов, кстати, были аварийными, но нас это как-то не смущало.
Еще помню, как мы с Федей заходили в гости к Антону [Табакову], который уже в студенческое время жил самостоятельно в Левшинском переулке. У него было три холодильника. Один для тех, кто к нему просто забегал поболтать, второй для друзей с более адекватным сроком годности продуктов и третий для себя. В нем даже иногда можно было найти черную икру. Мы с Федей, естественно, рвались к этому самому третьему холодильнику.
Учился я неважно и рос настолько хулиганистым, что мама, уезжая на гастроли, строго-настрого запрещала консьержке кого-то ко мне пускать. Но с обратной стороны дома через магазин «Диета» можно было залезть на крышу и дальше по балконам пролезть на черную лестницу, что мы благополучно и проделывали.
Запахи Москвы моего детства…
Аромат булочной, который ни с чем не спутать. Запах маминых куличей на Пасху.
А еще желанной уличной московской еды. Помню, какое фантастическое мороженое продавалось тогда в палатках. Изредка сейчас встречается что-то похожее, но половины того ассортимента нет, к сожалению. Очень любил «Лакомку» за 28 копеек — с орехами, облитое шоколадной глазурью, или ягодный шербет в стаканчике за 7 копеек — безумно вкусное! В «Елисеевском» продавались жареные пирожки с мясом, стоили 10 копеек. За запах этих пирожков можно было многое отдать! Я был готов только ими и питаться! На улицах продавались пончики. Их клали в бумажный пакет, засыпали сахарной пудрой. Пакет тут же промокал, и мне хотелось скорее его открыть.
А вот от кондитерских фабрик пахло не очень приятно, какой-то кислотой.
Сейчас живу…
За городом, на Николиной Горе.
Любимые районы в Москве…
Остоженка, Гоголевский и Никитский бульвары, Парк культуры. Очень нравится район Плющихи, пока еще достаточно тихий. Район «Маяковской»: мама работала в «Современнике», который как раз начал свое существование там, в двухэтажном особнячке. Сейчас на этом месте площадь, а особнячка давно уже нет. Позже театр переехал на Чистые пруды, где работает и сейчас.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Бóльшая пассивность. Москва всегда была центром притяжения. Многие хотели сюда попасть. Людям, априори родившимся в Москве, не нужно было добывать себе место под солнцем и грызть землю. Чего не скажешь об активных жителях Москвы, которые проделывали часто длинный путь из своего провинциального города, чтобы приехать жить в столицу, найти работу, крышу над головой. На мой взгляд, в Москве чаще добиваются успеха те, кто сюда приехал, а не те, кто здесь родился.
За последнее десятилетие в Москве изменилось…
Изменилась сама жизнь. Прибавилось комфорта. Уходит в прошлое бюрократия. Все документы, которые нужны человеку для жизни, становятся доступны нажатием одной кнопки. Это, конечно, потрясающе! Раньше такое просто невозможно было себе представить!
В любом казенном заведении — будь то поликлиника, отделение милиции, паспортный стол — была какая-то проблема с получением документов, да еще и с очередями. Думаю, наши дети уже не будут знать, о чем мы говорим.
Заметно преобразились парки. Изменились улицы. Они стали user friendly. Значит, стали предполагать, что по ним можно гулять. В лужковской Москве не было улиц с широкими тротуарами, по которым можно гулять, за исключением, пожалуй, Арбата. Помню большое количество припаркованных машин у тротуаров. Узость улиц порой доходила до того, что двум людям не разойтись. Прекрасно, что город стал лицом к пешеходам, появились электрические средства передвижения, которые можно взять напрокат и оставить там, куда ты направляешься.
Лужковская Москва очень расстраивала застройкой и отношением к старым красивым московским домам, которые тут и там рушились. Сейчас отношение к архитектурному облику меняется. Строятся красивые дома, кварталы, застройщики продумывают инфраструктуру. Впечатляет «Москва-Сити» — футуристическая концепция небоскребов из будущего.
В Москве лучше, чем в других мегаполисах…
Обстоят дела с общественным транспортом, в том числе электрическим. Это дает надежду на то, что и машины скоро будут не бензиновые. В Москве, в отличие от Нью-Йорка или центра Лондона, благодаря огромным проспектам ты можешь видеть большой кусок неба над головой, какую-то перспективу. И это здорово!
Когда я строил свой дом, ко мне приезжал бельгиец, архитектор, который его и проектировал. Мы ездили по Москве, я показывал ему «Елисеевский», ему понравились сталинские дома в районе Кутузовского проспекта и Таганки. Но тогда вся Москва была завешана рекламными плакатами и перетяжками. Помню, говорил ему, что Москва красивая, конечно, но везде висит реклама, за ней не видно города. А он мне отвечал: «Подожди десять лет. Ничего этого не будет. В Бельгии было то же самое». И вот прошло пять лет с того нашего разговора, и всех этих бесчисленных рекламных плакатов не стало. Есть надежда, что мы идем правильным, насколько это возможно, цивилизованным путем.
Хочу изменить…
Отношение к экологии в городе. Прошлой зимой мы привезли нашего маленького сына в город погулять. Долго гулять мы не смогли. Даже по бульварам. Очень много машин. Нечем дышать. Надеюсь, что в какое-то обозримое время электричество все-таки будет преобладать над бензином. Мне кажется, чудовищность экологической проблемы уже очевидна всем. Чтобы вдохнуть свежего воздуха в черте города, нужно уехать куда-нибудь в сторону Воробьевых гор, и то не факт, что воздух там будет свеж.
В Москве меня чаще всего можно застать…
На Остоженке в ресторане «Vaниль». Это мой любимый ресторан, мое первое детище. Внимательно слежу за ним и радуюсь, что он работает уже 20 лет. «Vaниль» для меня флагман. Если бы не случилось кризиса 1998 года, не знаю, открыли бы мы его с Федей или нет. Тогда мы были совсем зеленые, только делали первые шаги в ресторанном бизнесе. Я мечтал о своем кафе. Видимо, ресторанная атмосфера со звоном бокалов из моего детства навсегда осталась в сознании. Сначала думали открыть кафе, на ресторан мы не замахивались. Увидев это большое пространство, поняли, что нужно делать именно ресторан. Через моих друзей-французов нашли во Франции шеф-повара, съездили, посмотрели на его работу, он согласился приехать в Москву. Все это было каким-то пионерством. В то время у Аркаши Новикова уже были свои тематические рестораны: «Кавказская пленница», «Белое солнце пустыни», «Сирена». А вот европейского уровня ресторанов в Москве не было. Но перед самым открытием найденные инвесторы решили выйти из бизнеса и продать свою долю. Буквально за неделю мы нашли Аркашу, который посмотрел на ресторан и сказал, что ему надо три дня подумать. Хотя потом, конечно, выяснилось, что решение он принял сразу, просто решил выдержать хороший тон. Была забавная история с князем, а тогда еще наследным принцем Монако в 2001 году. Мы угощали его обедом, а под конец решили удивить. Наш шеф приготовил свой специалитет — сливочное мороженое с конфитюром из помидоров. А принц Альбер в ответ: «Ооо, моя бабушка все детство его готовила! Мое любимое!» В этот момент выяснилось, что десерт вполне традиционен во Франции. И в Монако он тоже был. Не буду даже перечислять, сколько настоящих звезд было у нас за эти 20 лет. Кому интересно — приходите и увидите.
Потом мы стали открывать кафе-кондитерские «Хлеб&Со», в разное время их было разное количество, какие-то приходилось закрывать. Сейчас, спустя 12 лет после открытия, активно работают четыре кондитерские: на Студенческой улице, на Осеннем бульваре, на Большой Пироговке и на Ленинградском проспекте. Пусть это прозвучит нескромно, но у нас лучшая выпечка в Москве. Так было, когда мы начинали и были фактически первыми, кто развил формат кафе-кондитерской со своей выпечкой, так остается и сейчас, в пору усиленной конкуренции. Регулярно беру домой наши круассаны в замороженном виде, утром кладу в духовку на 15 минут — и завтрак готов. А какой аромат!
Места в Москве, куда хотелось бы попасть…
«Аптекарский огород» и Ботанический сад. Хочу выбрать время посмотреть, как привели в порядок ВДНХ. Был там до обновления. Мы дружим с Дымовым, ездили к нему в «Дымов Керамика», организовали мастер-класс для детишек из одного детского дома.
После пандемии ресторанный бизнес в Москве…
Находится в сложной ситуации и одновременно становится более понятным. Если до коронавируса конкуренция была чрезмерной, то уже сейчас понятно, что многие заведения закрылись и вряд ли откроются. Особенно в демократичном сегменте. Все хотели открыть кафе и сделать продукт дешевле в ущерб качеству и бизнесу в целом. Хочешь — не хочешь, люди считают деньги. На самом деле, очень сложно найти баланс между качеством и стоимостью блюда. Например, половина продуктов по-прежнему приходит из-за границы, ты привязан к цене в евро и не можешь купить дешевле. Либо должен эти продукты чем-то заменить. И дальше начинаются компромиссы, которые часто приводят к плохому качеству блюда. Да, появляются новые поставщики с хорошим продуктом, но вопрос, сколько этот поставщик и его продукт будут жить.
Но одно можно констатировать точно: люди истосковались по кафе и ресторанам.
В период самоизоляции…
Я почти не изменил свой режим дня за исключением того, что перестал выезжать в город. Моя отдушина — теннис — помог мне не падать духом и ничего не бояться.
Забавно, что коронавирус заставил меня заняться тем, что я никогда не делал, зато моя жена отлично с этим справлялась. Она у меня дитя природы, выросла на бабушкином огороде. Вижу, что у нее очень много сильных эмоциональных связей с садом, огородом. И сначала мы сделали огород для себя, потом попросили подружки и как-то незаметно несколько лет назад эта история перелилась в небольшой бизнес Лизы. Она пошла учиться в школу «Детали» на ландшафтного дизайнера. И вдруг в режиме самоизоляции в этой сфере возник дикий ажиотаж, на нее обрушился целый вал заказов. Пришлось подключаться к процессам. Вот я и стал заниматься ее грядками, растениями, но с условием, что буду исполнителем, бизнес и идеи — за Лизой. Общался со столярными мастерскими, чертил дизайны, помогал с пересадками. Так что пока я сосал лапу со своим бизнесом, бизнес Лизы — продуманный эстетичный огород и сад, вписанный в ландшафт, — пошел в гору. Взаимозаменяемость и диверсификация налицо.
Сейчас…
Не строю больших планов, просто наслаждаюсь жизнью и не распыляюсь.
Бизнес, которым я занимаюсь, все время подвергается каким-то катаклизмам. Раз в четыре года у нас кризис. Сейчас очень хочется сохранить то, что сделано. Сохранить людей, которые давно работают с нами.
А всем тем, кто за время самоизоляции решил что-то изменить в своей жизни, сменить сферу деятельности, открыть кафе и так далее, скажу, что нужно рисковать, идти напролом и не бояться. Но посвящать этому всего себя, потому что факультативно сделать бизнес нельзя.
Главное, чтобы это было то, что ты любишь. Я считаю, что любой бизнес хорош, когда ты делаешь то, что любил до того, как это стало бизнесом. Имея опыт и получая новые знания, ты будешь продолжать это любить, будет стимул этим заниматься. Соответственно, шансов на успех намного больше. Маленький бизнес строится по тем же самым принципам, что и большой, разница только в возможностях. Но если не рисковать и бояться ошибиться, ничего не произойдет.
Фото: Илья Золкин