Он никем не признанный, но все равно писатель, так он про себя считает. А поскольку он писатель, поскольку он «творец», он откладывает все другие дела в сторону и решает заниматься только литературой. Зарабатывает он, пока писателем еще не стал, редкими заказами документальных сценариев, например про металлургию, нефть, газ и химическую промышленность, которые приходят к нему по старым связям. На хлеб иногда хватает, хотя и не всегда, про масло и ветчину лучше забыть. Про икру — особенно, даже про красную. Последний раз был в отпуске еще до пандемии, экономит на самокатах и каршеринге.

Каких-то лет пятнадцать назад подобный персонаж мог бы обивать пороги издательств, что само по себе действие, хоть и очень специфическое. Теперь он нервно сидит перед экраном монитора, отправляя выстраданные месяцами и годами работы произведения на «холодные», как ночи в Норильске, имейлы издательств с максимально низкой вероятностью их прочтения, не говоря о потенциальной публикации. «Письмо отправлено»: он будто скидывает пакет в мусоропровод: две секунды мусор летит, а потом лежит и не двигается где-то на дне, в мусорном баке — прямо как его жизнь последние несколько лет.

Современная Москва любит известный тип писателей: богатых и светских, для которых литература — способ пробиться на вершину пищевой цепочки. В трендах еще фэнтезийщики, авторы «азиатской» прозы и «уютных детективов» — всего того, что так нравится двадцатилетним в объемных джинсах и оверсайз-футболках навыпуск, того, чем завалены прилавки всех крупных ярмарок, и от чего взрослого интеллигентного человека тошнит с порога. Наш персонаж не желает или не может встраиваться в примитивные книжные тренды, он совершенно справедливо считает, что, «если Бог дал талант», негоже писать дешевую беллетристику. Надо создавать что-то, от чего вздрагивают и немеют людские сердца, беспощадную отповедь времени, в котором все идеалы проданы за прожиточный минимум, кредитного «китайца» и отпуск на Бали. В котором все молчат, хотя понимают, что происходит страшное. В котором все витрины заполонили уродливые Лабубу.

Эта осень для него особенно не задалась. Сначала у него заканчиваются деньги на кофе и на «погулять», потом на еду, вдобавок с радаров исчезает его девушка-архитектор, которая говорит, что ей нужно плотно засесть за объект — газораспределительную станцию. «Надо же кому-то из нас зарабатывать деньги». И объект ее не отпускает, как будто тем самым газом надышалась. Девушка не отвечает ни по телефону, ни в телеграме, последний секс был месяц назад, но ему на секс уже все равно. Главное — это творчество, осуществить идеи, высказать давно наболевшее. Ему постоянно напоминает о себе «Жилищник», требуя оплаты сразу за несколько месяцев. «Хорошо, коллекторов слегка уняли, а то совсем нелегкой жизнь была бы», — думает непризнанный писатель, собирая теплые вещи в чемодан.

Писатель отправляется на дачу: смена обстановки должна помочь творческому процессу. Погрузившись в поезд, он сразу отправляется в вагон-ресторан, в котором тратит последние гроши на пиво и оформляет небольшой кредит онлайн: продержаться до Нового года.

Любуясь замерзающими лесными тропками и речными заводями, опустошая запасы круп и тушенки, герой продумывает сюжет для дадаистской повести про современных сквоттеров, которую намеревается «тиснуть» в толстый журнал (сохранившийся с советских времен почти в первозданном виде). В молодости он сам провел полтора года в сквоте, находившемся в районе Покровского бульвара, и ему будет что рассказать по теме.

Писатель ассоциирует себя с Александром Сергеевичем, а свой ноябрь — с Болдинской осенью поэта. В творческом порыве он начинает писать текст и почти ловит с неба звезду, но потом ему приходится вносить правки в сценарий по металлургии, вновь изыскивать данные про мартеновские и доменные печи и узнавать, сколько сталелитейных заводов было на Урале в XVIII веке. У него сразу пропадает литературное вдохновение, которое приходится возвращать походами в местное сельпо: «Черничная» по 380, четвертушка «Озер» за 250. Впрочем, он старается не злоупотреблять напитками — спьяну дров не наколешь и печь не затопишь, только пожар спровоцируешь. А скоро надвигаются морозы: топить придется дважды в день. Когда-то давно у него была идея установить в доме нормальное отопление, но вместо этого он отправился на писательские курсы.

Однажды поутру герой видит себя в зеркале: черные полосы под глазами, пушистая седина, которая назойливо ползет по вискам, хотя ее об этом никто не просил, грядки морщин, нестираный свитер и протертые треники — вспоминает, что ему, на секундочку, 39 лет. Маяковский застрелился тремя годами раньше, Есенин девять лет уже как был на том свете, про Кобейна, Лермонтова и вокалиста Joy Division вообще лучше умолчать, хотя они успели изменить мир. А у непризнанного писателя какие успехи? Нет ни семьи, ни денег, ни места в литературном мире. Хорошо хотя бы есть дача. Девушка писателя отправилась в Норильск на вахту вместе с подкачанным топом из газовой компании, который купил себе недавно особняк на Новой Риге. Все складывается против писателя, но он не сдается. Напротив, переплавляет сплин в бешеную творческую активность, заканчивает повесть за три дня и сразу отсылает текст во все известные ему толстые журналы (табличку с нужными контактами он давно завел в Excel).

Ожидая «писем счастья», герой размышляет, в каком книжном магазине будет проводить презентацию повести. «Нет, это точно не “Библио-Глобус”, но и не “Фаланстер”, лучше быть поближе к молодежи. Дом творчества в Переделкино, пожалуй, хорошо, но далековато, лучше центр Москвы, чтобы все смогли прийти. Наверное, выберу “Республику”: модно, симпатично и рукопожатно. Раньше был еще “Проект О.Г.И.” — невероятно атмосферный, но испытания временем не выдержал, а как бы хотелось пригубить там фирменный глинтвейн… » Не выдержав морозов, писатель возвращается в Москву, да и нечего ему делать на даче, если заветная повесть уже написана.

Содержательные письма из журналов не приходят, особенно «письма счастья», лишь парочка вежливых в духе: «Спасибо за ваш труд, но его жанровая составляющая… », «Возможно, один из конкурсов, которые объявит наша редакция в будущем, будет вам релевантен, не хотим терять с вами контакт, остаемся на связи… ». Зато документальный фильм, для которого герой писал сценарий, участвует в номинации «Промышленное дело» одной национальной премии. Параллельно с этим у него появляется пара симпатичных заказов — копирайтинг в сфере сантехники. Самое время подумать о насущном, заплатить долги, да и без нормальной зимней куртки жить не комильфо: все время приходится надевать под низ колючий дачный свитер, который вызывает неприятие у всех без исключения женщин. Секса у героя не было уже больше двух месяцев, и он готов буквально прыгать на стены.

Семья героя живет в Москве в третьем поколении. Он любит старые московские места, особенно «Кризис жанра» (как бы его сейчас ни называли) и «Китайского летчика». В них, а также в чебуречной «Дружба» на Сухаревке писатель проводит новогодние праздники со старыми друзьями: киношниками, маркетологами и арт-критиками. Среди друзей есть несколько тех, которым не повезло, которые так же, как он, кутаются в редкие фрилансы и работают на survival jobs. Все остальные смогли стать частью пресловутого среднего класса, которого вроде бы нет (зимой отдыхают на Бали, летом — в Красной Поляне, съемная дача в Звенигороде, черный американский внедорожник). Но никто из них не задирает нос, особенно не хвастается, среди коренных москвичей такое не принято. Одноклассник героя, владелец успешного агентства Вадим, одалживает герою две тысячи «без даты», и он теперь может вынуть «Жилищник» из черного списка, а также купить себе новой одежды и неконсервной еды.

Когда его фильм триумфально побеждает на премии, героя зовут райтером в крупную металлургическую компанию. Он соглашается (долги себя сами не отдадут) и сразу решается на отчаянный шаг: выкладывает свое новое произведение в открытый доступ. Жажда известности и больших тиражей уступает в нем простому желанию быть прочитанным. «Не для того я страдал годами от бедности и чуть не умер от холода на даче, чтобы тексты пылились в подполье гугл-диска», — говорит он себе…  и вскрывает подлый ящик Пандоры с рептилиями, пауками и безднами.

Не признанные никем читатели, будто сорвавшись с цепи, обвиняют героя в отсутствии стиля, во множественных повторах и, что самое обидное, говорят, что его идеи второсортны. Это они заявляют про человека, которого всю жизнь мама, папа и все друзья зовут большим оригиналом! «Намного более увлекательные книги про российских клошаров уже были написаны Горьким и Достоевским, ничего нового в этой повести нет», «Галлюцинации сквоттеров не стоят и выеденного яйца. Автор замахнулся на Кафку и Берроуза…  на выходе, как обычно, китайская копия Пелевина… » и так далее. Сноски на Исигуро, Кутзее и Макьюэна пестрят подобно заплаткам на кафтане скомороха.

Непробиваемый снобизм — последнее, чего он ожидал от завсегдатаев самиздатской барахолки. «Ничегошеньки они не поняли, ну что за олухи сидят на этом сайте! Через характеры героев и их повадки транслируется дух нашего мятежного времени!» — рвет и мечет непризнанный писатель. Завтра, в понедельник, его первый день на работе, но вместо этого ему приходится потратить весь вечер и часть ночи, чтобы раздать всем сестрам по серьгам: ответить на комментарии обидчиков и рассказать им, что в своей повести он сказал ровно то, «что имел и хотел сказать».

В полчетвертого утра, утомленный предчувствием, что критики так просто не отстанут и с ними придется вступить в длительную переписку, писатель удаляет свою повесть, а также аккаунт на литературном ресурсе, что называется, от греха подальше. Он мечтал открыть миру новое знание, но мир не захотел его услышать. Наверное, нужно подождать лет десять или даже двадцать, тогда, может быть, появится тот самый здравомыслящий и проницательный читатель, ради которого вообще стоит брать перо в руки. А пока ничего не попишешь: как и многим другим, ему предстоит «прогнуться под изменчивый мир».

«Поработаю первый месяц хорошо, а потом второй и третий, просто чтобы не уволили. Дальше у меня юбилей — сорок лет. Говорят, сорок лет не отмечают. Но как же хочется снять барчик где-нибудь во двориках у Чистых прудов и собрать там всех своих друзей. Чтобы показать, что я больше не нищий. Показать, что я признан хотя бы кем-то, например своим работодателем… » — сладко зевнув, писатель выключает настольную лампу и сразу засыпает.