, 6 мин. на чтение

«Мне захотелось выстроить повествование от лица «плохой» подруги» — писательница Ася Демишкевич

В издательстве «Альпина. Проза» вышла новая, дополненная версия книги «Там мое королевство» писательницы Аси Демишкевич, автора романов «Раз мальчишка, два мальчишка» и «Под рекой». «Там мое королевство» — история болезненной дружбы Ани и Леры, девочек из не очень благополучных семей, которые спрятались от реальности в выдуманном мире, назвав его королевством. Девочки решили не разлучаться и не взрослеть, однако с годами одна из них стала задыхаться от этой дружбы, ставшей по сути капканом.

Ася, секс и смерть — вечные темы. Вы к теме смерти неравнодушны, но и о дружбе задумались. Как возникла история подруг Ани и Леры и насколько она личная?

О дружбе всегда хотелось поговорить. Если посмотреть мои прошлые романы «Раз мальчишка, два мальчишка» и «Под рекой», там так или иначе линия дружбы есть и играет важную роль. Мне хотелось написать книгу, в которой дружба стала бы центральной темой. А история Ани и Леры началась давно. Первая версия романа «Там мое королевство» появилась, когда мне было лет десять. Я написала в тетрадке волшебную историю дружбы двух девочек, основываясь на личном опыте. У меня была подруга, с которой мы фантазировали о королевстве, придумывали заклинания и ритуалы. Тогда я сочинила историю о том, как девочки попали в волшебный мир, там их ждали разные приключения и испытания, а конец истории был весьма реалистичным: подруги разлучились, потому что одна осталась в сказочном королевстве, а другая ушла в реальный мир. В 2021 году я вернулась к истории дружбы девочек — написала сборник новелл «Там мое королевство». В новом романе я сохранила основу — детскую дружбу, но переработала сюжет. Рассказ вырос в роман, финал истории изменился.

Насколько сегодня важна дружба или, возможно, пандемия, забота о личных границах разобщили настолько, что ослабили запрос на дружбу?

Уверена, что дружба важна всегда, она может трансформироваться от эпохи к эпохе, но остается базовой ценностью. Для многих дружба — это возможность найти своих, обрести семью, которая не сложилась с кровными родственниками. Думаю, книг о дружбе будет становиться больше. Надеюсь, и не о токсичной тоже.

Героев ваших книг окружают тексты. В новом романе королевство и мертвая курица рифмуются с повестью Антония Погорельского «Черная курица, или Подземные жители». Отец Ани ненавидит «вредные» «Хроники Нарнии» Льюиса и третирует дочь, заставляя зазубривать сюжет «Сказки о военной тайне… » Аркадия Гайдара. На каких книгах росли вы и как это на вас повлияло?

Я родилась в 1988-м. Когда я была ребенком, у меня было мало детских книг. Я быстро их прочитала и переключилась на то, что было в шкафу: читала Александра Дюма, «Всадника без головы», «Сагу о Форсайтах». Но Дюма и Майн Рид не произвели на меня глубокого впечатления. А потом я открыла «Хоббита», «Властелина колец» Толкиена и Стивена Кинга. Вот они-то на меня повлияли, как и тексты Андрея Платонова, которого я стала читать в университете на журфаке.

Аня — властный лидер, Лера — ведомая, мягкая. Вы дали слово отталкивающей Ане. Чем она вам интереснее, чем более адекватная девушка?

Есть фильмы, сериалы и книги про токсичную дружбу, в них всегда повествование ведется от лица более нормальной — ведомой — подруги. Если говорить о книгах, то это «Моя гениальная подруга» Элены Ферранте, «Книга гусыни» Июнь Ли, «Течения» Даши Благовой. Мне захотелось выстроить повествование от лица «плохой» подруги, потому что обычно ей слова не дают. Стало интересно к ней присмотреться. Вы сказали, что Аня — очень неприятная героиня. Думаю, если она отталкивает, это замечательно, значит, она вызывает сильные эмоции. Но изначально Аня такой не была. И влияние семьи здесь, конечно, важно. В романе есть моменты, когда Аня вставала перед выбором, каким человеком быть, но вместо того, чтобы меняться, она ушла в свой выдуманный мир и вполне реальные манипуляции. Интересно наблюдать за трансформацией героини: как детские игры превращаются в манипуляции, а недолюбленный ребенок — в контролирующего деспота.

Во всех ваших книгах дети одиноки в своих страхах, а взрослые им не опора. Более того, взрослые порой опасны для собственных детей. Эта тенденция имеет личные предпосылки?

Я пишу о том, что видела в своей жизни и у многих друзей и знакомых. Несчастливых семей я знала больше, чем счастливых. Отец-коммунист, мать-жертва или сектантка — все это мне знакомо. К коммунизму меня пытался приобщить отец, который, как и отец Ани, считал, что мы с сестрой должны ходить на митинги. Не могу сказать, что семейные истории девочек досконально повторяют мой опыт, но я всегда беру из жизни очень многое. Жизнь — прекрасный материал, который можно художественно обрабатывать, видеть в ней сюжеты и находить метафоры.

Родители читают ваши книги?

Мама читала первую редакцию «Королевства». Сказала, что ей все нравится, но непонятно. Так же было с чтением «Мальчишек». При этом мама с удовольствием читает поэзию, например шестидесятников, так что у нас разные вкусы, я не вижу проблемы в том, что мои книги ей непонятны. Отец читать не любит, ему хватает того факта, что я просто пишу книги.

Просмотр читательских отзывов наводит на мысль, что от художественных книг порой ждут развлечения или утешения. Вы же пишете о весьма болезненном — человек и война, раскол в семье, отец-маньяк, манипуляции в личных отношениях и так далее. Кажется, что проговаривание этих тем психотерапевтично и для автора, и для читателя. Насколько легко вплетать личные детали в художественный текст?

Легко. Всегда есть понимание, зачем это нужно в тексте, и есть художественная дистанция, которая помогает мне чувствовать себя нормально, даже когда пишу о чем-то болезненном и страшном. Если говорить о читательских ожиданиях, то на каждый отзыв, в котором кто-то упрекнул мои тексты в мрачности или чернухе, приходится еще десять, в которых меня поблагодарили за роман и сказали, что он их поддержал. Писательство для меня точно не проговаривание травмы. Точнее, затевается все не ради этого. Я пишу, потому что хочу рассказать какую-то историю, следую за образами или фразами, которые пришли в голову, пытаюсь их разгадать, распутать и понять, куда это все приведет.

В романе подруги размышляют: «Взрослые могут отправиться только в рай, или в СССР, ну или в Турцию, на худой конец». Страх повзрослеть, мучавший героинь романа, инфантильная черта отдельно взятых девушек или примета поколения?

Повзрослеть не хотела Аня, потому что она в принципе не хотела меняться, выйти за пределы выдуманного мира и потерять контроль над подругой. А Лера взрослеет и находит радость в этом взрослении. Я бы не сказала, что страх взросления — поколенческая черта тридцатилетних. Просто концепция взрослости поменялась. Если мы спросим моих сверстников и, например, наших родителей о том, что такое взрослость, мы получим разные ответы. Для меня взрослый человек — это самодостаточный человек, который сам себе друг, тот, кто не пытается закрывать свои эмоциональные дыры за счет других. А еще взрослый всегда готов учиться и меняться.

Получается, в романе не только девочки, но их родители, замкнутые на свои мирки с коммунизмом и религией, не очень-то взрослые. Девочки далеки и от религии, и от политики. А какой были вы в их возрасте?

Конечно, они все не очень взрослые. У всех героев есть собственные «королевства», куда они убегают. В старших классах школы никто из моего окружения, в том числе и я, не интересовался политикой и тем, какие процессы происходят в стране. Интересы были другими: учеба, отношения, музыка, поступление в университет. С возрастом эта герметичность интересов проходит, думаю, это один из признаков взросления.

Фольклор, мистика есть и в прошлых ваших книгах, и в новом романе. Чем это вас притягивает?

Когда я училась в Петербурге, ходила на курс по антропологии и фольклору к Светлане Борисовне Адоньевой и очень прониклась. Даже если мы не рефлексируем по поводу фольклора в нашей жизни, не читали книги Владимира Проппа, многие архаические, фольклорные вещи записаны на подкорке, потому даже неподготовленный читатель их поймает.

Сегодня книжное сообщество о прозе тридцатилетних, а значит, и вашей тоже, говорит как о самостоятельном культурном феномене — с разговором о травме, регионах и гендерных проблемах. А чего вы ждете от прозы своих ровесников? И каких тем вам не хватает?

Разнообразия тем мне хватает. Не хватает качественных хорроров. Очень хочется, чтобы это было не переложение Кинга на русскую почву, а что-то уникальное. Жду не пугалок, а разговора о важных, болезненных темах. Ведь о многих социальных проблемах хоррор может классно рассказать. Потому что о сложном удобно говорить через страшное и весь тот спектр выразительных средств, которые это страшное дает. На самом деле я, конечно, ничего не жду, а пишу потихоньку хоррор сама.

Фото: пресс-служба издательства «Альпина. Проза»