«Конкуренция за студента поднимает качество» — руководитель Школы дизайна ВШЭ Арсений Мещеряков
Когда в Москве 20 лет назад открылась Британка (Британская высшая школа дизайна), никто не думал, что у нее может появиться конкурент. Но открывшаяся при Высшей школе экономики Школа дизайна стала одним из самых ярких креативных высших учебных заведений Москвы. Да что там Москвы — Школа дизайна при ВШЭ работает уже в четырех городах. Этим успехом она обязана своему руководителю Арсению Мещерякову, который согласился ответить на вопросы издателя «Москвич Mag» Игоря Шулинского в рубрике «Мы живем здесь».
Как ты в данный момент определяешь свою стратегию ведения бизнеса?
Я работал в частной дизайн-студии с 1989 года, соответственно, пережил несколько кризисов. Первый из них был в декабре 1991 года, когда бумага стоила 100 рублей, а в январе 1992-го стала стоить миллион. Потом был кризис 1998 года, потом еще, еще, еще, и в каждом из этих кризисов — а нынешнюю ситуацию иначе как кризисом назвать нельзя — у меня была всегда одна и та же стратегия: максимально не потерять время, которое объективно очень тяжелое, для работы. Усилиться, поскольку в кризис радоваться особо нечему. Работа спасает и дает возможность хоть с каким-то смыслом пережить кризисные времена. То же самое и сейчас. Мы много работаем, больше, чем в более веселые времена, занимаемся развитием, потому что любые кризисы, по жизненному опыту, заканчиваются. «Никогда так не было, чтобы никак не было», как говорил бравый солдат Швейк.
Расскажи о ваших новых форматах.
В 2020-е годы у нас череда сплошных кризисов, их было сразу два: пандемия и СВО. В пандемию в течение одного буквально дня нам объявили, что дизайн, который раньше не мыслился в таком формате, должен перейти на онлайн-преподавание. Это было непреложное требование, которое казалось невыполнимым. И знаю по опыту других дружественных европейских университетов, что оно и не было выполнено. Например, многие занятия в Берлине были практически приостановлены, по факсу рассылались какие-то задания, но это ни о чем. Многие пострадали очень сильно. А у нас получилось, что к этому моменту мы уже сформировали подход, связанный с нашим цифровым портфолио. Этот подход оказался очень удачным способом для дистанционного преподавания. Об этом никто никогда не думал, всегда цифровое портфолио было средством просмотра работ. А потом выяснилось, что это четко структурированная система, очень жестко привязанная к содержанию курса. Портфолио оказалось очень удобным и классным инструментом для дистанционного обучения. И выяснилось, что мы, оказавшись в этом океане, в пучине, в которой можно было только тонуть, быстро выплыли и поняли, что умеем очень хорошо плавать.
Фактически это послужило толчком для создания системы дистанционного face to face образования с применением Zoom, о чем до злосчастной пандемии люди слыхом не слыхивали. Кому Zoom или какие-то другие аналогичные инструменты вообще нужны были раньше? А потом весь мир о них узнал, и мы научились этим всем пользоваться. Более того, вроде бы недавно все это было, а на самом деле времени прошло уже довольно много, и, например, мы сделали на базе нашего пермского вышкинского кампуса первый в России полностью дистанционный бакалавриат по дизайну. И он очень успешно развивается. В этом году будет третий набор.
Где вы есть еще?
Точки прежде всего — это Санкт-Петербург, затем Пермь и Нижний Новгород, то есть мы находимся во всех четырех кампусах Вышки и являемся пионерами принципа, который Вышка провозгласила, может быть, даже позже, чем мы его начали реализовывать: «Один университет — четыре кампуса». Благодаря этим новым дистанционным возможностям у нас общие просмотры, у нас создана система образования, нет разорванности.
Работа спасает и дает возможность хоть с каким-то смыслом пережить кризисные времена.
Преподаватели дизайна в Петербурге такие же преподаватели, как и в Москве, они все общаются, это одна школа, без преувеличений. То же касается и студентов. Сегодня можно говорить о том, что кризис, связанный с пандемией, научил нас масштабированию с помощью цифровой платформы и дистанционных форм обучения. Мы так отработали наши программы, что можем готовить не только студентов, но и преподавателей, и это позволяет двигаться дальше. И тут произошло еще событие, всем известное, которое, в общем-то, чего уж там греха таить, ставит перед Россией необходимость повернуться в сторону наших восточных соседей.
Да, Вышка и Школа дизайна всегда стремились на Запад. И связи налаживались, и студенты ездили…
Земля круглая, как известно. Рано или поздно весь этот Восток-Запад будет единым, но сейчас да, есть санкции, есть сложности, и эти сложности не то что вынудили, а стимулировали интерес к партнерству с теми странами, которые являются для нас дружественными. Например, с Арменией. Мы сразу же, в первый год, это подхватили. Я бы пока не торопился говорить, что проект состоялся, будет только первый набор. Это все очень непросто в нынешних условиях. Но тем не менее корабль идет, мы надеемся, что этот первый международный проект Школы дизайна будет успешным и будет развиваться.
А где именно он будет, на какой территории?
В Российско-армянском университете (РАУ), он с колоссальными связями с Россией. Это не случайный выбор, там, может быть, самые благоприятные условия созданы. Но мы очень надеемся, что продолжим движение в самые разные страны. Речь может идти и об Индии, и об ОАЭ, мы ведем такие переговоры постоянно. Просто в образовании циклы долгие и нужно все-таки запустить первый проект, чтобы показать на его примере.
Волею судьбы в Ереване еще оказались и маститые педагоги-дизайнеры…
Да-да, в Ереване есть и преподавательский состав, есть и интерес со стороны местных абитуриентов, в общем, все складывается. Другое дело, мы живем в настолько турбулентную эпоху, что, как говорится, не загадаешь. Но мы находимся в работе.
Армения не очень обеспеченный регион, а обучение в Вышке все-таки для up-middle класса. Как местный абитуриент при всей своей любви к дизайну, архитектуре и современному искусству сможет платить?
Это мы и посмотрим. Колоссальный интерес к программе есть, и мы собирали на днях открытых дверей огромное количество интересующихся. Положительный отклик существует, но вопрос в том, что мы не можем себе позволить дискриминировать наших преподавателей. Принцип «Один университет — четыре кампуса» или «Одна школа — один подход» всегда будет опираться на то, что преподаватель в Армении, в Москве, в Санкт-Петербурге и в другом городе получает приблизительно (могут быть какие-то разумные отклонения в пределах 10–15%) одну зарплату.
Вопрос о Школе дизайна в Москве. Так случилось, что я посетил очень много кампусов в разных городах Бельгии и Голландии. И надо сказать, что я очарован их кампусами. Мы все-таки, что касается университетов, живем в Средние века. У тебя просто, наверное, физически не хватает на это рук, но это очень важная вещь — когда родитель приходит на день открытых дверей. Никто не говорит о шикарных пространствах, я имею в виду столовые, зоны отдыха — у нас это все не сделано. Я думаю, если вы открываетесь в других точках, очень важно, чтоб эти места, где студенты собираются, были продуманы. Ты занимаешься этим?
Смотри, я оказался в ВШЭ по приглашению Татьяны Ривчун в 2012 году. Первое, что я сказал: нужно здание, нужно то, нужно се, мне сказали: да-да, конечно, и потом были какие-то пространства, которые всерьез невозможно было рассматривать. И вот мы оказались в историческом здании, когда-то принадлежавшем МИЭМ. Но оно было в таком состоянии, что, когда я вошел, мне хотелось убежать и никогда не возвращаться. Абсолютно совковое, никакого отношения не имеющее ни к международным кампусам, ни даже к Британке, которая тогда уже была причесанная и красивая на «Артплее». Но тем не менее я все-таки занялся этим проектом. Мы это здание превратили в то, чем оно стало сейчас. За те крохи, что нам выделялись, мы день за днем строили свой кампус. Это, конечно, не Эйндховен, который находится в огромных цехах Philips, но тем не менее, если сейчас можно было бы перенестись на 11 лет назад и сравнить, то мы увидели бы, что теперь это модное, классное, намоленное творчеством здание. Но главное не в этом. Оно таким стало, потому что университет — это прежде всего люди: студенты и преподаватели. И они создают среду. Мы ее создали, в том числе и ремонтируя это здание, и создавая ту цифровую среду, о которой я говорил, потому что наш цифровой кампус сегодня играет очень важную роль. Думаю, что мы уже достигли уровня Behance, не по количеству, естественно, посетителей, а по качеству продукта. Мы так между делом, получается, создали то, что сейчас принято называть словом «импортозамещение» — дизайнерское портфолио, которое полностью отвечает стандартам качества мировых дизайнерских соцсетей.
Конечно, здорово, когда приходит частный инвестор, дает 100 млн долларов, а лучше миллиард на кампус. Но такого не бывает. Видите, что творится. Тут уж не до кампусов.
Многие профессора и студенты, которые составляли значимую часть университета, по разным причинам переехали в другие страны. Как ты с этим оттоком справляешься?
Система никоим образом не изменилась. Отток был дважды — в момент, когда все началось, и позже, когда в сентябре объявили частичную мобилизацию. Удивляться тут нечему, но еще раз: совершенно невозможно представить себе страну, из которой уедет вся интеллигенция. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Поэтому кадры остаются и нужно заботиться о среде, в которой мы находимся в этой кризисной ситуации, и делать что-то созидательное. Это очень важно, и, конечно, я не могу ни в малейшей степени согласиться с тем, когда дискриминируют в соцсетях людей, которые остаются рядом со своими близкими, родными и друзьями на той территории, на которой они выросли. Это невозможно даже обсуждать, а не то что осуждать, на мой взгляд.
Цель этой серии статей — обсуждать в том числе и эту тему.
Но мне кажется, тут обсуждать нечего! Это выбор каждого, у каждого есть разные обстоятельства, могут существовать самые разные точки зрения, но они не дискретные в плане уехал-остался, за белых, за красных пошел воевать, не все люди воюют. В условиях того, что происходит сейчас, большинство людей все-таки не воюют, слава богу, и чем меньше людей будет воевать, тем лучше. Задача — свести это вообще к нулю.
Сколько стоит сейчас обучение в среднем в Школе дизайна?
С учетом скидок в среднем это порядка 500 тыс. в год.
В принципе, доступная история получается.
Во-первых, я считаю, что российская система высшего образования, которая сочетает в себе бюджетные места и платные — одна из самых разумных систем, с которыми я сталкивался. Потому что я вот встречался, например, несколько лет назад (может, сейчас что-то поменялось) с израильским профессором, который хотел у нас что-то делать. Я спрашиваю, а что ты у себя-то это не делаешь, если ты такой умный, говоришь, такая классная программа. «А у меня спонсора нет! То есть инициатива не может быть оплачена, потому что есть госфинансирование, и мы не имеем права брать платных студентов». Получается, это сковывает. Возможность конкуренции за студента поднимает качество, как и любая конкуренция. Поэтому я считаю, что смешанная система (бюджетные студенты плюс платные) создает стимул для развития высшего образования, для создания интересных новых программ, мотивитрует творческих людей в образовании что-то делать. Мотивация же не в том, что я денег больше получу, это понятно. Обратная связь! Ведь, понимаете, капитализм — это еще и обратная связь. Когда ты создал товар, продукт, научился его продвигать и видишь, что люди его покупают, что у тебя растут тиражи, это же невероятная обратная связь. Вряд ли Илон Маск или Билл Гейтс так много кушают, что им эти новые горизонты бизнеса нужны для питания. Нет, это, конечно же, вопрос обратной связи, развития.
Думаю, что мы уже достигли уровня Behance, не по количеству, естественно, посетителей, а по качеству продукта.
Второе: 500 тысяч — мы привыкли считать оплату за год, когда поделим — это 50–40 тысяч в месяц. Безусловно, кому как, но, в общем-то, это доступные цифры. Посмотрите, сколько стоит хорошее образование в хорошей частной средней школе — оно больше стоит.
Я уж не говорю о третьем факторе, что в таком образовании, как дизайн, где студенты начинают работать над проектами, ко второму курсу у них уже собирается портфолио, которое они вполне могут монетизировать. И мы поддерживаем их поиск и их сотрудничество с работодателем; они в рамках учебы могут делать проекты, которые каким-то образом могут использовать для работы. Очень многие начинают зарабатывать как фрилансеры. И тогда эта система выглядит совершенно иначе — как некий бизнес-инкубатор, в который студенты инвестируют, чтобы тут же это вернуть, отбить. Это слова из бизнес-лексикона, но тем не менее. Конечно, не в каждой профессии устроено именно так, как в дизайне, но в каждой профессии, наверное, образование — это инвестиция. Просто где-то более долгая и сложная, в дизайне же она вполне может окупаться уже на втором курсе.
Ты такой «старый» руководитель, своими руками все делаешь. В этом есть и плюсы, и минусы. Но если бы ты сейчас поехал открывать университет в какой-нибудь стране и тебе дали бы очень интересную модель финансирования, ты поехал бы туда с семьей?
Тут два вопроса: первый — я бы вписался в любой интересный проект при условии, что этот проект был бы совместным с Вышкой. До 2012 года мы были абсолютно частной дизайн-студией (одно из первых в России дизайн-бюро Agey Tomesh. — «Москвич Mag»), и я знаю, насколько прекрасно ни от кого не зависеть. Теперь я знаю другую сторону: что крупный проект не так просто сделать, должно очень многое сойтись. А Вышка — это очень крупный проект, огромная сложная система, с которой я научился взаимодействовать. У нас более четырех тысяч студентов, и мы растем. Поэтому с Вышкой я готов делать разные проекты и делаю, и это часть нашей стратегии развития.
То есть если партия, то бишь Вышка, скажет «да» — ты готов переехать?
Это второй вопрос по поводу переезда. Я очень тяжело переживаю ситуацию, которая сложилась в 2020-е годы. Я имею в виду два этих кризиса, которые ужасно изменили мой мир. Произошло много страшного, и не приходится говорить о свободе передвижения. Я вообще абсолютный путешественник, но все-таки мой город — Москва, я живу здесь, и мне сложно представить дом в другом месте. Хотя я могу быть в Берлине, Франции, во многих местах у меня есть друзья, близкие, какие-то связи. Но становиться экспатом полностью, наверное, это не то, о чем я мечтаю.
Фото: Дима Жаров