Первый раз в России я оказался в 1996 году. Причем не в Москве, а в Липецке. Шведская транснациональная компания Tetra Pak, на которую я тогда работал, послала меня прямиком в Липецк. На местном хладокомбинате я должен был запустить суперскоростную линию Straightline по производству эскимо.

Честно скажу, первый раз оказаться в России было страшновато: летел я в Липецк на Як-40, когда мы приземлились, то за бортом мороз минус 22 градуса и двухметровые сугробы. Из самолета в здание аэропорта пришлось идти пешком. Город сильно отличался от современного зеленого и красивого Липецка. Это был темный, мрачный и грязный город металлургов. Но люди были теплыми, открытыми и гостеприимными. За четверть века в России мне никто ни разу не угрожал, даже в лихие девяностые.

Почти все время я проводил на работе. Мы делали первую в России суперскоростную линию по производству мороженого. Надо было запустить, отладить, чтобы все работало идеально. На это ушло полгода. И с этой самой первой липецкой линии (которая вывела ОАО «ЛХК» на одно из лидирующих положений на рынке, а эскимо с различными добавками в глазури и фигурное мороженое получили много наград. — «Москвич Mag») начался бум на Straightline, их стали запускать по всей стране. После Липецка я улетел обратно в Данию, но вскоре снова вернулся в Россию. Запустил новую линию мороженого в Санкт-Петербурге, та командировка длилась всего месяц.

А потом в моей жизни случилась глубокая Сибирь — город шахтеров и металлургов Ленинск-Кузнецкий в Кемеровской области. Прямо в городе были огромные угольные отвалы из шахт, целые горы в 20 метров. Угля было так много, что он пересыпался через заборы и валялся на проезжей части. Многометровые сугробы снега в разрезе были похожи на слоеный шоколадный торт: черный слой угольной пыли, белый слой снега, черный, белый и так много раз подряд.

Жалею, что те фотографии остались только на пленке, теперь и не вспомню, где они. Зима там поразила по-настоящему! Мой личный температурный рекорд — минус 46 градусов. Я вообще не подозревал, что при таком морозе люди могут жить. Но весь город отапливался углем, в каждом доме стояли печки и было суперуютно.

А еще там жили невероятно добрые люди. Представляете, они работали, вкалывали целыми днями, чтобы запустить линию, а зарплату им не платили. Совсем. Хладокомбинат встал, ничего не производилось, а они работали. Сотрудники мне говорили: «Бриан, не волнуйся, хлеб у нас есть, а как начнем производство, тогда и денег заплатят». И они, надеясь на меня, трудились почти полгода бесплатно. На следующий день после запуска линии, когда пошла первая партия мороженого, приехало руководство из Новосибирска — молодой парень с пакетом кеша. И всем выплатили зарплату. Я так был рад!

Когда в России человек спрашивает: «Как дела?», это не вежливая европейская формальность, ему это действительно интересно. Я и сам здесь изменился. К тому же сразу и беззаветно полюбил русскую кухню, особенно супы и в первую очередь борщ. В Дании есть супы, но их гастрономический уровень намного ниже. Еще салат оливье — это топ. И готовить его надо только с хорошей докторской колбасой. Пробовал разные варианты: и с мясом, и с курицей, и с языком. С колбасой вкуснее. Я даже холодец ем с удовольствием, и селедку под шубой. А пельмени вообще моя страсть. Мы дома фанаты пельменей. Есть даже такой семейный тимбилдинг: садимся и часов шесть подряд лепим тысячу пельменей.

Мне повезло, моя жена Светлана прекрасно готовит. Я с ней познакомился в свой первый приезд в Липецк. В городе было всего два места, где можно было поесть. Светлана работала в маленьком кафе при кинотеатре «Октябрь». Кухня небогатая, но пельмени изумительные.

Это была любовь с первого взгляда. В Москве мы поселились в квартире на Кутузовском проспекте. Я тогда запускал скоростную линию для «Айс Фили». Скажу сразу, в отличие от многих иностранцев, живших тут в 1990-е, я по клубам не ходил. Зато мы обошли все музеи. А еще у меня была темно-синяя «девятка», на ней мы в любой момент могли сорваться и поехать куда хочется. Но я так тогда и не попал в Большой театр, хотя очень хотел. Представляете, до сих пор там не был.

В 1998 году я оказался в Коломне. Надо было завершить запуск линии на местном хладокомбинате. Там работал суровый директор, который никак не хотел ставить свою финальную подпись, означающую, что проект закончен. Возможно, он просто боялся, что когда линия запустится, завод останется без поддержки иностранных специалистов. Он все время придирался — выгнал десять инженеров, я должен был стать одиннадцатым. В Коломну меня собирали как на передовую. В Tetra Pak, каким бы сложным ни был клиент, его никогда не бросят, пока не запустят линию. Но когда я приехал, то увидел, что директор был прав: линия работала из рук вон плохо. Да, там были суперсовременные роботы, но все было настолько криво собрано, что я следующие три недели просто крутил гайки, параллельно обучая местных электриков и механиков. И когда наконец пошла порция цветного мороженого «Микки Маус», его позже прозвали Funny Face, я наконец-то с полным правом пошел к директору за подписью. Просидел в его приемной часа два, но в итоге он все подписал и еще подарил мне водку «Левша» — в честь умельца, который блоху подковал.

Через несколько лет, когда я перешел во французскую компанию Danone на их предприятие в Чехове (у компании после слияния с «Юнимилк» появился ряд заводов в России. — «Москвич Mag»), была возможность опять жить Москве, но я отказался. Никогда не скрывал, что Москва слишком суетный город для меня, да и пробки к тому времени уже появились. Поэтому мы с семьей поселились в подмосковном Чехове, сначала в частном доме, потом перебрались в съемную квартиру. В 2000-х в этом месте делать было совершенно нечего, скучный город, из развлечений один боулинг. Там даже нормальных магазинов не было, приходилось ездить за много километров за город в «Глобус» за продуктами. Поэтому на выходные всегда приезжали в Москву — парки, музеи, театры. Зато именно в Чехове я научился ходить за грибами — это прикольно. В Дании грибы никто не собирает. Очень люблю русский лес, но как-то раз заблудился, проплутал минут сорок пять и немного испугался. Раньше не понимал, как такое возможно: пошел за грибами и не вышел из леса…

Моя жена всегда мечтала жить в Калининграде: климат мягче, чем в Липецке, море рядом, природа. Но мне ничего об этом не говорила. Поэтому когда мне предложили запускать линию в Калининграде по производству котлет на заводе «Черкизово», Светлана обрадовалась: поехали скорее. Только мы запустили линию котлеток для сети «Бургер Кинг», как началась пандемия, и все сели по домам. Но завод все равно продолжал работать на полную мощность. Производили тысячу тонн в месяц.

Только отошли от ковида, случился 2022 год. Начались серьезные сложности с логистикой. Раньше вся наша продукция — котлеты и ветчина — шла по земле через Литву. Сейчас половину груза мы отправляем в Петербург паромом. Потому что фуры с продукцией могут стоять на границе сутками.

Нам нравится жить в Калининграде, мы здесь счастливы. Красиво, спокойно, чистый воздух, мало тяжелой индустрии, Куршская коса, маяк. Сам город очень уютный. Есть такое датское слово «хюгге» (hygge), которое означает теплый уют и радость от простых вещей. Так вот Калининград — он именно такой.

Иногда, правда, мне не хватает европейских сладостей, например мармеладок Haribo, таких разноцветных мишек. Зато торты в России — лучшие. У датчан довольно аскетичное отношение к выпечке. Уже 300 лет в ассортименте наших кондитерских максимум три вида одних и тех же тортов. Например, традиционный марципановый торт Kransekage. Датская кухня имеет намного более скромные возможности, чем российская. Зато в Дании гастростабильность, ты можешь быть уверен, что, пойдя в магазин, всегда купишь любимую колбасу, которую ела еще твоя прабабушка.

Фото: из личного архива Бриана Йохансена