Шок первых двух месяцев новой жизни прошел, и задымил разлом между двумя образами мысли. Те, кто последние восемь лет страшился глобализма, высказывают теперь свое «фу» носителям гуманитарного запроса, и противники в долгу не остаются. Параллельно расцветает жанр доноса и выявления «недостаточно своих» среди своих. Почему это происходит? Все примеры в статье реальны, но донос не наш конек, поэтому лица и места действий максимально завуалированы.

Партсобрание и донос

Одна медиаменеджерка, влиятельная в профессиональном сообществе, написала в соцсетях, что будет стучать на российских коллег европейским — на всех, кто отмалчивается в этой непростой ситуации. Потому что если отмалчивается — значит, имеет враждебную ей позицию.

Она подчеркнула, что уничтожит репутации тех, кто не стоит с ней плечом к плечу против врага. И все бы ничего, только работала она в государственной конторе, имела там руководящую должность. И несмотря на то что медиаменеджерка извинилась в комментах к посту, осознав абсурд ситуации, осадочек у коллег остался.

Много лет назад, когда наша героиня еще не родилась, в стране, где мы с вами живем, были модными партсобрания и доносы. По сути партсобрание не было сбором членов партии. Матерый партиец сидел во главе стола или на возвышении, а перед ним располагались рядовые сотрудники, часто никакие и не члены. Председатель учил их жизни и порицал. Апофеозом партсобрания становилось принятие некоего решения единогласно. Голосование не означало разделения мнений, голосовать «против» было нельзя, можно было «воздержаться» — этот третий тип выбора означал тихое сопротивление. И за него можно было поплатиться в дальнейшем. При распределении продуктовых наборов или путевок в Крым воздержавшегося могли обойти стороной.

Гораздо более серьезные санкции могли быть наложены на жертву доноса. Абсолютно каждый член трудового коллектива мог донести. То есть написать «куда следует» о том, что человек проголосовал «за», а потом у себя в комнате говорил, что на самом деле он против. Доносы были популярным методом сведения счетов, личной мести, продвижения на работе и улучшения жилищных условий. Можно было получить рабочее место или жилище того человека, на которого настучал.

Любая нервная ситуация запускает историческую память, и несогласных (или якобы несогласных) распинают и сейчас — не «враги», не власти и их приспешники, а сами добрые бдительные односельчане.

Низовая инициатива и нематериальная выгода

Антрополог Александра Архипова выделяет три типа доноса. Первый, «квартирный», ради материальной выгоды. Второй ради собственной безопасности: «если не донесу, донесут на меня». Третий — донос ради доноса.

Второй тип характерен для тоталитарного государства; таковым были Советы, где все шагали в ногу и должны были единогласно и внятно высказывать единое мнение, совпадающее с линией партии.

Мы с вами все еще живем в атомизированном мире, где каждый думает что-то свое и ходит сам по себе. К тому, чтобы все гуманисты до одного публично артикулировали свою позицию, сегодня призывают уехавшие, невольно воспроизводя советские привычки. Оставшиеся дома за некоторым исключением ведут себя аккуратнее.

Первый пункт тоже отпадает: никакой материальной выгоды от выявления инакомыслящих и доносов бдительные граждане сейчас не получают. По крайней мере пока. Так что актуальным остается третий пункт: проявить низовую инициативу, чтобы почувствовать себя актором — существом действующим. Важным, значительным, что-то решающим в этой сумятице. С помощью доноса, а значит, срыва концерта, обыска или облавы, маленький человек консолидируется с властью. Его личный запрос на социальную справедливость удовлетворяется. Он теперь не винтик, а ответственный гражданин.

В одном закрытом культурном сообществе, работающем все больше онлайн, в первые же недели событий самые молодые и борзые его члены принялись выкрикивать: «А что же молчат N и K? Мы так им верили, так на них равнялись!» Надо отметить, что N и K в компьютерах особо не сидели и не тусовались в том онлайн-сообществе. Это были пожилые уважаемые люди, прошедшие много будоражащих этапов вместе со своей страной. Они умели молчать в тот момент, когда их мнение ни на что не влияло. Молодые и борзые свои требования никогда не посмели бы кинуть мэтрам в лицо. Мэтры не знали об их нападках. В безопасном пространстве своими острыми высказываниями молодые повышали личный социальный капитал внутри сообщества.

По итогам спецоперации иные обитатели безопасных территорий создают себе блестящую репутацию одними высказываниями, без продуктивной деятельности. Поскольку виртуальные медали можно завоевать поведением, правильным для той или иной группы товарищей.

Осуждение как позиционирование себя

Одна галерея в коллаборации с другими вполне мирными культурными сообществами сделала выставку к Дню Победы в ВОВ. Ее освистали в соцсетях люди, которые теоретически могли бы ходить в эту галерею или примерно в такую же. А ведь мероприятия «про Победу» уже много лет как включены в московское расписание и обязательны для театров, музеев и домов культуры. Каждый делает, что может, и у некоторых регулярно получается высокое искусство.

Один писатель решил отправиться в зону действий и был настроен чрезвычайно патриотически. Выпив как-то вечерком, он решил попрощаться со своим приятелем, тоже писателем. На всякий случай, вдруг чего. Спьяну он звучал так восторженно, что приятель-гуманист взял да и записал их диалог, да и выложил на всеобщее глумление. Пост завирусился, о разговоре узнали все. Писателя, собравшегося умереть за родину, обсмеяли и предали остракизму.

В этих примерах заявили о себе и выгуляли свои белые пальто два деятеля искусств. Примечательно, что выставили в дурном свете они людей из своего ближайшего круга.

Месть интеллигенции друг другу, внутреннее пожирание вида еще послужит мясом для диссертаций грядущих десятилетий. Ненависть к ближнему как ненависть к себе, проявляемая в реакции на мир. Позиционирование себя через отрицание и травлю во времена, когда еще вчера с утра до вечера говорили об этике и хрупкости. Психологам будет о чем написать.

Не знаешь, откуда прилетит

Один уважаемый в своей области специалист отправился добровольцем в Мариуполь — не чтобы применять свое экспертное мнение, а чтобы работать в пункте помощи украинским беженцам. Он успокаивал их, помогал разбираться с документами и планами дальнейшего перемещения по стране и за границей, объяснял, какая работа и какие условия жизни ждут их в разных русских регионах. Словом, делал все то, о чем не подумали устроители переселения народов, вполне гуманистически затыкал смысловые дыры. И что же вы думаете? В соцсетях он получил люлей и от тех, и от этих. Его обвиняли в предательстве родины, соглашательстве, заигрывании с государством, заигрывании с оппозицией. Каких взглядов изначально придерживался наш доброволец, никого не интересовало.

Один мальчик, служащий программистом в госорганизации, неловко обозначил свою общественную позицию в личном телеграм-канале с двумя сотнями подписчиков. Из его реплики могло следовать, что он поддерживает доктрину, непопулярную в левых кругах (на самом деле нет). С ним расторгли контракт, несмотря на то что контора была государственной и ее окна в коридоре украшали магические буквы. Просто непосредственный начальник мальчика был «за все хорошее». Формальным поводом к увольнению стали регулярные опоздания на работу, которые, впрочем, практиковали все IT-сотрудники этой компании.

Возмездие как за высказывание, так и за молчание может поступить откуда угодно. От друзей, с которыми ты позволил себе неаккуратное высказывание спьяну. От начальника, который казался единомышленником, но сам себя перехитрил. От незнакомых людей, которые превратно расценят твое поведение.

Игра в ура-патриотов и национал-предателей может закончиться для нас очень плохо — полным расколом общества, охотой на ведьм. Срачи в соцсетях с некоторых пор отлично воплощаются в реальности. Любой злой пост может стать поводом для давления со стороны государства. Агрессия внутри профессиональных сообществ не сгладится в мирные времена, которые неизбежно придут. Ибо профсоюз будет помнить своих героев.

Так мы и будем жить, тихо злясь друг на друга. И уровень доверия, без того низкий исторически, снизойдет до бесконечно малых величин.

Иллюстрация: С. А. Григорьев. «Обсуждение двойки»/Государственная Третьяковская галерея