Москва — город недешевый. Цены на недвижимость космические, продукты дорожают. Рынки стали цивилизованными, заходить приятно, покупать больно, но один московский рынок давно уже находится в коме — рынок труда.

В Москве работы нет. Спрос не просто превышает предложение, он его даже не замечает. Одна из главных причин — москвоцентричность государства российского. В результате этой политики и в других городах нет работы (даже в Петербурге — любой местный скажет, что деньгами там и не пахнет), и в столице ее мало, поскольку желающих слишком много. Мы все тут нищие. Это нелегко признать, да и не хочется, но это так.

Московский средний класс, дай бог, дотягивает до миллиона человек (из 15 млн жителей), остальные живут на 80 тыс. рублей в месяц. Есть разная статистика (из государственных источников и альтернативных), среднее арифметическое — примерно 70–80 тыс. Обычно разговор выглядит так: «Сколько зарабатываешь?» — «Восемьдесят». — «А, нормуль». Если ответ «сто», то за ним следует продолжительное «о-о-о, вообще нормуль». Сто двадцать и выше — это уже Крезы-Михельсоны.

В декабре 2019-го «Интерфакс» сообщил, что Собянин отчитался о проделанной работе в системе школьного образования, теперь средняя зарплата учителя превышает 115 тыс. рублей. Ого, подумал я, а вдруг правда? Респект. Написал знакомой учительнице из обычной средней школы, спросил, так ли это. Она ответила, что в среднем ее коллеги получают от 40 тыс. до 70 тыс. Даже не знаю, почему, но словам моей знакомой я доверяю больше, чем Собянину.

В Москве 80 тыс. рублей — это нищета. Сорок за квартиру (если снимаешь), десять на еду, десять за транспорт, телефон и интернет, десять на кредитные карты (на этом моменте сразу сердечко ставьте), на остальные десять «жируешь», ходишь по барам, клубам, ездишь на Гоа и Бали, покупаешь айфоны, майки Zara, подписку на Netflix и еще немного откладываешь. Самым честным собянинским проектом был бы памятник восьмидесяти тысячам рублям, высокий такой, выше высоток, высоченный — чтобы самолеты могли взлетать через нижнее кольцо восьмерки, а приземляться — через верхнее. Из плитки сделан, естественно. Плиткамятник.

Что предлагает московский работодатель за эти 80 тысяч? Умирать с утра до вечера в офисе и «теплую дружескую обстановку». И, естественно, он ожидает благодарности за то, что ваша нищета прописана в трудовой книжке и облагается налогами. Одна моя руководительница на любые возможные увольнения в нашем коллективе уверенно говорила: «Найдем быстро, голодных много». Я всегда полагал, что искать надо профессиональных талантливых людей, но, оказывается, главный критерий успешного работника — наличие у него голода.

Эффект от такого сознания работодателя заключается в том, что ценностью является количество работы, а не качество. Дисциплина, а не результат. Облизывание начальства, а не диалог с ним. «Любит наш народ всякое говно» — ведь и про это, правда? Реклама, телесериалы, дороги, журналы, продукты, все, чем нам дорог отечественный производитель. И это не столько проблема работников, сколько работодателей: за зарплату меньше 80 тыс. рублей вы и получаете соответствующий результат.

Я довольно долго работал в штате, сейчас зарабатываю деньги фрилансом. Хотя сегодня его стали называть красивым древнегреческим словом «прекариат». Так вот, я прекарий. И могу сказать, что штатный сотрудник — это несвобода, а фрилансер — еще большая несвобода. Одним из самых трудных квестов в жизни прекария является получение денег за свою работу.

Должна появиться компьютерная игра: игрок-фрилансер выполняет заказ, это первый уровень, самый легкий. Потом начинается экшн (точнее, слоушн) — долгие переговоры по поводу суммы, отдельный уровень «денег много предложить не можем», сбор документов, переписка с бухгалтерией, отдельный уровень «ой, ошиблись, теперь в следующем месяце», приезд в бухгалтерию, чтобы подписать документы, цель — убить босса, то есть получить деньги, хотя в процессе игры начинаешь понимать «да и хрен с ним, с боссом, как-нибудь сам».

Для удобства прекария существует рекрутинговая компания HeadHunter. Создана она, вероятно, с благими намерениями, но если работы физически нет, то и виртуально тоже. Хотя предложений очень много, почти все за 80 тыс. рублей в месяц. Еще соискателя часто просят писать сопроводительные письма и выполнять тестовые задания. Это что-то вроде языческих ритуалов: нельзя просто так пойти ловить рыбу, надо сначала обратиться к духу воды, попросить разрешения. Тестовые задания кажутся мне бессмыслицей (не всегда, но часто), а выглядит это примерно так: можно я напишу вам ТЗ, подробно объясню, почему хочу быть нищим на вашей работе. Ой, не хочу — мечтаю.

В цивилизованных странах на помощь работникам приходят профсоюзы, но у нас все иначе: номинально они есть, но фактически их нет. И главное — нет профсоюзного движения, образовательных и просветительских проектов в этой области. Мы все тут бесправны не только перед лицом доморощенного капитализма, но и руководства, которое в большинстве случаев сами знаете какое.

Абсурдность ситуации в том, что трудовое законодательство у нас защищает работников, но ему не хватает профсоюзов. Мы не знаем своих прав или не готовы их отстаивать, выдвигать требования (каждый боится потерять свое место), а руководителям менять ситуацию просто невыгодно. Почти в любой конфликтной ситуации работник становится прекарием. Неважно, кто прав или виноват, руководитель делает вашу жизнь в офисе невыносимой, и вы сбегаете в дивный мир фриланса либо с деньгами (если повезет), либо без них.

Но есть, к счастью, профессия — приятное исключение из правил. Я думал, что у нас практически нет альтернативных профсоюзов, но, оказывается, у осветителей он есть. И довольно мощный. В сфере кино/видеопродакшна это самые защищенные люди. Не знаю, какой местный Джимми Хоффа вдохновил их, но союз работает: учитываются любые переработки (с обедом и без), шаг влево, шаг вправо — платите. Есть даже некая символика в том, что это профсоюз осветителей — возможно, свет их профсоюзной деятельности ворвется в упрямую мглу бесправия представителей других профессий.

Фото: кадр из фильма «В компании мужчин»