Константин Богомолов встречал гостей прямо у подъезда театра — по светской явке было очевидно, что все монакские, фортевские и прочие дачники благополучно вернулись в Москву. Ксения Собчак радостно обнимала Вадима Расковалова, Ольга Свиблова — Андрея Малахова, загорелый Владимир Познер раскланивался с не менее цветущего вида Олегом Шеляговым, тут же Ева Польна почему-то с розовыми волосами, Людмила Нарусова, Ян Яновский и Ида Галич — в Театре на Бронной объявили премьеру, как всегда, довольно фантасмагоричную, как и собравшееся на нее общество.
Смесь французского с нижегородским в этот раз явила миру спектакль по пьесе Горького «Дачники», но герои пьесы жили, естественно, на Бали, и при этом с ними 30 лет спустя произошла «Асса», что привело к абсолютному трагифарсу. Возможно, кому-то из гостей и хотелось бы уйти куда-то, «где живут простые, здоровые люди, где говорят другим языком и делают какое-то серьезное, большое, всем нужное дело», о чем мечтают «дачники» в оригинале, но доктор сказал в ад — значит, в ад. Тем более что это наш родной, привычный ад, как не раз вспомнили герои пьесы.
«Спектакль у нас якобы по пьесе Горького, — начал вступительную речь Богомолов. — Мы даже показали его на “Горький fest”, и, к моему большому удивлению, это проканало». Из чего присутствующие сразу сделали вывод, что Алексея Максимовича Пешкова эта интерпретация пьесы сильно бы удивила. «Кто читал — узнает (большинство собравшихся заерзали на жестких, как собянинская плитка, стульях театра), кто не читал — бог с ним», — поспешил успокоить их худрук театра, и неудивительно — по факту оказалось, что от первоначального текста режиссер оставил примерно одно стихотворение, и то про эдельвейс.
«А супруг здесь», — Константину пришлось прервать торжественную речь, чтобы помочь опоздавшей Яне Расковаловой найти свое место, после чего говорить о Горьком уже не имело смысла, надо было начинать.
Все узнаваемые герои пьесы оказались на зимовке на Бали, пили, нюхали кокаин, перемывали друг другу кости и, как три сестры, время от времени ныли «хочу в Москву». Повестка дня мелькала пунктирной красной линией: эмигрировали в феврале, в Куршевель не поедешь — одни украинцы, няню тоже теперь не найдешь, сосед — киевский генерал, семью сюда отправил, цинизм, как у Красовского, и «риторика на почве истерии» — вот это со времен Горького мало изменилось. Впрочем, все отсылки к современности были точны и остроумны, зал смеялся не переставая («Ну у нас в Форточке разговоры были позаковыристее», — удовлетворенно отметила Марианна Максимовская после окончания первого отделения, имея в виду дачные посиделки на популярном «русском» курорте Форте-деи-Марми).
Естественно, горьковский главный герой Басов стал олигархом и, как и сто лет назад, содержит всех, кто не стесняется брать. Молодая жена его Варвара, очевидно же, модель. Понятное дело, что она с ним страдает и сидит на ксанаксе с кокаином. А могло ли быть по-другому — такие пары становятся уже анекдотом. Но все мы читаем «Антиглянец» и в курсе, что в мире действительно больших капиталов ничего не меняется, разве что Катя Дарма да Даша Жукова уверенно мимикрировали в круг тех самых старых денег, на которые теперь все хотят быть похожими. Но, кажется, другим бедным богатым девочкам это совершенно не светит. Сам Богомолов неожиданно романтично разводит целую философию о том, что надо хотеть принадлежать партнеру, не заставляя его отдавать себя тебе. Но все мы помним концовку «Ассы», хорошего ждать не приходилось, и «Прекрасное далеко» в конце играло примерно с тем же надрывом, с которым в фильме Соловьева звучит запись Жанны Агузаровой про чудесную страну.
Шалимова из писателя сделали легендарным рок-музыкантом с явной отсылкой к Борису Гребенщикову* (чтобы все поняли, что не показалось, даже вывели его фото на экран). БГ дает олигарху на Новый год концерт из старых хитов, ибо знакомы они последние лет тридцать, со времен премьеры фильма «Асса», разжевывает сценарий происхождение названия спектакля. Поскольку половина зала и так испытала когнитивное потрясение от такой отсылки (одна из героинь забеременела от БГ в первый день путча 1991 года, будучи вызвана к нему в отель в качестве проститутки), к слову приводится и реальный исторический факт, о котором, конечно, толком никто и не знает — что песня «Под небом голубым» вовсе не сочинения Бориса Гребенщикова. Более того, в оригинальной версии город был «над» голубым небом, как Шамбала, с явным религиозным посылом, а тут у Шалимова просто Сестрорецк какой-то, шутят герои пьесы. И в когнитивный диссонанс отправляется вторая часть зала, ничуть не менее потрясенная, чем первая.
«Мы — дачники в нашей стране… какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест… мы ничего не делаем и отвратительно много говорим» — настроение, с которым Горький заканчивал свою пьесу, было бы вчера как нельзя кстати. Но Аннушка, судя по всему, уже пролила масло, умерли все, кто можно и нельзя. Пить в конце героям пришлось, не чокаясь, вот вам, батюшка, и Новый год.
Олег Шелягов оказался единственным, кто хлопал стоя. Остальные гости премьеры в душе перекрестились — такого Нового года они бы предпочли избежать.