Объекты архитектурного наследия в городе всегда находятся под пристальным вниманием властей, а вот загородные дачи не вызывают у них большого интереса. Фотограф Федор Савинцев исследовал поселок Кратово и обнаружил там великолепные образцы дачной архитектуры. Из этого исследования родился проект «Кратовские дачи»: инстаграм, выставка и книга. 

Расскажите, чем вы занимаетесь в Кратово?

Изначально я документальный фотограф, я не архитектор. Но последние два года меня связали с архитектурой. Во-первых, я придумал и сделал проект «Шесть соток», посвященный вернакулярной архитектуре (архитектуре без архитектора. — «Москвич Mag»). Там меня интересовала яркость фасадов, необычность построек и то, что все эти постройки делали сами люди. А потом, переместившись в среднюю полосу, в поселок Кратово, где я вырос, я начал обращать внимание на советский период дач. Они более эстетичные, но это не дореволюционная архитектура, а скорее 1930–1970-е годы. Некоторым домам я помогаю. История из просто фотографии перешла в реальность.

А как вы ищете объекты?

Это планомерная работа исследователя. Я прочесывал практически каждую улицу, выявлял объекты, потом искал контакты хозяев, чтобы было возможно сделать не только фотографии, но и пообщаться с людьми.

Мне было важно, чтобы заходная картинка объектов была снята с фронтальной точки. Это отсылки к семейной паре Бехер, элите середины века (Бьерн и Хилла Бехер — семейная пара фотографов, снимавших индустриальные объекты. — «Москвич Mag»). Я просто продолжил делать эту историю, стилизовал ее в таком формате. А дальше все это вырисовалось в некое документальное исследование, когда от фронта архитектуры входишь в пространство собственников жилья. Мой опыт фотографа и документального исследователя позволяет мне коммуницировать с жителями.

Я понял, что истории, которые я собираю, по-своему уникальны. Когда говорят о поселке Кратово, местные краеведы перечисляют фамилии известных жителей и их дачи, а больше никого (в поселке родились и жили поэт Булат Окуджава, композитор Сергей Прокофьев, писатель Михаил Зощенко и другие. — «Москвич Mag»). На самом деле ни один краевед не исследовал архитектуру дальше, никто даже не знал, что в этих домах живут люди. По факту я стал архивариусом, который собирает информацию, документирует. Понятно, что меня на все не хватит, по идее, этим должны заниматься профессионалы, которые связаны с архитектурным миром. Но я создал увлекательный тренд, который разошелся в разные города. Я вижу, что поднимается интерес к историческому изучению дачной культуры.

О какой конкретно эстетике идет речь? У нее есть название?

Я не могу ее классифицировать. Если мы говорим про Кратово, то оно появилось в советский период дачного строительства. Сами архитекторы никак не исследовали конкретно этот период. Есть дореволюционные дачи, которые можно отнести к стилю модерн, даже к смешению стилей, эклектике. А здесь нет никакого понятного стиля.

Это то, что часто называют писательскими дачами?

У писательских дач в Переделкино есть архитекторы. Сейчас там по моей инициативе ведется исследование. Предполагается, что к постройке некоторых домов там приложил руку архитектор Эрнст Май. Здесь же даже если упоминаются какие-то фамилии архитекторов, то точных данных по ним нет, фактологии нет. Поэтому нельзя сказать, что конкретно Щусев строил в таком стиле. Там прослеживаются элементы теремков, русский модерн и еще что-то. Но это все очень хаотично. Я бы относил это все к популярной народной архитектуре.

Ваш проект «Кратовские дачи» закрывается выставкой и публикацией книги?

Выставка открывается 22 июля в Музее архитектуры им. Щусева — это крупнейший архитектурный музей нашей страны. Мне очень отрадно, что фотографический, документальный по факту, проект дачной эстетики оценен руководством этого музея. Экспозиция посвящена коллекции предметов, которые я сумел спасти, выхватить из рук нерадивых хозяев, планировавших эти вещи выкинуть. Там будет более ста предметов из Кратово: предметы быта, мебель, игрушки, деталировка — и, конечно, сами фотографии. Концептуально это образ растворяемой истории, симбиоз эстетики воспоминаний и эстетики утраты.

Книга уже более тривиальна — это просто собранные истории из публикаций в инстаграме, упакованные в некую верстку. Важно отметить, что у всех этих проектов профессиональные издатели — это Музей архитектуры им. Щусева и крупнейшее архитектурное издательство Tatlin. Это не самиздат, не какие-то мои фантазии, а профессионально оцененный проект. На мой взгляд, я сдвинул с мертвой точки эту тему, тренд пошел в мир, появляются статьи по изучению дачной культуры, он развивается уже без меня.

Речь идет только про поселок Кратово или вы работаете и на других объектах?

С домом творчества Переделкино мы делаем краеведческое исследование про остатки старых дач писательского периода. Там еще сохранились объекты, которые не успели видоизмениться. Но там другая эстетика, другая культура — огромное количество жильцов, которые менялись. Это попроще в плане поиска, но и объектов сохранилось не так много.

Я в любом случае планирую открывать фонд, который будет помогать спасать дачи. Есть и планы, и люди, которые хотели бы помогать их восстанавливать.

Фонд будет помогать реставрировать эти дома?

Да, примерно так. Я бы сформулировал задачу — сохранить архитектурное наследие деревянного зодчества, даже, можно сказать, индивидуальной жилищной застройки. Например, в Ленобласти дореволюционная эстетика находится под охранным статусом, но все эти объекты все равно разрушаются. Государство не выделяет средств для поддержания объектов, которые находятся в частной собственности. Люди не могут обеспечить должного ухода этим домам, в результате чего эти дома просто будут утрачены. А они представляют интерес, как мне кажется, с точки зрения нашего культурного наследия вне зависимости от того, что они находятся в частной собственности. Поэтому идея фонда заключается в том, чтобы помогать частным объектам, в том числе восстанавливать дома, чтобы они сохраняли облик.

Но вы и сейчас стараетесь спасать заброшенные и умирающие объекты?

У меня есть такие проекты, которые связаны с поддержанием, но все это упирается в финансирование, а его могут обеспечить спонсоры или фонд.

А удавалось найти спонсоров?

Есть такие люди, которые помогают, выкупают дома. Например, была история в Орехово-Зуево. Когда информационная волна, которую я поднял, и попытка спасти дом оправдалась. Нашелся человек, который вложил деньги и перевез дом, сейчас он его восстанавливает, проводит реставрационные работы (Федору удалось спасти историческую бревенчатую усадьбу начала XX века, продававшуюся за 1 рубль на дрова. За дом вступился депутат Московской областной думы Вячеслав Фомичев. Он вызвался перевезти усадьбу и заняться ее восстановлением уже в музее в селе Ивановка. — «Москвич Mag»).

Реставрировать такой дом дороже, чем построить новый?

Реставрация — это, безусловно, не дешевый вариант, но здесь мы больше говорим о ремонтно-восстановительных работах. Потому что реставрация происходит на объектах культурного наследия. А здесь никаких охранных цензов нет.

Возможно, просто выгоднее снести и построить новое? Поэтому никто не борется?

Это всем так кажется. Но ведь такой эстетики уже не будет. Люди, покупающие такие дома, не всегда отдают себе отчет, что они хотят. Построить вместо бревенчатого дома, которому 70–80 лет, что-то из пеноблока? Это глупость полнейшая! Дерево уже устоявшееся, и модернизировать его проще, чем построить из пеноблока и мусора что-то. Это мое мнение.

Сейчас, наоборот, все считают, что дачи надо строить из бетона и камня.

Я считаю, это от отсутствия культуры и понимания. Я всем рекомендую обращаться к архитекторам. Чем больше будет спрос, тем больше будет появляться интересных индивидуальных проектов. До революции ведь именно так и делали. Все индивидуальные проекты заранее спроектированы, там нет хаотичной постройки, есть художественная ценность.

Сейчас ни одна советская дача не находится под охранным статусом, и они подвержены разрушению и модернизации в угоду вкусов новых хозяев. А государство никак не занимается сохранением облика этого периода, который отчасти тоже является уникальной историей. Старинных дач в целом много, но большинство все же охотятся за участками, а дача — это мусор, который можно снести. Поэтому проект — это такая попытка сохранить пусть даже воспоминания о настоящей дачной культуре.

Может, просто дачная культура изменилась?

Общий уровень культуры изменился. Люди перестали понимать, что такое эстетика. В большинстве случаев люди строят сейчас загородные дома без какой-либо идеи, нет никаких преемственных традиционных моментов. Они перестали декорировать свои дома. Если говорить про советскую дачу как целостное явление, то там присутствуют все элементы декора: есть и внешний декор, и внутренняя отделка, и все это отвечает каким-то художественным характеристикам. В сегодняшних реалиях главенствующая функция — это экономия во всем. Правда, сложно сказать, что обеспеченные люди тоже строят себе что-то интересное. Нет. Экономия идет в первую очередь на идее, на архитекторе. Людям почему-то кажется, что квадрат с дырками — это уже дом. Но это не дом. Это всего лишь полуфабрикат. Для того чтобы его можно полноценно было назвать домом, на мой взгляд, он должен обладать хоть каким-то культурным базисом. Чтобы понимать, ради чего ты в жизни живешь, а не просто существуешь и ночуешь в коробке из дешевых материалов. Я не понимаю, какой в этом смысл. Мой взгляд в инстаграме — это призыв к возврату к эстетизму в предметах, домах, жизни. Это может звучать идеалистически, но я бы к этому стремился.

А сейчас в таком стиле строят вообще?

Очень редко. Сейчас идет запрос на безликость, на утилитарность. Я бы утилизировал все эти ужасные проекты. По факту из бытовок собирают какие-то модульные дома и называют это современной архитектурой. Проблема большая, я ее даже не рассматриваю как проблему, а рассматриваю как стремление к унификации и обезличенности. Сейчас дети проживают в панельных домах или в домах массовой застройки и перед глазами каждодневно видят эту безличную архитектуру, и у них в подсознании записывается этот образ как норма. «Я так живу, значит, это нормально и вряд ли может быть по-другому».

 У вас нет ощущения, что это борьба с ветряными мельницами? Пока вы спасаете одну дачу, застраиваются гектары типовыми коттеджными поселками.

Я все время думаю над этим образом. Это даже не ветряные мельницы, а горящие угли. Я стараюсь задать тренд и вектор, чтобы люди поняли, что такое культурное наследие даже в дачном строительстве. Если найдутся люди, которые этим заинтересуются и что-то сохранят, это уже победа. Если посмотреть отдачу от публикаций в моем маленьком блоге — там 10–15 тысяч человек, а из них 100–500 человек каждый пост смотрят — это каждодневная работа с реальностью.

Госорганы вам помогают или выходят с вами на связь?

Инициативу сейчас проявляю практически всегда я. Я сам вышел на связь с Министерством туризма и считаю, что все это лежит в плоскости развития туризма в России. Когда вы отправляетесь в очередное путешествие по малым городам, вы могли остановиться в одном из этих теремов или усадеб как в гостинице, получить эстетическое удовольствие от соприкосновения с культурным объектом. Я вижу такой план, но никаких практических действий у нас в Минтуризма пока не произведено.

А вы были бы рады, если бы кто-то из госструктур подключился?

Несмотря на то что по факту с их согласия уничтожается культурное наследие, моя позиция такова, что взаимодействие более эффективно, чем противодействие. Если выступать в качестве оппонента определенным структурам, то они просто уходят в глухую оборону и никакой пользы от этого нет. Безусловно, общественный контроль и общественная деятельность должны работать. Я — за взаимодействие.

Фото: Федор Савинцев