О легкомыслии москвичей, об их любви к деньгам и о том, что семечки — это мерзость.

Я родился…

В Киеве. Город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских. Но это были времена легендарные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение.

Приехал в Москву…

Осенью 1921 года. Без денег, без вещей, чтоб остаться в ней навсегда.
Самый переезд не составил для меня особенных затруднений, потому что багаж мой был совершенно компактен. Все мое имущество помещалось в ручном чемоданчике. Кроме того, на плечах у меня был бараний полушубок. Не стану описывать его. Не стану, чтобы не возбуждать в читателе чувство отвращения, которое и до сих пор терзает меня при воспоминании об этой лохматой дряни…

И вот тут в безобразнейшей наготе предо мной встал вопрос…  о комнате. Человеку нужна комната. Без комнаты человек не может жить. Мой полушубок заменял мне пальто, одеяло, скатерть и постель. Но он не мог заменить комнаты, так же как и чемоданчик. Чемоданчик был слишком мал. Кроме того, его нельзя было отапливать. И, кроме того, мне казалось неприличным, чтобы служащий человек жил в чемодане.

Жил по адресу Большая Садовая улица д. 10, кв. 50. Правда, это отвратительный потолок — низкий, закопченный и треснувший, но все же он потолок, а не синее небо в звездах над Пречистенским бульваром.

Сейчас живу…

Сейчас я живу в скверной комнате на Слепцовской улице д. №9, кв. 2. Жил в хорошей, имел письменный стол, теперь не имею и пишу при керосиновой лампе.

Люблю гулять…

Я каждый день ухожу на службу в этот свой «Гудок» и убиваю в нем совершенно безнадежно свой день.

Любимый район…

Для меня всегда наслаждение видеть Кремль. Утешил меня Кремль.

Москва лучше, чем мировые столицы…

Вообще Москва не Берлин, это раз, а во-вторых, человека, живущего полтора года в коридоре №50, не удивишь ничем. Москва живет шумной жизнью, в особенности по сравнению с Киевом. Преимущественный признак — море пива выпивают в Москве.

Отличие москвичей от жителей других городов…

Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было…  Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны…  Ну, что ж…  Обыкновенные люди…  В общем, напоминают прежних. Квартирный вопрос только испортил их.

Москва — котел: в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться.

В Москве меня беспокоит…

Недавно в поездке в Москву и Саратов мне пришлось видеть воочию то, что больше я не хотел бы видеть.

Я видел, как толпы бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве…  Видел голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров, видел газетные листки, где пишут в сущности об одном: о крови, которая льется и на юге, и на западе, и на востоке…

Для меня означенный Рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки — мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе…

Их надо изгнать — семечки. Их надо изгнать. В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится — и все к черту.

Хочу изменить в Москве…

Москва по-прежнему чудная какая-то клоака. Бешеная дороговизна, и уже не на эти дензнаки, а на золото.

Москва в грязи, все больше в огнях — и в ней странным образом уживаются два явления: налаживание жизни и полная ее гангрена. В центре Москвы, начиная с Лубянки, Водоканал сверлил почву для испытания метрополитена. Это жизнь. Но метрополитен не будет построен, потому что для него нет никаких денег. Это гангрена. Разрабатывают план уличного движения. Это жизнь. Но уличного движения нет, потому что не хватает трамваев, смехотворно — 8 автобусов на всю Москву. Квартиры, семьи, ученые, работа, комфорт и польза — все это в гангрене. Ничто не двигается с места. Все съела советская канцелярская, адова пасть. Каждый шаг, каждое движение советского гражданина — это пытка, отнимающая часы, дни, а иногда месяцы. Магазины открыты. Это жизнь, но они прогорают, и это гангрена. Во всем так. Литература ужасна.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

По Москве пошли автобусы. Маршрут: Тверская — Центр — Каланчевская. Пока их только несколько штук. Очень хороши. Массивны и в то же время изящны. Окраска коричневая, а рамы (они застеклены) желтые. Одноэтажные, но огромные.

Работа в «Гудке»…

Жизнь идет по-прежнему сумбурная, быстрая, кошмарная. К сожалению, я трачу много денег на выпивки. Сотрудники «Гудка» пьют много. Сегодня опять пиво. Играл на Неглинном на биллиарде. «Гудок» два дня, как перешел на Солянку во «Дворец Труда». «Записки на манжетах» в Берлине до сих пор не издали, пробиваюсь фельетонами в «Накануне». Роман из-за работы в «Гудке», отнимающей лучшую часть дня, почти не подвигается.

О России…

Всякая власть является насилием над людьми.

Фото: wikipedia.org