История семьи архитектора, художника, основателя Архитектурной школы МАРШ Евгения Асса похожа на захватывающий роман. Евгения Гершкович поговорила с Евгением Викторовичем и его сыном Кириллом о судьбе их дедов и прадедов и о том, как их династия выстроилась в уже три поколения архитекторов.

Евгений Асс, архитектор:

Фамилия Асс довольно редкая…

В разных еврейских общинах она появлялась в разных написаниях. Например, в Болгарии у сефардов я встретил фамилию Асса. Наша происходит из польско-литовской общины Виленской области, из города Ковно, нынешнего Каунаса, оттуда происходит и мой прапрадед Рахмиель Асс.

То, что портной из Ковно оказался в Петербурге, то есть сумел пересечь черту оседлости, говорит о наличии статуса купца не ниже второй гильдии. Женат Рахмиель был на Раисе Наумовне Тверье, тоже родом из Ковно. По-видимому, в Петербург они приехали вместе. Их сына звали Зейлиг. Он был еще совсем маленьким, когда Раиса Наумовна овдовела. Ее второй муж, довольно успешный торговец часами Осип Романович Огуз, держал магазин на Вознесенском проспекте. При магазине имел квартиру.

По пятницам внуки ходили обедать к бабушке Раисе и дедушке Осипу. Мой папа вспоминал, как любил бывать в магазине, где висело по стенам и лежало на витринах бесконечное количество всевозможных часов. Самым интересным было слушать их почти одновременный и разнообразный бой. По воскресеньям обедали на Екатерининском канале в доме 97 у бабушки Лёли и дедушки Давида Плинеров.

Зейлиг Рахмиельевич Асс, мой дед по отцу, который в какой-то момент превратился в Евгения Львовича, женился на Раисе Давыдовне Плинер. Плинеры происходили из местечка Плин, до сих пор существующего в Белоруссии. Ее отец, мой прадед Давид Плинер, первоклассный портной, шил верхнее платье для артистов Мариинского театра. Возле театра, на Офицерской улице, находилась мастерская Давида Исайевича.

Вот откуда в вашей семье эта элегантность и тонкое понимание стиля.

Мои родители были самыми элегантными людьми из всех, кого я знал.

Какое образование получил ваш дед, сын портного из Ковно, покинувшего черту оседлости?

Евгений Львович Асс был уже совсем петербуржец. Он окончил Политехнический институт, стал инженером-строителем, одним из первых специалистов по железобетону в Петербурге. Будучи довольно известным проектировщиком и одновременно подрядчиком, дед имел собственную компанию, строил в основном оборонительные сооружения, в том числе маяк в Кронштадте.

Раиса Давыдовна Плинер; Виктор Асс, 1915 г.

Семья, вполне себе интеллигентная и обеспеченная, ежегодно выезжала отдыхать в Швецию и Финляндию, имела пятикомнатную квартиру в доме на улице 4-я Рота. У Ассов было двое сыновей, старший Леонид и Виктор, мой папа, который родился в 1911 году.

И провел несколько счастливых лет предреволюционного детства… 

Отец вспоминал, как, гуляя с нянькой в сквере у больницы напротив Царскосельского вокзала, видел Николая II. Это происходило во время Первой мировой войны, вероятно, в 1915 или 1916 году. В больницу, превращенную в лазарет, приехал царь. По воспоминаниям отца, он был небольшого роста, с бородкой, одет в светло-серую шинель, фуражку и лакированные сапоги.

Виктор Евгеньевич Асс, сын известного инженера-строителя, стал архитектором, положив начало династии, традиции которой с успехом продолжаете вы и ваш сын Кирилл. Как он сделал этот выбор?

Дед выписывал журнал «Зодчий». В нем были приложения с цветными изображениями проектов в модном стиле модерн. Он отдавал эти приложения сыновьям, а те рисовали на их твердой глянцевитой бумаге. Папа потом предполагал, что, вероятно, так «нам был привит вкус к рисованию, а может быть, и к архитектуре».

Расскажите об отце. Где учился Виктор Асс?

Еще маленьким, когда родители снимали дачу в Царском Селе, он посещал художественную студию. Рисунок в ней преподавал художник-архитектор Никас Леонардович Подбересский. После революции папа поступил в 38-ю советскую единую трудовую школу — девятилетку на Комиссарской улице (сейчас это улица Гороховая). Семья обитала в трех комнатах коммуналки на Невском проспекте, в доме 45. Квартира была полна книг по искусству.

Папа учился, увлекался искусством, ходил в Эрмитаж, Русский музей, где подолгу стоял возле любимых полотен Серова, Сомова, Лансере, Бенуа, Остроумовой-Лебедевой и Кустодиева. Тогдашняя атмосфера Петрограда была подогрета новым революционным искусством, выставками левых художников. Папа с юных лет влюбляется в Маяковского и авангардистскую культуру. До сих пор у меня хранятся книги, купленные им на развалах — первые книги футуристов, Хлебников с иллюстрациями Малевича, Ольги Розановой и т. д.

Окончив школу, папа был совершенно одержим идеей стать  театральным художником. Чтобы подготовиться к экзамену по рисунку, он поступил в студию АХРР (Ассоциация художников революционной России) при Академии художеств, которая тогда называлась ИНПИИ (Институт пролетарского изобразительного искусства).

Кто-то навел его родителей на мысль, что архитектура во все времена будет хлебным делом, в то время как театральные декорации не всегда обеспечат прожиточный минимум, а архитектор при необходимости сможет сделать и театральные декорации. Так Виктор Евгеньевич Асс оказался на архитектурном факультете Академии художеств, о чем никогда не пожалел. Поступление в академию, надо сказать, для выходца из не вполне благонадежной семьи стало делом непростым. Комсомольцем он не был.

В 1930-е годы в Академии художеств были блестящие преподаватели, важнейшие для советской архитектуры люди.

Выдающиеся архитекторы: Иван Александрович Фомин, Сергей Саввич Серафимов, Александр Сергеевич Никольский, Ной Абрамович Троцкий. У них всех папа учился. Но главным его учителем стал Лев Владимирович Руднев, в 1930-е годы уже знаменитость. Руднев к тому времени выбрал имидж этакого безумного профессора в очках, с растрепанной гривой, бородой, усами, сандалиями на голых ногах, нечто среднее между Тимирязевым и Паганелем. Этот тонко продуманный образ являлся чрезвычайно точным попаданием в жанровый регистр, действующий на заказчиков завораживающе. Заказчики были в основном военные. Руднев стал для папы, по его же словам, «учителем, начальником, другом и отцом». Он, бывало, говорил студентам: «Пока на подрамнике не раздавишь животом котлету, проект не получится».

П. Штеллер, В. Асс и В. Лебедев с конкурсным проектом монументального въезда в СССР

Руднев возглавлял архитектурную мастерскую Наркомата обороны, а отец, оканчивая академию, сотрудничал с учителем в компании своих одногруппников Виктора Лебедева и Павла Штеллера. Эта троица как-то незаметно превратилась в «фирму» по изготовлению перспектив для ведущих ленинградских архитекторов, как я понимаю, за очень приличные деньги.

Вижу, сохранился дипломный проект вашего отца «Дворец молодежи». Графика невероятного качества.

Действительно, гигантские трехметровые перспективы они исполняли с легкостью. Это были фантастический навык и мастерство, которое теперь никому не нужно — все и так делают рендеры.

Помню, как папа лихо, на счет «три», строил перспективу, затем столь же безупречно отмывал ее акварелью и гуашью, сохраняя глубину, делая правильные акценты, разгоняя тон на передний план, расставляя стаффаж — людей, машины.

Дипломный проект Дворца молодежи, перспектива

По окончании академии 15 марта 1937 года папа поступил на службу в проектную мастерскую Министерства обороны, к Рудневу, где и проработал до 22 июня 1941 года.

В 1939 году в возрасте 28 лет папа женился на моей матушке. Ее звали Лёша, а на самом деле Александра Михайловна Христиани, урожденная Высокосова. Она преподавала английский язык в Институте киноинженеров, а потом стала там же заведующей кафедрой иностранных языков.

Как они познакомились?

Мама была из специфической художественной, как бы сейчас сказали, тусовки. Она дружила с Михаилом Кузминым и упоминалась в его дневниках 1934 года, была подругой обэриутов, сохраняла дружбу с Алисой Порет, в свою очередь близким другом Хармса. Это была та замечательная ленинградская богема, которая непонятно как существовала в советских рамках. Художественный мир с архитектурным миром вполне пересекались.

Но первая их «встреча» произошла, когда отцу было лет пятнадцать. Его знакомая показала ему фотографию своего класса, сказав: «Смотри, это моя подруга по французскому пансиону, Алека Высокосова, правда, красотка?» А папа ответил: «Терпеть не могу такие лица. Не нахожу ничего красивого». Через семь лет они познакомились, а через двенадцать поженились.

К этому моменту Александра Высокосова успела трижды побывать замужем. С первым мужем, сыном известного архитектора и реставратора Николая Султанова (за него она вышла в 16 лет), прожила два года. Потом была замужем за датским инженером Вернером Христиани, который работал в Ленинграде. Его фамилию мама сохранила. После Христиани ее мужем стал ленинградский  архитектор Павел Петрович Зиновьев, который, кстати, впоследствии тоже сотрудничал со Львом Рудневым.

Судя по всему, Александра Михайловна была роковая красавица…

… и всегда окруженная бездной поклонников. Семейная легенда гласит: когда родители пришли в ЗАГС и суровая работница спросила у мамы: «А вы который раз выходите замуж?», мама столь же сурово ответила: «Последний».

Александра Христиани-Асс, 1940 г.; Виктор Асс с проектом Дома Советов в Воронеже

И действительно, это оказалось в последний раз. С папой они счастливо прожили 43 года.

Вы рассказали историю семьи со стороны отца, теперь давайте поговорим о линии матери.

Тем более что мамина история достойна «кисти» Дюма или Потоцкого. Она досталась мне в устном рассказе бабушки, Александры Николаевны Высокосовой, рукопись воспоминаний которой пропала после ее смерти, к сожалению.

Можно начать с древнего дворянского рода Высокосовых, сравнительно небогатого. Их родовое имение — деревня Высокосово в Тверской губернии. Мой дедушка Михаил Павлович Высокосов, человек, как я понимаю, очень скромный и достойный, окончил Морской кадетский корпус. Недолго послужив во флоте, в возрасте 30 лет перешел на работу в штаб Адмиралтейства. И вот он женился на Александре Николаевне Дюбрейль-Эшаппар.

Фамилия редкая, как и Асс.

Наш предок, французский адмирал Жак Дюбрейль-Эшаппар, в 1792 году в момент революции, поняв, что добром дело не кончится, не желая оказаться на эшафоте, увел свою эскадру в Испанию. Приведя корабли, поступил на службу при дворе испанского короля. В начале XIX века Дюбрейль-Эшаппара направляют морским атташе на Филиппины. К этому времени у него уже родились двое сыновей. Есть версии, что мать Диего и Педро — рано скончавшаяся испанка, по другой — дети Дюбрейль-Эшаппара родились от тагалки, представительницы филиппинского племени.

Мальчики воспитывались в Маниле, где их отец, предположительно, был губернатором. Во время кругосветного путешествия в 1826–1828 годах известный русский мореплаватель, председатель «Русского географического общества» Федор Литке оказался на Филиппинах. И, по легенде, уже престарелый Жак Дюбрейль-Эшаппар, хорошо понимая, что не сможет дать детям достойного образования, попросил Литке взять мальчиков юнгами на корабль. Путешественник привез Диего и Педро в Петербург и определил в Пажеский корпус. Так братья стали офицерами.

Младший, поручик Педро Дюбрейль-Эшаппар, служил в армии. Будучи командиром 10-й мушкетерской роты Тенгинского пехотного полка, в 1841 году погиб в бою с горцами на Кавказе, на мысе Адлер. Сохранилось стихотворение «Смерть поручика Ишапара» поэта Константина Белевича, сослуживца Педро по Тенгинскому полку.

Диего же поступил в училище корабельной архитектуры, был произведен в прапорщики и назначен в Корпус корабельных инженеров по управлению паровыми механизмами с откомандированием на Адмиралтейские Ижорские заводы для практических занятий. Мой прапрадед Диего Яковлевич Дюбрейль-Эшаппар стал одним из основателей русского парового флота. По той же стезе пошел и прадед Николай Диегович Дюбрейль-Эшаппар.

Семья Дюбрейль-Эшаппар, 1902 г., 15-летие свадьбы. Надежда Алексанровна (урожденная Ростовцева), Владимир, Николай, Николай Диегович, Александра; Справа Михаил Павлович и Александра Николаевна Высокосовы

Как главный эксперт по морским паровым машинам, он был важной фигурой, приближенной ко двору и удостоенной звания камергера. Николай Диегович был женат на графине Надежде Александровне Ростовцевой.

Семья Дюбрейль-Эшаппара (и моя бабушка Александра Николаевна, которая вышла замуж за Михаила Высокосова) жила на Миллионной улице, в непосредственной близости от Зимнего дворца, как и положено камергерам. Там же родились моя мама и ее брат Павел Высокосов.

Мама вспоминала, как в пятилетнем возрасте, в 1916 году, ходила на воскресную службу в домовую церковь Зимнего дворца и там же по воскресеньям видела императора. Сохранилась фотография, где она с братом Павлом играет на ковре в Севрской гостиной Зимнего дворца.

Как после событий 1917 года сложилась судьба ее родителей, Михаила и Александры Высокосовых?

В июне 1920 года деда задержали, потом отпустили, в августе 1921-го опять посадили в Ярославскую тюрьму в числе 300 военных моряков. Михаил Павлович побывал в разных лагерях: его ссылали, высылали. В Уфе 12 декабря 1937 года их с бабушкой, аристократкой, близкой ко двору, арестовали, а 25 декабря деда расстреляли.

Александра Николаевна Высокосова вышла на свободу в 1948 году. Поскольку у нее был запрет жить в больших городах, бабушка поселилась в Рязанской области, в деревне Клекотки. Там она, имевшая медицинское образование (окончила Военно-медицинскую академию), работала главным хирургом областной костнотуберкулезной больницы.

Что происходило в те же годы с вашими родителями?

В июле 1941 года, после начала войны, папу повесткой вызвали в военкомат. Начальник, узнав, что Виктор Асс архитектор, не задумываясь, направил его в батальон аэродромного обслуживания в качестве командира маскировочной службы. Подразделение военинженера третьего ранга занималось в том числе маскировкой аэродромов и организацией ложных.

Их расположение стояло в казармах на Старо-Невском проспекте. Мама навещала папу, он примерно раз в месяц мог приходить домой в увольнительную, в том числе и к родителям.

Дед мой Евгений Львович Асс, к тому времени главный инженер «Ленморпроекта», и Раиса Давыдовна Плинер отказались эвакуироваться, ссылаясь на то, что сыновья защищают Ленинград. Старший брат отца Леонид служил в артиллерии в районе Пулковских высот. Они не верили в приход немцев в Ленинград и, главное, не хотели расставаться с уютной квартирой на Невском. Они умерли от голода в блокаду в феврале 1942 года.

Моим родителям удалось выехать из Ленинграда по Дороге жизни. Оттуда в теплушках добрались до Вологды. Расстались они в Иваново, где мама поселилась у знакомых. Там в это время жил отец папиного друга Виктора Лебедева. Удивительная траектория судеб. Сам же папа должен был отправиться в Москву в военную командировку.

Лев Руднев, уже переехавший в столицу, чудом устраивает капитана Асса в архитектурно-планировочную мастерскую №1 Наркомата обороны для выполнения важных правительственных задач. Они занимаются проектом дома Наркомата на Фрунзенской набережной. В конце 1943 года удается перевезти и маму. Так начинается московская жизнь.

Где они поселились?

Поменяли порядочно мест, жили в общежитии аспирантов Академии архитектуры, на Плющихе, в здании напротив Киевского вокзала на берегу Москвы-реки. Там же в малюсенькой комнате, в коммуналке, 15 августа 1946 года родился я. Незадолго до родов знаменитый в Москве гинеколог, которого звали Наполеон Аркадьевич, внимательно осмотрев маму, авторитетно заявил: «Через месяц у вас родится девочка!» Моим крестным отцом стал Лев Руднев. Крестили меня тайком, где-то на даче.

В это время уже строился дом на Садово-Кудринской, 28/30. На его месте прежде стояли два небольших особнячка, разрушенных во время бомбардировки. Мастерская Руднева проектировала жилье для генералов и маршалов, с победой возвращавшихся в Москву. Образ этого торжественного, парадного здания был даже избыточно пафосным, с пинаклями, огромными арками, в общем, дворец. Строился силами пленных немцев. Квартиры для генералитета проектировались роскошные: по семь комнат, с четырехметровыми потолками.

Семья в квартире на Садово-Кудринской, середина 1950-х

Авторам проекта Льву Рудневу, Виктору Ассу и Владимиру  Мунцу также было обещано жилье в этом доме, но они вовремя сообразили, что ни одной из тех роскошных квартир в шести этажах им не видать. Тогда ленинградским архитекторам пришла в голову идея поднять отметку кровли и образовать мансардный этаж. Сохранился папиной рукой начерченный дополнительный план переработки мансардного этажа с квартирами мастерской академика Руднева и на нем подпись: «Начальник тыла Советской Армии, генерал-майор А. В. Хрулев». Так удалось выкроить несколько двухэтажных квартир, одну из которых получили мои родители.

Здесь вы до сих пор и живете?

Да, в этом династическом гнезде, доме, который построил мой отец, я живу с 1948 года. Здесь родился мой сын Кирилл Асс.

Это едва ли не единственная квартира во всем доме, где все осталось в нетронутом виде — расстановка мебели, стол, за которым работал папа, фурнитура, шпингалеты, оконные ручки со стеклянными цилиндрами, бронзовые крепежи, дверные ручки разного калибра, вмонтированные в стену ванной подставки для зубных щеток, люстра 1939 года дизайна. Эту уникальную коллекцию чудес однажды сфотографировал мой приятель, архитектор Рем Колхас, побывавший у нас в гостях, а потом сделал из этого материала целую лекцию.

Все, кто работал в мастерской Руднева, к тому же еще и поселились на одном этаже?

Действительно, была придумана нехитрая система, сквозной проход, чтобы, не спускаясь вниз и не поднимаясь вверх, ходить на работу: проектная контора Руднева, большое двухсветное пространство, находилась в третьем подъезде. Поскольку дверь всегда была открыта, я маленьким очень любил ходить к Рудневу и лепить из пластилина какие-то башенки. Лев Владимирович тогда уже занимался проектом здания МГУ. По домашней легенде, «башенки, которые слепил Женечка, были положены в основу силуэта высотки Университета». Мне приятно думать, что так оно и было.

Думаю, выбор профессии архитектора для вас был уже неотвратим.

Папа, большой меломан, водивший дружбу с Владимиром  Софроницким, Святославом Рихтером, его женой Ниной Дорлиак и многими другими музыкантами, хотел, чтобы я стал дирижером. Мне был куплен немецкий кабинетный рояль и приглашена учительница, которая мне не понравилась. Не сложилось.

Зато я любил рисовать, рос среди карандашей, циркулей, завораживающих бархатных готовален, металлических рейсфедеров, угольников, среди огромного количества американских и английских архитектурных журналов, которые приносила с работы мама. Она стала крупным специалистом в области зарубежной архитектуры, написала замечательную книгу «Новейшая архитектура США». Когда пришла пора решать, кем стать, единственным и самым очевидным выбором для меня стала архитектура.

Кирилл Асс, архитектор, сын Евгения Викторовича Асса:

Я помню, как дедушка сидел за большим столом, чертил какие-то красивые штуки. Помню, как он ходил в магазин. Обеды всегда готовил дед, бабушка никогда не готовила. Помню, как иногда к бабушке в гости приходили ее подруги, они играли в карты и пили чай в гостиной.

Думаю, именно образ деда за столом сформировал мое представление о профессии архитектора. Каким архитектором был отец, уходивший на работу, я не видел. В большей степени именно из-за деда, сидящего за столом, архитектура стала моим занятием.

В спальне стоял старый советский телевизор, к которому меня не часто подпускали. С бабушкой и дедушкой мы смотрели фильм «Три мушкетера». С дедушкой по утрам в воскресенье смотрели программу «Утренняя почта». Я рос в доме, заполненном книгами, увражами. Засыпая, разглядывал корешок книжки, пытаясь понять, что на нем написано, так и сяк складывал незнакомые буквы. Видимо, уже во втором классе, узнав латинские буквы, смог сложить: «El Lissitzky».

Помню, как с бабушкой и дедушкой ездил в Суханово, в Дом творчества Союза архитекторов, где еще не совсем была разорена библиотека. Любимым занятием, как когда-то в юности и у моего деда, было увлекательное разглядывание журнала «Столицы и усадьба» (богато иллюстрированное периодическое издание, выходившее в 1913–1917 годах. — Прим. автора). Архитектурные пейзажи, рисунки художников Реми и Дени — все это глубоко вбилось в сознание. Можно ли отнести это к воспитанию?

Время выбора профессии пришлось на период, когда разрушались стандарты и правила, когда одни пышные похороны сменяли другие, наступила гласность и перестройка. Надо куда-то поступать? Хотел быть архитектором? Ну давай. И я пошел на трехлетние курсы в МАРХИ. Все произошло как-то плавно.