Анастасия Медвецкая

Как я встала на виндсерф и разочаровалась в системе водных развлечений в Москве

6 мин. на чтение

Помню, какой восторг вызывало модное развлечение водный шар, когда оно лет десять назад появилось в Екатерининском парке. В очередь выстраивались и взрослые, и дети, и сколько счастья было в том, чтобы постоять кверху кормой минут пятнадцать, преодолевая пруд, казавшийся просто руслом Волги. Сейчас я бы, конечно, сказала, что удовольствие это сомнительное и вообще «аквазорб» (как выяснилось, так называется водный шар) развивает клаустрофобию. Внутри душно, он протекает — и со стороны выглядит нелепо. Но те счастливые воспоминания живут.

Лодки и катамараны — абсолютно московская тема, но, на мой взгляд, это не должно стоить как полет на «Боинге». Я к тому, что Москва хоть и порт пяти морей, но развлечься на воде здесь можно только по беспощадным курортным ценам.

Модные сапы — штука занятная, но лишь первые несколько раз. Когда ты уже овладел техникой, становится скучно: ни адреналина, ни новых впечатлений. Но начинать плавать в Серебряном бору приятно. Во-первых, как местная достопримечательность там иногда на воду выходит Газманов, и каждый инструктор сообщает, что моряк, точнее сапер, который все никак не встретится со своей морячкой, тренируется именно у него. Во-вторых, здесь можно увидеть неожиданно вынырнувшую из воды выдру — масса эмоций и впечатлений, от внезапности так точно. В-третьих, когда ты, одетый, да еще и с веслом в руках, проплываешь мимо нудистского пляжа, чувствуешь свое превосходство. И, конечно, как в том анекдоте — это красиво, но, откровенно говоря, изученные пейзажи быстро приедаются. Я бы сказала, что сап — это туристическо-пенсионный вид досуга, не более. Хотя, не буду скрывать, первые разы была в восторге. Но когда делилась впечатлениями со знакомыми, которые еще с советских времен бороздили волны на беспощадных «Виндгляйдерах» (это парусные доски), ощутила некий скепсис в свою сторону, мол, мы, настоящие яхтсмены, когда ветра не было, ставили табуретки на доски и, гребя, отдыхали — вот тебе и сапы.

Желание стать тем самым полубогом, скользящим по морской глади на виндсерфе, засело во мне давно. Останавливали две вещи: я без машины, а значит, все Пироговские водохранилища и Переславли-Залесские отпадают — добираясь своим ходом, придется убить целый день; а то, что в Строгино — очень дорого. И, по идее, здесь должна была быть история о том, как жадность сгубила фраера, но нет — спасла. Я решила вставать на виндсерфинг на Финском заливе. Неделя занятий от двух до пяти часов в день в Петербурге обошлась мне во столько же, во сколько в одном из московских клубов-монополистов встал бы день — около четырех вводных часов. Оплата урока — это принципиальный вопрос, если хотите, позиция, а не жадность и крохоборство. Я искренне верю, что спортивный досуг должен культивироваться, а не быть методом тусовки для одной стороны и загребания бабла лопатой для другой: поинтересуйтесь, сколько стоит 20-минутное занятие вейксерфом в одном из клубов при ЖК «Алые паруса» — ахнете.

Так вот, возвращаясь к приятному. Я выбрала самый визуально старый и немодный сайт винд-клуба, решив, что по-настоящему хорошие серферы в маркетинг не вкладываются. И не прогадала. Клуб, а на самом деле секта, состоит всего из двух человек: Леонида Соловьева и его помощника-администратора Кирилла. База — дачный участок около «Лахта-центра» всего в пяти минутах на маршрутке от ближайшего метро; на территории стоит тент-раздевалка, вокруг куча досок и парусов и повсюду развешана сохнущая одежда.

Первый час мы провели на суше: Леонид объяснял, как стоять, поворачивать, менять положения — короче, учили матчасть. Когда он только показывал движения, я расстроилась, что придется тратить на эти два прихлопа и три притопа час, но после того, как сама залезла на всего лишь лежавшую на земле доску, смутилась — руки не слушались, ноги путались, полная раскоординация движений. Даже решила, что пора завязывать и уходить в скандинавскую ходьбу. Преодолев путаницу собственных конечностей и договорившись с ними о нашей совместной работе, услышала: «Одеваемся, выходим на воду!» Гидрокостюм (я как продвинутый яхтсмен теперь говорю «гидрик»), коралловые тапочки, доску под мышку и вперед — на воду. То ли ветер был хороший, то ли инструктор договорился с водяным, а, может, просто я небезнадежна и запомнила все, чему меня научили, но я встала и пошла —не поплыла, ведь мы, моряки, говорим не «штормы», а «шторма». Сначала не верилось, я всячески себя убеждала, что это просто прибоем двигает доску, но нет, пошла. Выскочив спустя час из воды, сразу же спросила: во сколько можно прийти на следующий день? А на следующий день был жуткий ветер. На воду практически не выходили даже хорошо знающие парусное дело, не то что я — дилетант. Поэтому тренировалась на берегу: шаг, перехват, разворот — новая считалочка. Ветер рвал так, что доску крутило даже по песку — дух захватывало. И вот так весело, на суше и в воде, я провела все дни своего водного путешествия.

В последний день мы отрабатывали управление: закрой парус, открой, подай вперед, нет, назад, держи ориентиры…  Под командованием Леонида все получалось, но потом он отпустил меня в самом прямом смысле в свободное плавание. Скажу сразу: самым сложным для меня оказалось поднять парус из воды за бечевку; если вытаскивать его «спиной», то он просто невесомый, но мне почему-то в этот момент удавалось только занять позу птицы — как меня сразу предупредили, «срущей чайки», — поэтому поясница сдавалась, а руки стирались в кровь, но это было неплохим стимулом, чтобы не уронить парус лишний раз. Подняла, поймала ветер, пошла. Невероятное ощущение полета —водная гладь так и манит. Мне, разумеется, сказали, что не стоит заходить далеко, но когда такая малина, прерываться не хочется. В общем, когда я все-таки решила пойти обратно, к берегу, ветер поймать не удалось, поэтому пришлось вплавь: на доске, под доской, с доской под мышкой. Вода в заливе не самая чистая, и если бы было просто как у Григорьева: «Бутылку чернил / Я в Неву уронил. / Как чернослив, / Стал Финский залив!» — но нет, там просто унитаз — всевозможные женские гигиенические принадлежности прямо прибило к берегу: на глубине в воде вся таблица Менделеева, а у берега помойка. Но мысль о водонепроницаемости гидрокостюма тешила. Кстати, из-за мусора у воды много ос — постоянно приходится отмахиваться, а, значит, ронять парус, бултыхаться в воду, снова забираться на доску и вынимать парус, сдирая руки. После небезуспешных барахтаний я все-таки вытащилась на берег, но не отцеплялась от доски (доску и парус носят в разобранном виде — отдельно доска, отдельно парус; собирается прямо в воде, а разбирается практически на берегу). Потом плюнула на маникюр, все-таки отцепила. Обычно я несла доску, а с парусом помогал инструктор. Я про себя возмущалась, что это очень не по-мужски, ведь борд намного тяжелее. И, уставшая, плюнула — решила, что в этот раз сама отнесу парус, а там, может, и помогут. Но нет: поднять его невозможно, на вид легкий, он, совершенно неудобный и некомпактный для переноса, остается только волочить, что категорически нельзя делать. Поэтому моей бесповоротной участью было нести ободранными руками доску. Путь предстоял неблизкий — метров 150–200, но после длительного заплыва не было никакого желания сделать даже пару шагов. Спасла песня: подхватив доску, я как запела, что уж там — заорала дурниной: «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”!!!» — и донесла. Там и Леонид с парусом помог. Ярким получился бенефис. И, как выяснилось, на воде я провела больше четырех часов. Там, вдалеке, голова освобождается от ненужного, круче любой медитации, шарашит азарт и адреналин — лишь бы поймать ветер и не упасть, чтобы не пришлось опять поднимать парус, — да еще и приятная физическая нагрузка; время не чувствуется, помнишь лишь то, как летел, скользил, как говорят, выходил на глиссер; и это чувство несравнимо ни с какими байдарками и катамаранами (а о сапах теперь при мне ни слова), ведь пару минут назад перед твоими глазами небо сливалось с водой, а ты мчался в это никуда по глянцевым волнам —лазурным в солнечный день, а в серый — мутным, как стакан из-под кисточек с гуашью, но при этом черно-блестящим.

Леонид рассказал мне, что еще в юности стал мастером спорта по гребле, служил на флоте, а потом почему-то, будучи айтишником, оказался в налоговой инспекции, но лет десять назад ушел из бюрократии учить виндсерфингу, которым и сам лишь тогда занялся вплотную. В резиновых сапогах до бедер, соломенной шляпе, сидящий на рыбацком стульчике на берегу, он счастлив — это видно. Или с разбега наскакивающий на виндсерф, чтобы показать ученику, как надо. Виндсерфинг — это настоящее братство: все друг с другом общаются, обсуждают, что получилось и нет, какой парус взять и где подешевле купить гидрик, а не отклячивают одновременно надутые губы и жопы на арендованном на 20 минут не столько для занятия вейксерфом, сколько для инстаграма катере; а в вотсапе у меня теперь появилась группа счастливых виндсерферов, рвущаяся от фотографий, видео и новостей про сегодняшний ветер, — единственная, из которой не вышла спустя сутки.

Очень человечный вид спорта и досуг: «Если что-то пошло не так, то машите руками крест-накрест — вам обязательно помогут. Все на воде друг другу помогают», — и я верю. Не думаю, что кроме бюджета есть разница, где вы займетесь виндсерфингом, в Ленобласти или в Подмосковье, но это настоящее счастье, замечательное времяпрепровождение: кто-то счастлив смотреть на воду и учить, а я была счастлива по ней скользить и теперь рассказывать об этом. Еще и привезла в Москву совершенно небанальные сувениры — несколько коробок пластырей и пару барханов песка прямо в кроссовках. Не удивляйтесь, если в городе появится новый пляж — это из меня сыплется.

Фото: shutterstock.com

Подписаться: