Анастасия Медвецкая

Мятежный выпускной: как в Петербурге прошли «Алые паруса-2023»

6 мин. на чтение

Особо циничные петербуржцы уже давно прозвали праздник выпускников «Алые паруса» Днем кровавых простыней — день всеобщей утраты девственности, как нам пел Марк Фрейдкин. Ведь толпы выпускников и особенно выпускниц, символически повзрослевших и дорвавшихся до Питера, автобусы привозят на празднество из других городов. В этом году колонна автобусов с желтой наклейкой «дети» выстроилась у Исаакиевского собора.

На этот раз День кровавых простыней приобрел другую символическую коннотацию. Ведь у выпуска-2023 был шанс лишиться выпускного и стать поколением нового ГКЧП практически ровно через 30 лет. Тем более считается, что у Евгения Пригожина на Васильевском острове свои штабы, в том числе кафе, где теперь место памяти Владлена Татарского, и гостиница «Трезини». До вечера Академический переулок (им, как говорят, и ограничен квартал Пригожина) был оцеплен.

Пока Москва впадала в панику, отменяя свои выпускные — так, один мой знакомый зря снарядил сына пластиковой фляжкой с самбукой: только доехали, пришлось возвращаться домой, — губернатор Петербурга Беглов, у которого с Пригожиным личные счеты, позиций не сдавал. Было понятно: праздник будет.

Сами петербуржцы за 18 лет на «Алые паруса» насмотрелись и, предвкушая заплевано-заблеванные набережные и перекрытое движение, убегали из города. Уже за неделю ко мне заглянул сосед по Василеостровскому району, заботливо спрашивая, придумала ли я, куда сбежать в этот день из центра. Жизни местных городской выпускной прибавляет исключительно проблем: за четыре дня до праздника бесповоротно разводят Троицкий мост, соединяющий центр и Петроградку, Дворцовая набережная постоянно перекрыта, так еще и в день «Алых парусов», который вообще-то суббота, постановлением правительства ни в одном магазине не продают алкоголь.

Кто не против праздника прощания с детством, не идут толкаться на набережные, а смотрят «Паруса» по телевизору. Это как гонки «Формулы-1» — сидишь на трибуне, перед тобой раз в пять минут проносится машина, ничего не понятно. А по телевизору — целое шоу, дух захватывает. А так увидишь кусок алого паруса через чью-то голову.

Дети разумных родителей таким выпускным тоже брезгуют, продавая свои билеты туристам или другим экзальтированным. А за проходку на это шоу многие готовы выложить кругленькую сумму. Вот и на карманные расходы деньги появились.

Вообще петербургские школьники в отличие от московских к выпускному относятся спокойно. И если перед парком Горького обычно толпятся распрекрасные девочки, выцыганившие у родителей платья ну совсем фасоном не по возрасту, не говоря о мейкапе «чем старше, тем лучше», то никого нарядного в Питере я не увидела. Толстовки, джинсы, сарафанчики — всем по приколу такая большая якобы безалкогольная пьянка от города. Хотя мусорные урны по границам огороженных территорий все забутилированы.

С самого утра по районам, причастным к празднествам, ходили патрули, зорко высматривая начавших отмечать. Но вечером на целиком закрытом для машин Невском молодняк открыто шел с бутылками, то же самое происходило на набережных. И все это при разбитом театре безопасности, когда выпускной становится репетицией ЕГЭ, где обыскивают чуть ли не до трусов да пускают по паспортам (кстати, непонятно, как при этом удается перепродавать именные билеты). Только антураж «Алых парусов» еще дополняют суровые волонтеры с громкоговорителями, скорые и автозаки. А разводящие полицейские не стесняются своей непраздничной настойчивости — при мне старший напарник учит жизни младшего: «Не стесняйся, активно провожай их всех отсюда», — показывает он собственным примером, как стоит обходиться с безбилетниками, пытающимися пробиться под разными предлогами в эпицентр. Двое других блюдут порядок на Сенатской и разгоняют руками толпу глухонемых человек в триста, ведь больше трех, как известно, нужно собираться аккуратно, тем более на газоне.

Наверное, из местных к празднику хоть как-то благосклонно относится какая-то часть родителей выпускников. Так, автор «Бандитского Петербурга» Андрей Константинов, чья дочь — ковидный выпуск, из эфира в эфир в своей еженедельной итоговой программе повторял, что у детей отняли праздник и обязаны его хоть как-то им возместить. В этом году, непричастный, он уже снова скептично рассказывает, что город впал в безумие и он боится «за безбашенных детей», ведь «когда много народу, чего только не происходит: всякие мордобои, изнасилования и чего только еще нет».

А для этих самых детей перед проходом брига «Россия» под красными парусами по Неве был организован концерт на Дворцовой площади. Вели его Митя Хрусталев, которым заменили привычного неблагонадежного Урганта, и примазавшаяся к школьникам своим ютуб-шоу Ида Галич.

Лайн-ап был странным: будущие студенты радовались «Шляпникам», которые со своей разудалостью пытаются заменить ненормативный «Ленинград», и растиражированной в рамках города благодаря журналу «Собака» Тосе Чайкиной. Не сказать, что в 2023 году уместно смотрелась Юлианна Караулова. Правда, вспомнив «Фабрику» и ее хит «Возможно, будут дети» в антураже нетрезвых трезвых «Алых парусов», становилось смешно. А вот группа «Чайф» как хедлайнер выпускникам уж точно была нужна не сейчас, а в 1990-х, когда праздник еще даже не возродился.

Пенсионным было и меню на территории, огороженной забором. Школьникам предлагали буфетно-совковые бутерброды с форелью, лимоном, маслинами и петрушкой за 130 рублей, фрикадельки из кур с гарниром за 150 и прочие «пирожки сдобные печеные», а подогревали интерес к происходящему чаем и растворимым кофе. В других фудтраках можно было найти что-то более молодежное, но совсем неприличное — от 400 до 600 рублей.

Вообще праздник «Алые паруса» удивительным образом возник как городское развлечение по инициативе самих выпускников еще в 1968 году. Почему удивительным — вообще-то Грин трижды отменялся в советское время. Эти «Паруса» успел застать Василий Аксенов, о чем и написал. А в 1979 году их отменил глава ленинградского обкома КПСС Григорий Романов, потому что праздник иллюстрировал то, как не может выглядеть юнец, полноправно входящий в советское коммунистическое общество. В 2005 году традиция возобновилась — тогда город не страдал от обездвиженности, ведь ничего не перекрывалось, а набережные снова стали загажены: «Я помню, как в 2006 году шел с концерта “ДДТ” со стадиона “Петровский” через Дворцовую домой — тогда еще ничего не было перегорожено. Моего малолетнего брата, который, выпустившись из школы, решил сходить с нами на Шевчука, а не на быдло-пьянку, попытались начать лупить те, кто составлял там основной контингент — бухая быдлота», — вспоминает знакомый петербуржец.

Постепенно, с прямыми трансляциями и ужесточением правил проведения праздника, «Алые паруса» стали общероссийским ежегодным шоу, а не локальным городским развлечением — так, в 2016 году мероприятие вошло в пять номинаций зарубежной премии European Best Event Awards, а годом ранее The Telegraph внес «Паруса» в десятку самых посещаемых туристических событий мира. Но с этого года «Алые паруса» перестали быть символом только Петербурга, поскольку свои проводились в Мариуполе.

«Алые паруса» Грина значатся лишь в нескольких школьных программах по литературе, читают их в 7-м классе не все. Считывается ли символика или она опримитивилась до кораблика, который то ли выходит навстречу взрослой жизни, то ли провожает детство, рассуждает петербургский писатель Константин Образцов: «Не знаю, есть ли у нынешней молодежи в культуре что-то, что стало бы символом поколения — нужно, чтобы это было не спущено сверху, а выбрано ими самими. Изначально дело не в Грине, а в том, что в тот момент, когда все это складывалось, уже миновала оттепель со своей очень значимой семантикой надежды — только что закончилось все самое страшное, что было в истории. Все на свете хорошо, потому что наконец прошел нормальный летний дождь. Этот шлейф надежды проявился в выборе “Алых парусов”. Книга именно про это: и про надежду Ассоль, и про надежду этого парня, который всю жизнь жил в предсказуемости и захотел чего-то непредсказуемого, какой и должна быть надежда. Когда твоя жизнь полностью подчинена рациональным законам, то ты знаешь, какой она будет дальше — как ты возьмешь в руки портфель и будешь с ним куда-то ходить 50 лет, где тебя будут оценивать поквартально. А надежда всегда недетерминирована, она всегда про молодость, где еще очень мало “никогда”. И так совпало, что это произведение о надежде стало символом праздника. К тому же оно хорошо визуализируется. Но я могу предположить, что для современных выпускников это произведение ничего не значит, символы не считываются — если в условной толпе поспрашивать, про что были “Алые паруса”, вы практически точно не получите ответ. Насколько правильно продолжать делать именно “Алые паруса”, сложно сказать. Да, корабль красиво выплывает…  Но культура вопиет к новым культурным кодам: старые исчерпаны, а новые не предложены, и “Алые паруса” такой пример. Семантика надежды не считывается. Но, с другой стороны, что должно считываться в 16 лет? Мне не нужна семантика надежды, я сам — надежда».

И так не темная белая ночь растворилась над Петербургом, выпускники на Марсовом поле продолжили догоняться тем, что уже было невозможно отобрать, мятеж в стране закончился, паруса перестали пытаться быть по-новому кровавыми. О странном в нынешних исторических обстоятельствах празднике напомнил лишь мусор на набережных, который вручную начали собирать еще в 2 часа ночи, а утром вообще сгребали машинами. Артефактом пока стоит не отмытый, заплеванный семечками мост Лейтенанта Шмидта — наверное, единственная точка, с которой невыпускникам было видно хоть что-то, происходящее в акватории.

Фото: Валентина Певцова/ТАСС, Анастасия Медвецкая

Подписаться: