В ноябре одному из самых востребованных диджеев России Борису Зленко (Dr.Spy.Der) исполнится 55 лет. В честь этого значительного события именинник устраивает для всех меломанов и поклонников электронной музыки грандиозную вечернику 29 ноября в «свежем» пространстве «Оригинал». Накануне вечеринки Борис дал интервью издателю «Москвич Маg» Игорю Шулинскому.

Спайдер: Даже не знаю, есть ли смысл…  Пора ли подводить итоги или не пора? Нужно ли писать книгу? Или все-таки еще ждем и наблюдаем за происходящим?

Игорь Шулинский: Одно другому не мешает. Можно одной рукой писать книгу и подводить итоги, а другой…

Главное, не стать похожими на таких упакованных старичков, неплохо одетых, кстати, которые сидят за столиком, пьют чай и так немножко: «Да-да-да»…  Тем более что нам с тобой по 55, собственно говоря, а это серьезно. Но я не чувствую этого возраста…  И, кстати, я всегда вспоминаю фразу, что диджеи как футболисты, их век короток: они связаны с ночным образом жизни, с излишествами, с разными веществами. Поэтому многие к этому возрасту обычно уходят на покой либо с полными карманами денег — я говорю про западных, твоих счастливых собратьев — и живут с фирмами, яхтами и брендами под своими именами, либо продюсируют что-нибудь, пишут музыку для кино и театров. Вот Джефф Миллс организует утренние рейвы с 10 утра до 7 вечера, чтобы спокойненько лечь спать и утром на работу. А вот некоторые из наших товарищей продолжают играть с очень несчастливыми лицами на все тех же вечеринках.

Мне кажется, что нет смысла делать то, что не делает тебя счастливым. Хотя, конечно, быть счастливым в наше время очень сложно, особенно когда ты человек, скажем так, эмпатичный и чувствительный, пребывать в состоянии счастливого неведения очень сложно.

Действительно, надо быть в неведении, чтобы чувствовать себя счастливым.

Чуть ли не в счастливом невежестве, я бы даже так сказал. Понятное дело, что меня вставляет музыка, которая наиболее честна и соответствует моему состоянию. И да, сегодня это совсем не те состояния, которые были в начале 2000-х или в 1990-х, ничего позитивного и светлого.

Тут, конечно, идет борьба нашего внутреннего мира с познанием сознания и подсознания, и в этом случае я понимаю, что любая лишняя улыбка, подаренная человеку на улице, просто случайным образом, передает положительную энергию. Это касается и улыбки и радости на танцполе, да и где угодно в жизни. Положительная энергия всегда нужна, особенно в наши времена. Поэтому воспринимать свою деятельность как хобби и желание кайфовать по-прежнему не получается. Это все-таки миссия, извини меня за высокопарный слог, и в этом случае отпадают сразу все твои вопросы.

Потому что понимаешь, зачем ты это делаешь и что хочешь дать людям. А нищий ты или владелец лейбла — это совсем не важно. Не нужно об этом думать.

Сейчас такое время, что одна эпоха закончилась, а другая еще не началась, и уже пора подумать, готовы мы к новому или нет.

Знаешь, эпоха 1990-х и начала нулевых была вкраплением золотого века в эпоху Кали-юги, которая сейчас как бы вернулась обратно. В принципе, то, что происходит сегодня, это как раз и есть Кали-юга (четвертая и последняя из четырех юг (эпох) в индуистском временном цикле, известная как «век раздора», «железный век» или «век демона Кали». Она характеризуется падением нравственности, преобладанием зла над добром и общим упадком. — «Москвич Mag») во всей красе.

Как ты это называешь? Кали-юга? Это что, синоним слова «жопа»?

Да, когда все перевернуто с ног на голову, все наоборот. Мне кажется, что мы действительно захватили очень счастливое время. Обычно я по музыке анализирую. Музыка все-таки отражение времени. Каждый раз, когда я играю старые треки, я понимаю, что по этой музыке уже можно сказать, насколько это было счастливое время.

Я вчера наткнулся на три ящика, где-то по 300 пластинок в каждом. К сожалению, они к моей сегодняшней задаче не подходят. Я их играть не могу. Каждая пластинка — это ностальгия, но я не фанат этого состояния, мы всегда стремились к будущему, быть в авангарде, поэтому ностальгия смерти подобна. Не знаю, ящик джаза мне попался, что мне с ним делать? Вот Gentle People, желтая такая пластинка, была сентиментальной и тогда, 25 лет назад. Но прекрасной. Франсуа Кеворкян (американский DJ). Да ладно! Art of Noise! Я поставил и понимаю, что Art of Noise я вообще-то в детстве слышал, в 14 лет еще на кассетах, так меня сразу откатило на 40 лет назад.

Снял вопрос с языка. Я поставил дома пластинки эпохи «Птюча», и это звучало ультрасовременно, не с точки зрения звукового дизайна. Там видна мысль, и ты до сих пор чувствуешь, что это хорошая музыка, настоящая. Скажи, может быть, это я ностальгирую, пропуская через себя, а на самом деле это было прекрасное время и я тону в своих воспоминаниях?

На мой взгляд, тогда люди играли на железе, на аналоговых студиях, делали что хотели, не ограничивая себя желаниями хорошо продаться или быть похожими на кого-то. По сути, вкладывали душу, создавая оригинальный продукт, а на виниле это вообще превращалось в звуковые артефакты!  Сейчас все копируется, по факту какая-то эпоха плагиата, я бы сказал.

Я ученикам в школе часто привожу пример: вы можете купить трек, сделанный на телефоне или в студии за миллионы, цена одна — 2 доллара.

Кстати, все вы, диджеи из нашего общего окружения 1990-х, примерно в одинаковой позиции. Я о материальной стороне — нет такого: один на «гелендвагене», другой на велосипеде. Играют более или менее за одинаковые гонорары. Но почему одни диджеи откололись и затихли, хотя были талантливыми, интересными, но как будто выдохлись? Иногда они еще играют, но мы сегодня можем поставить им точный диагноз: эти ребята больше не артисты, их точно нет на сцене, они не занимаются музыкой как профессионалы, только для себя и своих друзей. Так что заставило при равных позициях одних остаться в строю, а других из него выбросило?

Знаешь, как бы высоко ни прозвучало, есть такое слово — вера. Мы как-то сидели в питерском клубе, то ли «Фильмотека», какая-то «… тека», короче. Ребята из «Чугунного скорохода», питерские. И что-то мы с утра, как обычно, за мини-шотиками разговаривали, и они мне: «Ну вот, Борян, ты продолжаешь верить во всю эту музыку, смотрим на тебя — и действительно хочется продолжать». Те, кто потерял эту веру, им делать нечего…  А кто, скажем, упорно продолжал людям что-то доказывать, условно говоря, просвещать, те остались. Всегда есть те, кто просто пытался играть по запросам. Публика хотела хаус с вокалом, ну и пожалуйста — вам хаус с вокалом. В общем, я к чему: те, кто часто менял коней на переправе — то я одно играю, то другое, — в итоге остались ни с чем.

Потому что если у тебя нет своего лица, то ты начинаешь теряться: кто ты, куда ты, за кем ты гонишься? И получается, что для людей, особенно взрослых, сознательных, прошедших какой-то большой путь, эти пластинки уже неинтересная вещь. И тогда лучше действительно бросить и заняться чем-то другим в жизни.

А ты кого имеешь в виду? Ну вот Володя Трапезников (диджей Володя, один из старейших в России). У него всегда был свой вкус, свой путь. Но я думаю, что диджейство не может обеспечить его экономические запросы, и он склоняется к каким-то другим видам заработка?

Совсем не тот пример! Для Володи, мне кажется, диджейство всегда было хобби. И в этом чистота его эксперимента: когда человек не ставит во главу угла деньги, а играет по любви к музыке, по любви к тусовкам, к нашему обществу. Это действительно его делает, скажем так, не коммерческим диджеем, но прекрасным музыкантом.

Но ты не можешь всегда любить вхолостую, в конце концов ты должен прийти к оргазму.

Я с тобой согласен, тут или уйти, или делать как хочется и когда можется.

Опять же в стране, где не очень развита этика и экономика шоу-бизнеса (я про нас всех), многих с палубы смывает. В Европе мир устроен так, что, если музыкант достаточно долго и успешно работает на какой-то ниве, он в определенное время заслуживает право честного отношения общества к себе. Кто-то получает много денег, кто-то чуть-чуть, но этого чуть-чуть тоже хватает. Вот покойный нобелевский лауреат Иосиф Бродский, получив премию, говорил: «Теперь я финансово чувствую себя хорошо». На самом деле Нобелевская премия не какие-то охренительные деньги, но ты получаешь признание, тебя приглашают, ты читаешь стихи то тут, то там, преподаешь в университете, получаешь гранты. Одним словом, живешь! В западном диджейском шоу-бизнесе тоже есть Роберты Майлзы, выстрелившие и получившие гигантские гонорары, а есть вполне себе независимые трудяги, которые вполне обеспечивают себе пропитание и счастливы, занимаясь любимым делом. Но здесь-то это не получается!

Мне сейчас сложно размышлять на эти темы. Ты помнишь 1990-е, ты говорил: «Вы рок-н-ролльщики, а мы джазисты, вы полегче, мы потяжелее, вы попроще, мы посложнее».

Да ладно…

А потом появились рейвы, клубы, и ты всех делил, журналист же, понятное дело…  И так же, как тогда я не хотел менять свои музыкальные приоритеты и принципы, так и сейчас. Ты говоришь о неком признании на Западе и о неких там хороших правилах. Но на самом деле во время пандемии там такая смена декораций началась! Многие андерграундные там не выдержали — и в Америке, и в Европе. В Германии много заметных людей сошли с орбиты.

Я смотрю на Адама Бейера — ты же знаешь, он был одним из техно-лидеров целого поколения. А сейчас? У него жутко коммерческая музыка, которую невозможно слушать. С вокалом, гибрид — это уже и не техно, это просто жесткая коммерция. Вот как современная цивилизация нагнула даже, пожалуй, несгибаемых, кого-то вообще сломала.

Кого бы ты сейчас вытянул из своих воспоминаний? Из наших музыкантов-диджеев выделил?

Я человек достаточно критичный. Мне сложно понравиться, меня сложно удивить. Людей, которые радовали или удивляли меня своей игрой, конечно, я навсегда запомнил с уважением. Среди них, конечно, назову диджея Габриэля, Гаврилу, питерского (царство ему небесное). Конечно же, Володя Трапезников, мы многократно с ним в 1990-е делали разное. Конечно, Леха Компас с его хулиганским стилем и несгибаемой волей. Ваня Салмаксов — мы хоть и недолго были знакомы, но меня радовала его взрослая музыка. С Ежом мы до сих пор время от времени поддерживаем связь через монашеское братство. Я с уважением отношусь к его выбору (он подался в монахи). Он был одним из первых диджеев, кто взял за основу своего творчества именно дип-хаус. Тогда еще такого понятия даже не существовало — максимально тонкая, эстетичная, солнечная музыка. Ну и, конечно, Фиш — вообще отдельный разговор! На протяжении 35 лет нашей совместной творческой деятельности Женя всегда находил такие треки, что даже искушенные слушатели не понимали, как такое может быть. Удивительный, неповторимый вкус. Как-то на диджейском столе на «Крыше» мы нашли записку для Жени, где неизвестный автор пишет, что в шоке от своих возможностей под Женину музыку. Очень емкое выражение!

А так, ну из западников…  Как музыкант и диджей для меня, наверное, все-таки останется только один человек, кто меня ни разу не разочаровал и вообще радует схожестью мысли. Это Лоран Гарнье. Он полифоничен, играет разную музыку, у него одним из девизов лейбла F Com было «Music with no limit» — музыка без предела. И действительно, у музыки не должно быть каких-то пределов. Музыка безгранична, как и все божественное. Свен Ват как лидер германского движения и продюсер, вырастивший множество теперь известных имен, тоже заслуживает уважения. Недавно, кстати, он отметил 25-летие Cocoon records отличным сборником, представляя аудитории свою идеологию, не размениваясь на тренды и бренды. Plastikman, он же Ричи Хоутин, продолжает двигать техно-индустрию вперед.

А американцы? Джефф Миллс, Карл Крейг…

Карл Крейг — очень умный и очень красивый музыкант.

Америка — страна жесткая, там музыканты всегда жили в подполье, как в гетто. Было прикольно наблюдать, как ребята из андерграунда вылезают оттуда и покоряют полмира. Или Джо Белтрам — я помню, нам нравилась в 1990-е эта бочка с колокольчиками. И все эти ребята, которые потом были на немецком лейбле в Берлине, в «Трезоре». Мы это вспоминаем как первый секс.

Да, «Трезор» оставил отпечаток в моей жизни, мы играли там с Фишом два или три раза. Это, конечно, конкретный андерграунд-клуб, пропитанный духом сотен или даже тысячей ночей. Как-то после долгого перерыва зашел в «Газгольдер», и ты знаешь, тоже почувствовал это ощущение клуба, пропитанного духом.

Хорошо, мы вспомнили старых героев. На что стоит обратить внимание людям, которые только сегодня окунулись в эту музыку?

Откровений нет. Больше нет. Если честно, я мало играю наших музыкантов, исключением, пожалуй, является Максим Дарк. Он, правда, больше в Европе, в обойме Оливера Хантеманна, но в любом случае у Максима есть свой стиль, свое лицо, оптимальное звучание для танцевальной музыки.

Во времена «Крыши» я много играл Раху (Raha), сейчас он Monoplay — талант, что сказать!

Мы все знаем более или менее толковых музыкантов, кто находится сейчас в топах, хотя, с другой стороны, в топах находятся одновременно и такие диджеи, которые, как говорится, все, что по пути, в топку бросают, не разбираясь, что там, где курочки, где петушки…

Ну не бубни, пожалуйста! Я, например, могу назвать нескольких прекрасных музыкантов, которые мне кажутся совершенно восхитительными.

Да я знаю, кого ты назовешь! Азамат, Юра Нильс, безусловно. Ижевский, наверное.

Да? Я бы назвал эти же фамилии. Но еще из более молодых мне очень нравится Денис Курченко и его проект KGB. Они играют втроем, я даже не знаю, как зовут остальных двух.

Кроме Курченко это все уже очень опытные музыканты. Нильс — папа, Азамат свежий в отношении музыки, но он давно этим уже промышляет. Я его помню на «Казантипах», старых, он уже тогда был в хорошей форме, спортивной и музыкальной, лет пятнадцать назад.

Наблюдая за русскими музыкантами, я бы обратил внимание на Defle, думаю, у него есть потенциал.

Это из танцевально-клубной музыки, а вот из глубокой, для ума и души, я бы назвал Мишу Innersquare.

Сегодня мне пришло письмо от Ромы Белавкина, Solаr X. Он выпустил пластинку после перерыва. Долго не выпускал музыку. Он физик-теоретик, работает в каком-то британском университете. Ты помнишь его?

Конечно, Artek Records.

Да! Это был русский IDM. И они были, конечно, очень любопытные ребята, но Рома Белавкин — чистое золото! К сожалению, недооцененный. Может быть, у него было больше теории, чем дизайна звука, но с точки зрения мыслей в музыке у Солара всегда было все клево. И сейчас я слушал его новую работу, и меня как будто пронзило. Какие-то вещи будут к нам возвращаться с новыми знаками…  Я жду какого-то мощного движения, потому что все вокруг как-то печально.

Согласен. Прорыв, который произошел в начале 1990-х, в принципе базировался на тех достаточно мрачных временах, которыми заканчивались 1980-е. Ну и самые ранние 1990-е тоже не фонтан. В принципе то, что мы сейчас имеем, достаточно близко и по состоянию похоже на то время. Только если тогда казалось, что завтра будет рассвет, то сейчас такого оптимизма нет. Такое ощущение, что мы только в полночь какую-то входим, и еще надо ночь пережить. Это, конечно, тяжеловато. Но я тоже понимаю, что такая атмосфера должна родить какую-то новую, сильную историю, выставить доминанту, потому что иначе нас ждет разложение. Уйдем все в никуда с нашей музыкой и вообще с таким подходом. А пока так: какие клубы — такая музыка, и какие люди — такая музыка.

Да, какие люди — такая музыка. Когда это все начиналось, был очень узкий круг подготовленных людей, которые по-разному шли к этой музыке, к этим вечеринкам. Кто-то шел от ума, ну, например, слушал классику, читал книги. Кто-то был фарцовщиком и пришел к нам случайно — в поисках свободы, а кто-то был просто экстремалом, и они пришли благодаря веществам, у них открылся как бы третий глаз. Это был Вавилон. В результате собралась очень разношерстная компания. Я говорю про Москву. Но то же самое было и в Питере, даже раньше. А потом во всех больших городах России. В клубы приходили, как в монастырь люди приходят. Кто-то убил, кто-то развелся с женой, а кто-то перечитал или пережрал лишнего или пришел из любви к Богу (к музыке). Но все они пришли. И в результате возникло это сообщество. Вот это сообщество понимающих людей и сдвинуло всю ситуацию. Не только сама электронная музыка, но и сами люди. Был дан запрос от общества. А сейчас ты начинаешь его чувствовать? Вот ты приходишь в клуб к Саше Моисеенкову, там собираются специальные люди…  Есть с кем пообщаться? 

Да, там есть с кем пообщаться. Мне близка и понятна наша с Сашей аудитория. Это архиважно — понимать, для кого ты играешь. В этом смысле я для себя давно понял, что рейвы — это хорошо, но чувствовать людей, видеть их глаза намного важнее масштабов. Поэтому камерность и ламповость меня притягивает сейчас больше. Ты как бы знаешь, для кого играешь. Не то, что знаешь, а понимаешь, для кого. Но таких мест практически нет. Иногда смотришь на людей и наверняка понимаешь: да, я подготовился к одному настроению, но, видимо, я буду играть совсем другое. Так часто происходит, к сожалению.

И тогда удовольствие стремится к нулю? Значит, запрос от общества еще не сформулирован? Планов на нас нет?

Знаешь, в прошлом году мне попалась майка «Planning kills magic». Она очень хорошо выражает мою философию — волшебство случается, когда не ждешь. Я вообще особо никогда не строю планов и программ. Особенно это касается выступлений. За 35 лет игры я не повторил ни одного. Мне нравится чувствовать атмосферу и принимать решение по ходу, отталкиваясь от собственных ощущений, а не играть заученную наизусть программу, словно ты не живой человек. Импровизация, только импровизация!

Что касается идей и мыслей, считаю, что нашей стране нужно возвращаться к русскому космизму, эта тема поможет возродить электронную культуру.

Думаю, ты помнишь, как в детстве все мы хотели быть космонавтами. Именно тогда произошел всплеск электронной, «космической» музыки — пластинку рижской группы «Зодиак» в СССР продали в количестве 12 миллионов экземпляров, она была почти в каждой семье. Вот что нужно развивать и воспитывать в детях!

Мы всегда приближались к этой космической эстетике: Gagarin Party, павильон «Космос», вся эта идеология объединила целый ряд художников очень высокого уровня — Пепперштейна, Ануфриева и их учителей Кабакова, Пивоварова и Булатова. Это был старт и полет вперед. Но подожди, у англичан-то не было идеи космизма? Вообще никаких идей не было. Просто музыка, компьютер и психоделики. Но как выстрелили мощно и грамотно! А жаль, финал что у них, что у нас один.

Реальность пошла по другому пути, но вот вопрос: кто создатель реальности? Мы сами!

А тогда эта атмосфера была разлита везде. Мир просто дрожал от энергетики. И люди очень друг с другом ладили. Все обнимались и любили. Это было мощно. Спрашивали: «Откуда вы? Из России?»

Помню, это было круто! Иностранцы нас встречали и говорили: «А мы думали, что вы на балалайках играете!»

Удивительно поменялся мир.

Удивительно поменялся мир, да.

Куда делись эти люди, они же не умерли? Во что они превратились?

Ну здравомыслящие люди все понимают. Это касается и русских, и американцев, и израильтян, и немцев. Понятное дело, что их меньшинство, и идти на ветряные мельницы и кому-то что-то доказывать точно смысла нет.

Очень хорошая метафора с мельницами. Тебе не кажется, что заниматься сейчас музыкой все равно, что идти на ветряные мельницы на Росинанте с копьем наперевес? Вот иногда ты начинаешь играть, а публика достаточно херовая. Ты напоминаешь себе Дон Кихота?

Ну мне всегда, знаешь, Дон Кихот вообще нравился с детства. Мне нравится эстетика этого героя, в какой-то степени бессмысленного, но при этом искренне верящего в доброту, в любовь, в то, что он делает правильные вещи. Если человек даже ошибается, как Дон Кихот, он заблуждался, но при этом ничего плохого не делал. И, в общем-то, для него был смысл жизни — Дульсинея, понимаешь?!

Некоторые люди не ошибаются, но при этом делают такие вещи, что лучше бы ошибались.

Какие книги ты порекомендовал бы взять с собой в отпуск?

Я за последние лет пять прочитал очень большое количество книг, где-то порядка шестисот. Читаю в телефоне, очень удобно. В любом месте, в любое время открыл книгу, и ты уже в космосе.

По утрам я обычно выбираю свежую музыку и параллельно читаю, это прикольно. В основном меня интересуют различные формы фантастики. Сейчас интересное направление — развитие виртуальных миров. Это просто безграничная тема для фантазии, и при этом в эпицентре сюжета — душа героя, в общем, все как в жизни.

Да, электронная музыка и фантастическая литература очень связаны, на мой взгляд. Об этом мне говорил Алекс Патерсон из группы Orb, он читал целые лекции, когда жил у меня в Москве. Он очень любил Филипа Дика. И просто часами мне рассказывал, почему андроиды мечтают об электроовцах. Фантастика очень сильно развивает воображение.

Скажи, пожалуйста, вот тебе 55 лет, а что дальше-то? Планируешь купить квартиру, где-то осесть? Планы-то какие? Хоть ты их и не любишь.

Перед тем как начать интервью, ты мне рассказывал: «Природа, отдых, полностью отключиться, съездить на пару деньков». А я понимаю, что давно уже, несколько лет, думаю о том, что я бы не то что на пару деньков, а вообще уехал бы в лес и забыл обо всем. Единственное, что я бы оставил, это создание музыки, продюсирование. Я даже задумывался, нужно ли брать с собой интернет? Ключевой вопрос, кстати. Интернет мне нужен только для передачи файлов, всю остальную информацию можно получать из ментальных полей.

Когда-то Виктор Такнов, владелец «Крыши мира» и наш большой друг, подарил тебе студию. Ты ее тоже возьмешь с собой?

История этой студии достаточно плачевна. В том смысле, что ее попросту разворовали, растащили по частям. Вместе со всем этим пропало большое количество пластинок и моих инструментов. Это в целом трагедия. И случилось это после того, как исчезла «Крыша», поменялось название проекта и им начали заниматься другие люди.

У меня ушло несколько лет на то, чтобы собрать домашнюю студию. В целом самые счастливые и лучшие моменты в жизни я переживаю, когда читаю и создаю музыку. Мне и сейчас нужна музыка, под которую мысль движется, и чтобы ничто не мешало мысли спокойно путешествовать по волнам звука.

Но ты же еще не написал свою лучшую музыку, как ты считаешь?

Хороший вопрос. Ты знаешь, я вообще себя не считаю супермузыкантом, точнее, даже и средним себя не считаю. У меня нет музыкального образования, я скорее больше звуковой дизайнер, чем музыкант. Но мне нравится доносить какие-то мысли через треки. Понятно, что я не сыграю какие-то джазовые импровизации, я могу попробовать, но я не умею. Я могу заложить какой-то смысл, где-то пару слов, где-то интонации, где-то еще что-то, и попробовать донести до слушателя вещи, которые хочу сказать. В общем, что такое счастье диджея? Выразить музыкой то, что не можешь сказать словами, ну или не удается сказать словами. Поэтому, в общем, я буду стараться.

Где будет мероприятие, посвященное твоему 55-летию?

29 ноября в пространстве «Оригинал». Мы его чуть-чуть подшаманим, поставим звук, потому что все будет происходить на виниле. Но я долго не залезал в свою виниловую коллекцию, она достаточно большая, под 10 тысяч пластинок. Сначала у меня, конечно, была мысль пробежаться, грубо говоря, по десятилетиям, пройтись по всему. Но в итоге понял, что сложно транс из начала 1990-х связать с нашими временами. Это совсем уже оторванная от реальности музыка. Можно найти несколько композиций из тех времен, которые опередили время и сейчас звучат адекватно. Но я все равно сделаю акцент на танцевальном эйсид-хаусе с хорошим жирным басом, для чего нам важно поставить хорошую звуковую систему, чтобы люди действительно прочувствовали вибрационную суть музыки и винила. Также будет играть Naita Takida (моя дочь), Tigerlift (основатель школы «Юмайкер»), Constantine (Константин Деревянко) — мой друг и коллекционер музыки. Буду рад всех видеть.

И последний вопрос, немного печальный. Вы долгие годы всегда выступали с Женей Рыбаковым, с Фишом (Фиш умер в 2023-м). Спайдер и Фиш — это был некий даже знак, бренд. Вы часто выступали вдвоем. Даже на «Крыше». Что ты забыл сказать Жене и что бы ты хотел сказать ему сейчас, если бы была такая возможность?

Что я его люблю. Это безусловно. Да, он знал, что я его люблю, и я знаю, что он меня любит. Я много думал о том, что мы с Евгением с 18 лет знакомы. И в принципе вся наша сознательная, творческая жизнь прошла совместно. Да, кстати, единственный критерий, который для нас всегда оставался незыблемым — это качество музыки, качество записи, в этом смысле мы навсегда консерваторы (Conservators — наш совместный музыкальный проект середины 1990-х и начала 2000-х).

Ты был готов к его смерти?

Конечно, нет, но он сам за полгода в шутку говорил, что надоело ему все. В целом вот так…  Мы живем в такие времена, как в Писании сказано: «Живые позавидуют мертвым», и я считаю, что Женя по рок-н-ролльному жег, светил всем, сжигая себя, и сгорел. Понятное дело, что вместе с ним ушла часть меня, и я понимаю, что этого дружеского и братского плеча очень не хватает. Дети растут, я не могу не сказать про старшего сына Жени, потому что он учится у меня в диджейской школе. Милан Рыбаков — DJ the Son — показывает удивительно потрясающие результаты. В этом смысле я преклоняюсь перед генетикой, она чувствуется.

И скажу напоследок: не хочется по всем нынешним правилам играть и жить. Ты же знаешь, что касается планов на будущее, тут, как говорится, строить планы — богов смешить.

Но по каким-то правилам все равно приходится жить. Как бы мы ни боролись против правил, они нас настигают.

Ну тогда я за адекватные правила. И правила, знаешь, как времена, не выбирают.

Фото: из личного архива Спайдера