Алексей Иорш известен как художник, который пишет картины с изображением китов, плавающих по московским улицам. Но вообще он один из первых комиксистов в России, основатель студии «Ком», арт-директор фестиваля «КомМиссия», преподаватель Школы дизайна НИУ ВШЭ и неоднократный номинант премии Кандинского. Иорш рассказал «Mocквич Mag» о сложностях профессии карикатуриста, о том, как в его работах появились киты, и о том, как собирал шампиньоны у Павелецкого вокзала.

В последнее время вы фотографируете московские виды. Это будет какой-то новый проект?

Пока фотографирую для себя. Маленький фотоаппарат Lumix с лейковским объективом достался мне от отца. Сам он предпочитал снимать черно-белым ФЭДом. Цвет перевожу в ч/б. Меня интересуют какие-то старые дома, развалюхи, неприметные уголки. Получается, что снимаю современную Москву как бы взглядом отца.

Еще стало интересно делать простые московские пейзажи в традиционном стиле, близком к Поленову, Остроумовой-Лебедевой. Брожу в окрестностях, недалеко от дома. Скромный формат, акрил на картонке, станковая живопись. Кстати, любой москвич может повесить у себя такой пейзаж. Живопись не умирает, только дорожает.

Помню вашу знаменитую серию: над арбатскими переулками, Красной площадью, парком Горького в небесах парили киты. Как к вам пришла эта идея?

В 2009 году я работал в рекламном агентстве. Киты «прилетели» вместе с рухнувшим в кризис инвестиционным банком «КИТ финанс». Образ слепился из ситуации, ностальгии по советскому детству, зажил самостоятельной жизнью. Серия, однако, продолжается. Недавно прошла моя выставка «Киты Москвы».

Всегда любил советское искусство 1930–1940-х годов: Лабаса, Самохвалова, Дейнеку, Тырсу, Тышлера. Киты в манере того времени парили, как дирижабли, спасали «Осоавиахим», охотились на офисный планктон, превращались в снежную горку у парка Горького: советское искусство с долей постмодернизма.

За китами пришли зимние дворники в оранжевых жилетах, давно ставшие частью московского пейзажа. Я стал переносить муниципальных работников на чертежную кальку и флизелин. Живопись потихоньку видоизменялась.

Вы пишете с натуры в окрестностях дома. Это в каком районе?

Сейчас живу недалеко от Гоголевского бульвара. Все рядом. Вообще-то я потомственный центровой. Мой папа, Юрий Иорш, инженер-химик и художник, писавший под псевдонимом Юра Ёрш, родился там, где сейчас Устьинский сквер с памятником пограничникам. В квартире имелся чулан без окон, где папа начинал рисовать. Тогда это был квартал Кошели на Яузе, даже с собственной водонапорной башней. Потом родители жили на Самотеке, рядом с нынешним медицинским центром им. Святослава Федорова. Из роддома меня привезли в коммуналку на первом этаже. Друзья, приходившие в гости к родителям, стучались к нам в окно. У папы опять была мастерская, в чулане, где он писал по вечерам. С нами жили дед со стороны мамы, директор макаронной фабрики, которая находилась во дворе нашего дома, и его новая жена.

Родная бабушка, бывшая в разводе с дедушкой, вышла замуж за Юрия Семеновича Буре, сына известного портного с Лубянки. Юрий Семенович, простой инженер, был гулякой, прожигателем жизни и, как я потом понял, профессиональным игроком в преферанс, любителем скачек, имевшим довольно широкие связи. К нему в гости, например, заходили тяжелоатлет, чемпион мира Георгий Новак, много цирковых, клоун Михаил Шуйдин. И я нередко бывал в той коммуналке у Красных Ворот.

Родители получили квартиру возле Павелецкого вокзала, когда мне исполнилось три с половиной года. Место для меня абсолютно родное. В детстве гулял, начиная с Таганки до Добрынинской и Балчуга. В Кожевниках бывал реже, для меня это было место запустений и фактически окраина. Запах кож и так до нас доносился.

На площади напротив дома, где сейчас «Павелецкая Плаза», находился колхозный рынок. Мы ходили туда с отцом. Он покупал там свистульки и пищалки производства народных мастеров. Место считалось довольно криминальным. Там жили собаки и цыгане, приезжавшие с Павелецкой дороги, которые временами становились небольшим табором.

Перед Олимпиадой-80 рынок ликвидировали. Пустырь украсили флагами пятнадцати республик. Лет десять, наверное, я лицезрел их из своего окна. На тот же пустырь ходил собирать грибы, шампиньоны и поплавки.

Люблю я этот город. Когда меня спрашивают про национальность, всегда отвечаю: «Я москвич».

Вернемся к искусству. Почему из всех искусств вы выбрали карикатуру?

Она сама меня выбрала. Я хотел быть газетным и журнальным художником, как троюродный дедушка Гарри Соломонович Иорш, карикатурист журнала «Крокодил».

Занимался в изостудии Дворца пионеров на Ленинских горах. В газете «Московский комсомолец» папа увидел объявление: «Набираем художников в Студию карикатуристов». Привел меня и поставил у дверей. Я вошел. Там сидели выпускники всяких вузов, занимались карикатурой. В студии, которую курировал очень хороший художник Владимир Каневский, царила удивительно доброжелательная атмосфера. Меня приняли и с уважением отнеслись. В своей нынешней педагогической деятельности стараюсь придерживаться того же принципа. Главное — не научить рисовать, а не отбить желание.

Приносишь карикатуру — ее всерьез обсуждают. С одной стороны, уважение, с другой — конкуренция за право быть напечатанным. В такой ситуации быстро нарабатываются опыт и стиль. В марте 1977 года меня впервые опубликовали в «Московском комсомольце». Даже денег заплатили. Довольно неплохую сумму по тем временам — 3 рубля. Мне было четырнадцать.

Я довольно долго туда приходил, вырос как карикатурист, стал принимать участие в выставках, потом еще 11 лет проработал в «Вечерней Москве».

Это тяжелая работа. Карикатуристу требуется усидчивость и постоянная генерация контента. Кодекс чести требует, чтобы ты каждый раз выдавал оригинальную идею. Не важно, для какой статьи, про имплантацию зубов или про съезд КПСС, ты должен придумать веселую и необидную карикатуру — или обидную, если бичуются недостатки. У меня был рекорд: 27 рисунков в номер. Кстати, в СССР одно время очень модной считалась карикатура без слов.

А, кстати, чем отличается карикатура от комикса?

Карикатура — юмористическое высказывание в одном рисунке. Впрочем, не обязательно юмористическое — философское, печальное — я люблю такое. Если последовательность картинок, раскадровка, вербатим, история — значит, это комикс или манга. Манга тоже комикс, но японский. Герои манги имеют свою иконографию, текст читается справа налево и сверху вниз. Рисунки, как правило, черно-белые.

Почему у нас комиксы приживались медленно?

Объясняю это так. В Европе комиксы в свое время выросли естественным образом из свободного рынка дешевой литературы, из издательств, специализировавшихся на рисованных историях для детей.

Нам было в то время не до комиксов, началась Гражданская война, потом плановое хозяйство. Поэтому комиксы появлялись потихоньку. То, что Маяковский делал в «Окнах РОСТа», по сути стандартная, американская или европейская, схема комикса — четырехпанельный стрип с вставленными в квадрат кадрами.

В 1988 году Сергей Капранов при «Московском комсомольце» создал комикс-студию «Ком», куда вошел и я. В 2016–2019 годах я был арт-директором московского международного фестиваля комиксов «КомМиссия». Весной в выставочном зале в «Зарядье» состоялась представительная выставка «Комикс миссия», такое первое исследование истории возникновения российского комикса от лубка и икон с клеймами до андерграундного комикса. И художники, известные в нашем комиксовом мире, должны были там представить нечто вроде постера-комикса о себе.

Вообще сейчас в Москве уже существует сеть магазинов комиксов, издательства выпускают замечательные книги, например «Снежный человек», черно-белый комикс без слов Аскольда Акишина, графический роман «Сурвилло» Ольги Лаврентьевой о семье в блокадном Ленинграде. Рекомендую.

Где вы сейчас преподаете?

В Школе дизайна НИУ ВШЭ читаю курс теории и истории комикса и манги. Последовательно рассказываю о художниках и самой индустрии. И о том, из чего состоит сам язык комикса.

При библиотеке Дворца пионеров есть Школа комикса Алексея Иорша. Естественно, и педагог в ней я. С недавнего времени веду коммуникативный курс в инклюзивном кафе «Разные зерна» на Трифоновской. Занимаюсь с ребятами с расстройствами аутического спектра. Мне кажется, комикс дает им возможность психологически разжаться, почувствовать себя чем-то занятым и развиваться.

Фото: из личного архива Алексея Иорша