«Хочешь жить — умей вертеться». «Наглость — второе счастье». «Не обманешь — не продашь». «Кому дать, кому голову сломать». «Я не халявщик, я — партнер!» «Если украл и не сел, значит, не украл». «Так выпьем же за то, чтобы у нас все было и нам за это ничего не было!» По этим присказкам всегда можно узнать человека, чье становление пришлось на «лихие девяностые» и который спустя три десятка лет так и живет в парадигме того парадоксального времени.

Времени, когда производство «бабок» из воздуха, понты и распальцовки у определенной социальной среды считались признаками успеха. «Порешаем дела и в баню с девочками! У тебя проблемы? Браткам позвоню, разберемся! У меня есть один номерок, который больших денег стоит» — это все оттуда.

Дом с позолоченным биллиардным столом и люстрой в тысячу килограммов, юная любовница из провинциального модельного агентства, которой он гордо оплачивает наряды, постаревшая жена с пластическими операциями в бриллиантах, надоевшая, но преданная, все понимающая. В его фирме она руководит бухгалтерией или отделом кадров. Длинноногая секретарша с юридическим или маркетинговым образованием, «изумительно» подающая кофе.

Он проводит время в ресторанах и клубах друзей, с которыми вместе служил, сидел или «делал дела», за дубовыми столами, забитыми тарелками с тяжелой калорийной едой. «Не капешуй. Я плачу», — бросает новым знакомым. Хотя, может статься, и сам живет в долгах и кредитах. Однако на новую шубу жене, новую машину сыну, «шикарную» (тоже слово из 1990-х) свадьбу дочери в «элитном месте с террасами, шашлычками и народными артистами» денег не жалеет. Легко влезает в новые долги, оплачивает девице путешествие в Таиланд: «Моя принцесса должна жить лучше других! Все для нее сделаю!» И мать для него — святое. «Тачку в этом году не менял, мать лечил, — объясняет “кентам”. — В Израиле нашел крутого профессора. В Москве у меня лучшие медики. Тебе что надо? Зубы сделать? Сейчас позвоню, устроим в лучшем виде!» Если вы осмелитесь игнорировать его предложения о помощи, будете вежливо отказываться, воспримет это на личный счет, обидится, поспорит: «Как стоматолог не нужен? Он всем нужен! Я тебе лучшего даю! Пожалеешь потом! Ну я тебе все сказал. Берешь стоматолога? Нет? Лечись тогда у коновалов. Ходи без зубов! И меня больше ни о чем не проси».

Беспроигрышный метод 1990-х — наезд — у него в крови. Даже когда вы разговариваете с ним о самых простых вещах. Например, рассказываете о школьных оценках ребенка. «Найдем ему репетитора! Не нужен? А что нужно? В какой он школе? Зачем отдала туда, со мной не посоветовалась? Я бы тебе другую школу дал, там директор — мой кореш, учился бы твой сын в шоколаде, а теперь — терпи. Знаю, что терпишь. Хочешь, я с твоим олухом поговорю, объясню смысл жизни? Да ничего он не понимает! Сам таким был, столько всего наворотил. Не бойся меня. Я ж к тебе по-свойски. На кого надавить надо, ты только скажи! Как не на кого? Ты не ври мне, вижу же, что тебе фигово. Не фигово? Ну сама тогда кочевряжься».

Щедрый и ушлый. Хамоватый, но прямой. Честный к друзьям, но легко объегоривающий народ и государство: «У нас ничего не бывает просто так. Ищу выходы, лазейки. Там отмазался, здесь подсуетился, вот и новый бизнес у меня. Чистый снаружи. Не придерешься!» Отлично знающий, как обойти закон, уйти от налогов, втюхать ширпотреб под видом марочного изделия, выйти сухим из воды и войти в одну воду дважды. «Это мой нотариус, можешь к нему обращаться, скажи, Санек велел!» — кидает визитку. Вроде не ждет благодарности, но будьте готовы, однажды потребует. И с лихвой, потому что в его мышлении только так: рука руку моет, «ты — мне, я — тебе», «спасибо на хлеб не намажешь», «за все надо расплачиваться, братан, однажды придут и за тобой, поэтому дружи со мной, я знаю, как разрулить. А потом ты и сам наблатыкаешься».

Под шансон гордится своим «все в норме», «все по чесноку», «все как надо». Ранимый и романтичный, роняет слезу под песни Витька из Люберец. Легко берется за любое сомнительное дело: «Раз прогорел, пожар не страшен. Вчера был на мели, сейчас, видишь, провернул сделку. Хожу расслабленный».

Он ходит в «статусном» пиджаке, под которым блещет люрексом  футболка с надписью «Boss». Сам копает картошку в огороде любимой матушки, но чтобы получить справку из МФЦ, отстегивает солидную сумму знакомому адвокату: «Сам только со своими чиновниками разговариваю, а к чужим мне лучше не соваться».

Он очень гостеприимный, любит показывать свои хоромы, где все дорого-богато и по стенам уже вместо ковров большие полотна «от руки», как он говорит. Не всегда помнит имена художников: «Подойди поближе, там внизу написано, кто рисовал. Красиво. Грибная осень. Рыбная речка. Я в таком лесу на лося охотился. А это итальянский городок. Рим, наверное. Мы там с женой много раз были. Она себе сапоги купила. А это ихняя итальянская еда. Моя Танюха лучше готовит». После экскурсии по картинной галерее в гостиной и спальне показывает «хозяйство» — домик для прислуги, в котором сейчас живет друг, вернувшийся с зоны, домик для зятя: «Чтоб ему всегда место было», дизайнерскую конуру для любимого лабрадора: «Миллион за нее отстегнул, но тогда я бабки не считал», бассейн: «Хочешь окунуться, я скажу, чтобы воду нагрели», баню с двумя плазменными телевизорами и баром: «Я сам завязал, а тебе налью», джакузи и парилкой на пару десятков посадочных мест: «Я сам долго не сижу, сердечко не позволяет». Ему нравится вас восхищать, удивлять и принимать вашу благодарность, которую он легко превращает в зависимость, не скрывая свое прохиндейство: «С певцами дружишь? Мне через месяц они понадобятся. Юбилей у тещи». Или: «Журналистка? Телевизионщики знакомые есть? Хочу кино про одного моего товарища снять. У него судьба занятная. Или книгу про него напиши! Про себя книгу не хочу. Не нужна мне такая реклама». Впрочем, может быть, «нужные знакомства», «блат», «свои руки везде» — это не только стереотип в его сознании, но и жажда общения с людьми, подтверждение и своей значимости через них.

Он гордится своими путешествиями по разным странам и орденами деда, фотографией в обнимку с поп-звездой в ресторане и родством с директором детского санатория в Крыму, проигранными и заработанными состояниями, разбитыми в авариях авто, друзьями-преступниками и друзьями-героями. Женой, которую называет «мой адъютант», и любовницей, которая «хоть и тупая, зато с сиськами». Несмотря на пошаливающее сердце, взрослых детей и уже взрослеющих внуков, чувствует себя еще молодым. Весело пускается в пляс на дискотеке 1980-х, привычно кадрит официантку.

Суетливость, спешка, не всегда здоровая озабоченность — еще одна ключевая черта этого человека. «У меня для тебя только 10 минут», «Через полчаса у меня деловая встреча», «Я на переговорах, перезвони вечером», «Заскочил на минуту, опаздываю на совещание», «Меня ждут на другом конце города», «В Питере нужно быть завтра», «Через два часа вылетаю в Пекин» — эти фразы, может быть, и слегка утрированные, а порой абсолютно не соответствующие реальности, символизируют его деловитость и пригодность. Он хватается за все сразу, ему сложно сконцентрироваться на чем-то одном, потому что сформировался во времена, когда расторопность была важнее ума. Так и живет, уверенный, что без его участия все развалится. Отчасти это так. Кредиты на дома и свадьбы, юбилеи тещи, инфляция или санкции, поставщики, клиенты, партнеры, беда с логистикой, «крыша», которая горит, и налоговая, с которой задружиться все сложнее…  Уверовать в то, что можно делать бизнес, да и жить счастливо в соответствии с законом, ему сложно — не так он воспитан. Поэтому среди людей, застрявших в 1990-х, есть даже такие, у которых нет и никогда не было аккаунта на «Госуслугах» или банковской карточки. Все — на жену, на детей, на тещу. К нововведениям они привыкают тяжело или не привыкают вовсе.

Сформированные во времена, когда государство им отчаянно лгало, они и сейчас не способны поверить в торжество закона или государственную справедливость. Крайне скептичные, все подвергающие сомнению, во всем ищущие подвох, засаду, камень за пазухой. Даже по поводу небольшого штрафа из-за превышения скорости предпочитают «договориться» с ГИБДД, а не послушно заплатить. Невозможность «договориться» считают личным провалом. Хотя в большинстве своем называют себя патриотами. Просто страна для них — это мама, жена, дом, березки, дворовое детство, фильмы «А зори здесь тихие», «Брат», тюремная лирика и криминальная чувственность. А законы, политика, идеология — это уже что-то враждебное, чуждое. Такой парадокс, впитанный ими с младых ногтей: «Своровать не стыдно. Стыдно работать на дядю. Стыдно ездить на механике».

Все мы родом из детства. Многие, чье становление пришлось на 1990-е, и сейчас живут по неписаным понятиям, основанным на отменной, натренированной десятилетиями чуйке — предчувствии обмана. Люди, застрявшие в 1990-х, разбросаны по своим прикормленным точкам. Как певец Игорек, исполнивший 30 лет назад свой единственный хит «Подождем твою маму» и до сих пор успешно выступающий с ним в клубах для фанатов предпреклонного возраста. Иногда он говорит: «Пою только за вашу любовь!», хотя, бывает, и только за хороший ужин в окружении таких же, как он, понтовых и состарившихся поклонников. Не сказать, что они ностальгируют, скучают по времени, на которое пришлась их молодость. Просто сама молодость всегда вспоминается с нежностью и подсознательным желанием снова в нее окунуться, подарить себе, тому юному сиротливому панку, шпане 1990-х то, о чем он мечтал — защищенность, уверенность. Тогда эти чувства ассоциировались исключительно с материальными благами. Но, как показывает судьба большинства людей, застрявших в том времени, ни золотые горы, ни офшоры, ни «нужные связи» этой уверенности не дают, наоборот, чаще лишь множат беспокойство. Оттого и сердце шалит.

Фото: shutterstock.com