Бородатый мужчина неопределенного возраста, в растянутом свитере и поживших джинсах или мятом костюме без галстука, галстуки такие никто уже давно не носит, может быть, в берете, а может, и нет, может, слегка навеселе, а может, ни грамма сегодня, но точно с мечтательностью во взгляде — вот таким представляет себе большинство людей классического художника.
Да, сегодня это уже исчезающий вид, в искусстве все больше шикарных женщин и карьерных молодых людей, но все же этот богемный герой все еще встречается в городе.
Раньше его можно было безошибочно отличить от собратьев свободных профессий — таких же хемингуэеподобных бардов или писателей — по самому характерному атрибуту — этюднику, с которым он отправлялся на пленэр или устраивался в каком-нибудь тихом переулке в историческом центре Москвы (ведь там еще остались живописные местечки), немедленно вызывая жгучий интерес прохожих, бесцеремонно маячивших за спиной творца: «Так, что это он там рисует? Похоже! Нет, совсем не похоже!»
Такой художник никогда не польстится на унылые прелести спальных районов, не воспоет бетонный забор в ромбиках и минимализм хрущевок — все, что так любит новое поколение стрит-арта. Нет, ему подавай ампирные особнячки с колоннами, церковные маковки да облезшие брандмауэры доходных домов — вот это живописно, а во всем остальном никакой эстетики он не видит.
Правда, сегодня наличие этюдника не показатель. Удобный деревянный ящик на ножках приватизировали торговцы всякой «креативной» мелочевкой, и хоть он найдется в мастерской у любого уважающего себя художника, выходят с ним на улицу все реже. Зачем мерзнуть или жариться на солнце, когда подходящую картинку легко выкачать в интернете. «А что, даже Дега не брезговал писать по фотографиям!» — скажет он в свое оправдание. Есть и другие способы найти хорошую натуру, например, для пейзажей в духе Коро и Коровина отлично подходят винные этикетки. Тут уже, конечно, попахивает концептуализмом, но кто возьмется утверждать, что эта бутылочная реальность менее реалистична, чем та, которая на свежем воздухе?
Правоверных мастеров кисти и резца сегодня надо искать где-нибудь на вернисаже в Академии художеств на Пречистенке, в залах с передвижниками в старой Третьяковке — в «Гараже» и на «Винзаводе» вы вряд ли их увидите — и в художественных салонах, где продаются умильные пейзажи старинных русских городов и деревенек или сцены в бане — обязательно «холст, масло» и золотой багет, рама должна быть богатой! Там наш герой ревниво изучает ценники коллег и покупает разбавитель и свинцовые белила — они в палитре кончаются раньше всех.
На окружающих дам художник-реалист смотрит реалистично — наверняка забракует всех, у кого недостаточно пышные бедра и волосы, писать стриженых худышек неинтересно. Зато на годную модель обрушит шквал тонких комплиментов: «Вам говорили, что вы точь-в-точь героиня Борисова-Мусатова?» Сравнение с Вермеером и Модильяни потенциальным натурщицам обычно льстит, а вот с Рубенсом и Кустодиевым надо быть поосторожнее, некоторые женщины в теле могут и обидеться. Скульпторы известны тем, что они любят помять глину в руках, и иногда сразу переходят к делу. Недавно почивший в возрасте под сто академик, лепивший всю свою карьеру в основном бюсты, но, правда, вождей, до самых преклонных лет привык оценивать форму тактильно и все на тех же вернисажах безнаказанно — ведь делал это исключительно из любви к искусству и правде жизни — щупал ягодицы случайно подвернувшихся любительниц искусства, мир его праху! Сегодня бы ему понадавали по рукам, и никакие объяснения «я художник, мне можно» не помогли бы, феминистки не дремлют, могут и в суд подать за харассмент. Впрочем, в ближний круг нашего героя передовые девушки вряд ли проникнут — зачем им эта архаика?
Еще наш герой любит поговорить об искусстве, в основном в апокалиптическом ключе — куда катится мир и на что эти современные мошенники претендуют, если они просто элементарно не умеют рисовать? Все эти аукционы с миллионами долларов — дутый пузырь, ваши биеннале — один мусор и каждый дурак может сделать эту так называемую инсталляцию, а ты пойди напиши ну вот хоть этот стакан! Так, чтоб захотелось налить!
Со стаканом вообще отдельная история — канон требует от классического богемного таланта, чтоб он был вечно пьян, беден и неприкаян. Как недосягаемый образец жизненного буйства и творческой раскованности Анатолий Зверев. Классику нонконформизма, знаменитому своими женскими портретами-импровизациями, недавно отметили 90, и теоретически он мог бы дожить до наших дней. Но трудно представить его присмиревшим благообразным старцем. Такой букет богемных доблестей, которые он воплощал, сегодня уже не потянуть одному герою, обаятельная легенда распадается на множество ипостасей. Нынешний поборник традиционализма не погнушается, если надо, вступить в бюрократические бои за положенную мастерскую на Масловке и предпочтет отдаться своему ремеслу, тихо работая над холстами с самоварами и туесками к очередной выставке, обещанной в каком-нибудь районном зале, чем бродяжничать и давать спонтанные мастер-классы живописи случайным знакомым. Веселые же бесчинства присвоены перформансистами, готовыми показательно упиться на вернисаже — в качестве художественного жеста. Впрочем, и у них за спиной может возникнуть скептичный зритель: «Вы тут что, богемного художника изображаете? Непохоже!»