Великий князь Георгий Михайлович Романов и его супруга Виктория Романовна о дружбе с монаршими домами Запада и Востока, нелегкой работе в должности короля, о своей недавней свадьбе в Санкт-Петербурге, жизни в Италии, Испании, Бельгии и переезде в Москву.

Дореволюционный жилой дом в стиле модерн в самом центре Москвы, идеально отреставрированный подъезд с мраморными ступенями, коваными перилами, медными фигурными ручками восстановленных оригинальных резных дверей; просторная гостиная в пять окон, лепнина высоких потолков и российский двуглавый императорский орел на стене. Беседа проходит на испанском, иногда соскакивает на русский или итальянский — настоящий аристократический салон в постсоветской Москве. «Москвич Mag» побывал в гостях у четы новобрачных — наследника Российского императорского дома, великого князя Георгия Михайловича Романова и его супруги, урожденной римлянки Ребекки Беттарини, перешедшей в православие до замужества под именем Виктории Романовны.

Вы живете в районе Арбата. Почему выбрали этот район?

Георгий Михайлович: Мы жили недалеко от Николиной Горы, снимали там дом. Он был очень красивый и удобный, природа, свежий воздух, хороший сад, мы могли там гулять, хотя здесь такая погода, что не всегда можно гулять. Но когда у тебя есть офис в центре, а после еще надо где-то поужинать и есть вечерние встречи, я полтора часа возвращался обратно каждую ночь, а потом утром приходилось те же полтора часа ехать в центр, это было очень трудно.

Виктория Романовна: Понимаете, мы привыкли жить в центре города. Для нас жить за городом немного грустно, там ты мало кого и что видишь. Мне нравится ходить по магазинам, гулять с собакой, чувствовать ритм города. Поэтому, я считаю, в городах надо жить в центре, только так ты можешь по-настоящему понять и узнать город. Я жила во многих городах, мне интересно понять психологию людей, которые тут живут. Есть люди, которые живут в городах, но не живут по-настоящему. Они не встроены в городскую жизнь, не ходят на рынки, мало ходят по улицам, живут в пузыре. В Риме таких тоже много. Я считаю, в городе надо прожить и прочувствовать разные его аспекты, стороны, лица. Тут очень удобно и интересно жить, недалеко посольство [Италии], много исторических зданий, храмов.

Г. М.: Полтора года назад мы переехали сюда, нашли эту квартиру. Долго искали, но в конце концов нашли эти прекрасные апартаменты, можем принимать тут гостей и, что важно, прямо в центре — в любое время можно гулять пешком, мы часто гуляем по Арбату, катаемся на самокатах. Конечно, есть Патрики, где много модных мест, куда все хотят попасть, где дорого, но у нас получилось найти эти апартаменты тут, на Арбате. Жить тут очень приятно еще и потому, что это действительно исторический центр Москвы, мы пешком ходим на Красную площадь, в ГУМ, гуляем по центру, это очень удобно.

Как прошла ваша свадьба в Санкт—Петербурге? Кто был из гостей?

В. Р.: Были царь Симеон Болгарский, были многие европейские королевские дома, кузены, кузины.

Г. М.: Были представители Орлеанской династии, хороший старый друг принц Мюрат из Франции, король Египта Ахмед Фуад…

В. Р.:  … и представители Афганской королевской семьи.

Г. М.: Конечно, многие еще продолжают находиться на строгом карантине, так что смогли приехать не все, кто хотел, но все прислали поздравления. Было большое количество иностранцев, одной из целью наших торжеств были культурные связи — показать нашим друзьям Россию современную, как мы живем здесь и поддерживаем традиции, как в России хорошо сегодня и не всегда надо слушать все эти мифы, которые рассказывают о России в эфире, эти фейк-ньюз, которые постоянно распространяют [о России] за границей.

Эту миссию мы вполне выполнили, потому что все наши гости из Франции, Италии, даже из Америки — все уехали отсюда в диком восторге. Им так понравилось! Конечно, после года пандемии, когда они все были почти что под домашним арестом, никуда не могли поехать, и вот приехали в Санкт-Петербург, увидели, как жизнь уже начинает возвращаться в нормальное русло — им это было очень интересно, все хотели посетить еще какой-нибудь музей, еще какой-нибудь дворец.

Как вы принимали гостей, какой была программа торжеств?

Г. М.: У нас было три основных мероприятия. Мы сделали welcome cocktail для иностранных гостей во Владимирском дворце, сегодня это Дом ученых (Дом ученых им. М. Горького РАН. — «Москвич Mag»), который исторически принадлежал моему прадедушке (великому князю Владимиру Александровичу, 1847–1909, третьему сыну императора Александра II. — «Москвич Mag»). Мы подумали, что первый прием правильно провести там, тем более что он очень хорошо сохранился, почти все осталось на месте и в очень хорошем состоянии. Туда стоит попасть, это один из последних дворцов, построенных в Санкт-Петербурге.

На следующий день у нас было венчание в Исаакиевском соборе, а после этого — торжественный гала-ужин в этнографическом музее. У них есть центральный зал с большими красивыми колоннадами, где мы сделали торжественный ужин. И на третий день, в субботу, закончили бранчем в Константиновском дворце. Нам очень повезло с погодой, было солнце — в это время года большая редкость. И все гости были в восторге, влюбились в Россию. Наверное, они теперь думают, что в Петербурге так каждый день.

В. Р.: Для нас было очень важно, чтобы они посмотрели Россию. Потому что часто за границей многие не имеют объективного восприятия России. Люди в общих чертах знают, что было в России до революции, знают основное об исторической фактуре той эпохи. Но есть большое непонимание современной России. Вот некоторые европейские СМИ сейчас недоумевали — разве такое возможно, что в России могут проходить какие-то династические свадьбы.

Г. М.: Много стереотипов и о православной вере, что это религия очень странная, догматичная, мрачная. Ничего подобного, эта религия гораздо более близкая к истокам христианства, которые у них [на Западе] сейчас уже очень размыты по сравнению с нами.

Если не ошибаюсь, вы находитесь в отношениях с 2012 года. Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?

Г. М.: Мы познакомились в Риме много лет назад на мероприятии благотворительного общества и после этого не виделись пять или шесть лет. И когда я уже работал в Брюсселе, в Евросоюзе (помощником вице-президента Еврокомиссии и комиссара по транспорту и энергетике. — «Москвич Mag»), Ребекка тоже переехала в Брюссель — ее отец был послом Италии в Бельгии. И она тоже там работала в итальянской крупной фирме.

В. Р.: Arescosmo.

Г. М.: Она также представляла интересы Италии в Европарламенте. Там мы встретились еще раз, на гала-ужине во французском посольстве, там же я познакомился с ее отцом. Сначала мы были друзьями, потом я попросил ее поддержать фонд Russian Imperial Foundation, который я в то время открывал. И все это перешло в любовь, мы сближались, и вот так…  (Смеется.)

Супруга великого князя приняла православие. Вы как—то к этому готовились?

В. Р.: Я выросла в католической семье. Но была очень интересная история: когда мне было 18 лет, в 2000 году, мой отец был уполномочен от итальянского правительства решить вопрос с сооружением в Риме православной церкви. Проект постройки в Риме православной церкви обсуждался в царствование Николая II, потом, когда к власти пришли коммунисты, эти планы не сбылись, и уже в наше время правительство Италии во главе с Берлускони вытащило этот проект из архива. Место для этой церкви предполагалось совсем рядом с Ватиканом, на одном из римских холмов, что было очень сложным и деликатным вопросом. Мой отец должен был найти решение. Он три года работал с этим досье, и решение было наконец найдено (храм Святой великомученицы Екатерины в Риме. — «Москвич Mag»). Тогда я впервые столкнулась с православной верой. Я поняла, что эта религия более близкая к истокам, к раннему христианству.

Очень хорошо, что сейчас есть довольно много религиозного диалога, в Риме часто проводятся православные службы в католических храмах. После того как я приняла решение, в течение трех месяцев изучала православную доктрину в Сан-Франциско с тамошним митрополитом, поняла различия между католичеством и православием и в результате не могу сказать, что между ними есть очень большая разница. Большинство отличий, скажем так, технические.

Между североевропейским протестантизмом и католицизмом больше различий, чем между католицизмом и православием.

В. Р.: Да, именно! В итоге я отдала себе отчет, что православная религия гораздо более открыта к человеку, потому что в православии священники могут жениться, иметь семьи, и вообще православие дает тебе более человеческое измерение земных вещей — ты можешь говорить со священником, который лучше тебя поймет, чем католический, и православная литургия мне кажется более подлинной, более близкой к обрядам раннего христианства. Православие также дает нам, особенно мне как римлянке, мысль о продолжении Римской империи на востоке, в православной Византии, в течение тысячи лет после падения Западной Римской империи. И для меня это было в какой-то мере возвращением к истокам.

Виктория Романовна, вы из какой—то знаменитой итальянской семьи?

В. Р.: Это обычная, стопроцентно итальянская семья.

Дворянская?

В. Р.: Есть определенная часть, но, конечно, это не сравнится с Романовыми. Но я из очень старинной семьи, с большими традициями.

Г. М.: У Виктории Романовны дворянские корни, конечно, есть, и это семья дипломатов. Надо помнить, что в Италии аристократия сильно изменилась (после отмены итальянской монархии в результате Конституционного референдума 1946 года. — «Москвич Mag»), многие аристократы отказались от титулов. В Италии это тоже сложный вопрос.

В. Р.: Да, в Италии довольно сложная ситуация с этим. Многие дворянские семьи имеют в собственности дома и дворцы, которые они же за свой счет должны поддерживать в должном состоянии, чего люди не хотят делать. А государство обязует их это делать, и ты не можешь продать свой дом или дворец, потому что для государства это культурное наследие. И если ты решил открыть свой дворец для туристов, ты тоже много не заработаешь, потому что частных дворцов-музеев очень много. Поэтому в Италии люди часто не хотят титулов, они просят у правительства: заберите, купите у нас эти дворцы, пожалуйста.

В Лиссабоне тоже много почти неиспользуемых, полузаброшенных дворцов и особняков старой аристократии.

В. Р.: Да, наверное, там похожие законы.

Г. М.: Кстати, дон Дуарте с семьей (дон Дуарте Пио де Браганса — первый в очереди на престол потомок Португальской королевской семьи. — «Москвич Mag») был на нашей свадьбе, он большой друг семьи, мы видимся, когда можем.

А были представители Австрийского императорского дома — Габсбургов? Они в последние десятилетия предпочитают жить в Португалии.

В. Р.: Да, были Габсбурги, члены княжеской семьи Лихтенштейна, принцесса Бельгии Лея, члены Германского императорского дома, королевского дома Италии…  Мы рассчитывали на присутствие королевы Софии (донья София Греческая и Датская, супруга бывшего короля Испании Хуана Карлоса I, мать царствующего короля Испании Филиппа VI. — «Москвич Mag»), но в последний момент из-за плотного графика и национального праздника Испании она не смогла прибыть. Она отправила два письма с сердечными поздравлениями и пожеланиями нам счастья. У нас всегда были очень хорошие отношения с Испанской королевской семьей, мы много лет прожили в Испании.

Если не ошибаюсь, вы родились в Мадриде, много времени провели в районе Саламанка — традиционном месте жительства испанской аристократии?

Г. М.: Не совсем так. Мы жили в районе немного за пределами Мадрида, который называется Пуэрта-де-Йерро, в Монклоа. У нас там жила тетушка. Когда мы приехали в Испанию, сначала жили в ее доме, потом был дом моих дедушки и бабушки, который они арендовали неподалеку.

Но вы знаете, что репутация Испанской королевской семьи среди испанцев очень противоречива?

Г. М.: Ну я родился в Мадриде и потом жил там с 11 до 18 лет. Надо помнить, что Испанская королевская семья — важнейший символ. Когда в Испании была восстановлена монархия, Хуан Карлос I исполнял долгие годы великую миссию, во время и после перехода Испании к демократии. И он по праву считается большим примером. Не стоит обращать внимания на политические процессы, которые в разное время были менее монархическими или более, надо прежде всего понимать контекст всей грандиозной работы, тех международных отношений, которые установил и наладил Хуан Карлос за долгие годы с Европой, с Ближним Востоком, с Латинской Америкой, какие огромные международные инвестиции он привлек в свое время в Испанию, его широкие контакты со всем миром; это и все, что они сделали для Испании до сегодняшнего дня — в этом и заключаются современные заслуги Испанской королевской семьи.

Сейчас, когда возникают политические конфликты и споры, это уже другая тема. Но в любом случае испанцы любят королевскую семью и привержены традиционным ценностям своей страны. Это главное.

Другими словами, вы считаете современную испанскую монархическую модель успешной?

Г. М.: Я думаю, что это великий пример! В Испании монархия была восстановлена, и она работает, правительство признает ее право пользоваться дворцами, землями, выплачивает [из бюджета] содержание королевской семье, но не в той форме, как у других королевских семей, которые имеют земли и замки до сих пор в личной собственности. Члены королевской семьи привлекли в Испанию огромные иностранные инвестиции, и те благие дела, которые они сделали для страны, этого у них никто не отнимет, это бесспорно. Роль короля сейчас — это роль главного мирового посла королевства.

А также «символ непрерывности и единства родины».

Г. М.: И символ непрерывности, основанный на испанской демократизации, после гражданской войны. И все их символическое и практическое предназначение, которому они следуют до сегодняшнего дня, все это очень похвально.

А как, по—вашему, сын Хуана Карлоса I Его величество Филипп справляется с этими обязанностями?

Г. М.: Конечно, ему в наследство достались многие неприятные истории, но он хорошо делает свою работу. Двенадцатого октября, в национальный день Испании, мы видели по телевизору его выступление, и по аудитории видно, что существует огромная любовь к монархии как к национальному символу Испании.

Как давно вы перебрались в Москву?

Г. М.: Как я говорил, я 20 лет жил и работал в Бельгии, в структурах Евросоюза и Еврокомиссии, потом много лет работал на русскую фирму «Норильский никель», все чаще приезжал в Россию. В этот период мы реализовали несколько масштабных инициатив по продвижению интересов российских компаний в ЕС. Но когда на нас напали эти санкции, работать стало очень сложно.

Это вы про 2014 год?

Г. М.: Ну да. В Европе появилось много деликатных вопросов, работать стало уже не так свободно. С 2014 года меня все больше начали приглашать сюда, чтобы я в качестве советника объяснял, как работать с Европой. И постепенно получилось так, что три-четыре года назад мы уже начали постоянно жить здесь; мы решили, что в России у меня гораздо больше возможностей работать, чем в Европе.

То есть в данный момент вы отсюда стараетесь наладить коммуникации между российским бизнесом и различными европейскими структурами?

Г. М.: Где бы я ни работал, я всегда старался, чтобы это имело какую-нибудь связь с Россией. Даже когда я работал в комиссиях Европарламента, я мог взаимодействовать с некоторыми советниками из России. В Еврокомиссии я работал на вице-президента Паласио (Лойола де Паласио — в 1999–2004 годах вице-президент Еврокомиссии и комиссар по транспорту и энергетике. — «Москвич Mag») и был знаком со всеми досье Еврокомиссии, которые имели какое-то отношение к России, что давало нам возможность информационного и стратегического обмена. Тогда существовал непрерывный взаимный диалог; энергия и транспорт — это такие темы, по которым сотрудничество России с Европейским союзом огромно. Позже я работал в Люксембурге в проекте по атомной энергетике для Еврокомиссии, мы осуществляли взаимный обмен технической информацией с одной из российских организаций. Сейчас я надеюсь, что понемногу мы начнем способствовать улучшению взаимоотношений между Евросоюзом и Россией, что всегда было частью моей миссии — предложить им общий диалог. Думаю, мы могли бы рано или поздно восстановить те исторические альянсы, которые европейские страны еще задолго до Европейского союза имели с такой близкой для них Россией. Эти исторические отношения мы хотели бы возродить и сделать повесткой дня. Думаю, мы в определенной степени показали даже нашим браком, что между Россией и Европой возможен конструктивный диалог, обещающий в будущем много прибылей.

В начале 1990—х, когда вы впервые побывали в постсоветской России, все было совсем не так хорошо?

Г. М.: Ну конечно! Распался Советский Союз, начались 1990-е, это был перелом, который надо было как можно скорее пройти, и по сравнению с другими странами в похожих ситуациях это было сделано быстро и хорошо. Я очень хорошо помню наши первые приезды сюда, когда в 1991 году первый раз сюда пригласили моего деда во время смены названия Ленинграда на Санкт-Петербург. Это был первый раз, когда Романовы вернулись в Россию. Мэр Анатолий Собчак и президент Ельцин тогда сказали, что для смены названия города должен присутствовать глава Императорского дома, пусть и в изгнании. Это было очень правильно, что мой дед великий князь Владимир Кириллович был на этом историческом мероприятии. К несчастью, в 1992 году мой дед умер, и состоялся первый мой приезд в Россию. Меня же воспитали как русского православного человека. Я ходил в воскресную школу, и меня всегда воспитывали в нашей истории и традициях. Когда я впервые вернулся сюда с мамой — это было очень эмоционально. Вслед за этим начался огромный опыт путешествий по России, по регионам. Постоянно, каждый год мы готовили два-три путешествия по России, которые длились иногда больше месяца. Надо уточнить в канцелярии (Канцелярия Главы Российского Императорского Дома Е.И.В. Государыни Великой Княгини Марии Владимировны. — «Москвич Mag»), но, кажется, мы тогда объехали в общей сложности 60% территории Российской Федерации, столько регионов! И это все дало нам огромный опыт и открыло нам глаза, мы стали бывать России все чаще и чаще.

Советский Союз был грандиозным социальным экспериментом — попыткой построить на одной шестой части суши рай на Земле без бога. Этот эксперимент провалился. Как вы оцениваете его последствия?

Г. М.: Думаю, их надо воспринимать как часть непрерывной истории, что и было сделано в результате конституционной реформы Российской Федерации (2020), которая признает это частью истории. Эту часть истории нельзя забывать, она дала фундамент для будущего и, конечно, много важных уроков, которые необходимо выучить. Поэтому мне кажется очень правильным принятие новой Конституции, которая признает не только Россию сегодня, но и Советскую Россию, и Россию тысячу лет назад — весь комплекс русских ценностей и традиций. И это то, что мне кажется по-настоящему важным — не куски истории, а абсолютная непрерывность.

Вы когда—нибудь спускались в московское метро?

Г. М.: Конечно, лучшее метро в мире, самое знаменитое! Люди там иногда теряются. Отец одного моего знакомого, испанский историк, когда приехал сюда, целый месяц изучал залы, вестибюли, павильоны, переходы. Все это очаровывает.

В. Р.: Это музей!

Г. М.: Это живой музей, который кажется мне фантастическим.

Что есть в Москве, чего нет в Мадриде и других городах?

В. Р.: Это просто. Сейчас Москва — один из самых важных городов мира, она переживает период своего расцвета…

Г. М.: … и возрождения!

В. Р.: Это все циклично. Каждый город имеет свои циклы и периоды расцвета — Париж в 1960-х, Рим в 1980-х. Сейчас мы видим, что в Москве есть энергия и качество жизни; к сожалению, в Европе эти вещи имеют тенденцию ухудшаться. И, я думаю, этот город в самом деле имеет невероятный потенциал, сравнимый с Европой или Америкой. Жить тут гораздо лучше, чем во многих других больших городах мира.

Г. М.: Развитие многих мировых городов находится в стагнации, оно затормозилось, нет развития, а тут мы видим, что Москва стала настоящим мегаполисом, международным хабом мирового уровня, который, кажется, в этом плане уже опередил Нью-Йорк и Лондон; и это интересно видеть — как город постоянно эволюционирует и развивается. Жить в этот момент в Москве я считаю большой привилегией. И еще что важно — ощущение безопасности, которое ты здесь испытываешь.

Да, считается, что Москва сравнительно безопасный город, хотя, конечно, смотря с чем сравнивать — если с Каракасом…

В. Р.: Да с тем же Майами, Парижем, Европой в целом!

Г. М.: Тут ты в три ночи можешь гулять по центру и Красной площади, и ничего с тобой не произойдет. И люди помогают друг другу, тут люди более отзывчивые — так было в Испании во времена моей юности. Тут все еще остался дух товарищества, и это замечательно.

Вы часто выпиваете?

Г. М.: Я выпиваю только на мероприятиях. И, конечно, иногда с друзьями. Обычно вино, но если надо — и нашу традиционную русскую водку. (Смеется.)

В русскоязычном интернете можно найти довольно много нападок в отношении вас и вашей семьи. Что вы о них думаете?

Г. М.: Враги и недоброжелатели всегда были и будут, монархические или антимонархические, проправительственные или антиправительственные — какие угодно. Всегда будут фейки, неподтвержденные слухи и клевета. Сегодня мы живем в демократии, все могут иметь свое мнение и высказывать его. Мы не обращаем слишком много внимания на этих блогеров, эти посты. Дом Романовых старается продолжать наши традиции и нашу миссию, насколько мы можем. Мы хотим быть полезны там, где есть в этом необходимость. У нас есть свои благотворительные инициативы, связанные с историей, культурой и международными контактами (Российский Императорский фонд. — «Москвич Mag»). Я также являюсь председателем управляющего совета фонда продовольствия «Русь» — первого и крупнейшего в России банка продовольствия, оказывающего прямую помощь нуждающимся по всей стране.

Если кто-то хочет знать больше о нашей семье, пусть обращаются к нашей канцелярии, где содержатся все документы, акты, все письма нашей семьи о периоде изгнания за последние 100 лет. У нас в канцелярии (Канцелярия Российского императорского дома. — «Москвич Mag») есть огромный исторический архив — пожалуйста, все открыто для профессиональных исследователей. Там есть генеральный директор Александр Николаевич Закатов, который по запросу готов предоставить доступ к семейным архивам. Другое дело, что те, кто плодит фейки и клевету, никогда не станут ничего этого изучать. 

Вы знакомы с патриархом?

Г. М.: Конечно, мы часто встречаемся, всегда бываем на всех высоких событиях церкви, ходим на литургии. Мы стараемся быть полезными стране как можем, а враги всегда будут.

Говорят, что Борис Ельцин в 1990—х рассматривал возможность воссоздания в России монархии с вами в качестве конституционного императора или царя. Вы могли бы это подтвердить или опровергнуть?

Г. М.: Вы знаете, я был очень молод в 1990-х, и если такие разговоры велись, то с моим дедушкой, а после 1992-го — с бабушкой или матушкой, так что это вопрос, наверное, к ним. Я помню, как я, молодой человек, впервые приехал на родину, я всегда готов был служить ей. И я всегда считал, что это дело воли народа. Мы живем в демократии, где источником власти является народ, выбор за ним. Мы, Императорский дом и Императорская семья вообще, не участвуем ни в какой политической борьбе и при любой власти в России мы всегда будем стараться помочь, поддержать нашу страну. Наша миссия — стараться быть полезными стране при любой политической ситуации.

А вы знакомы с мэром Москвы Собяниным?

Г. М.: Мы когда-то встречались, один или два раза, в том числе по фонду продовольствия «Русь» — в мэрии мне вручили благодарность за участие фонда в социальной волонтерской работе во время пандемии, передали благодарность от президента [РФ]. Во время пандемии фонд очень хорошо себя показал, спасибо всем нашим волонтерам. Мы сначала думали, что во время пандемии многие испугаются работать, но волонтеров собралось довольно много, и они очень помогли осуществить наши программы.

Фото: предоставлено пресс-службой Российского императорского дома Романовых