Новозеландский дизайнер интерьеров и мебели Кристофер Холл украшает дворцы восточных принцев и резиденции медиамагнатов, а для себя купил квартиру в московской сталинке, принадлежавшую легендарному физику, разработчику ядерного оружия.

Бегло говорящий на полдюжине языков, включая греческий, арабский и турецкий, Крис учит язык Пушкина, поскольку зачем-то («Зачем?!» — изумилось все его интернациональное окружение) купил апартаменты в Москве. А все просто: образцовый гражданин мира, он восторженно любит Россию — за снег, борщ, золотые купола, «Доктора Живаго» и соцреализм (на стене его лондонской квартиры — гигантский портрет Ленина кисти неизвестного художника, а московскую гостиную украшает не менее грандиозная графика с Юрием Гагариным и Сергеем Королевым).

Мы познакомились лет двадцать назад в Париже, в кафе при блошином рынке Сент-Уан. Он зашел туда с дорогущей старинной люстрой, купленной для очередного проекта, сел за соседний стол и мгновенно завязал разговор. Человек сокрушительного обаяния, Крис умеет найти общий язык и с ремесленниками, и с королями. Всегда спокоен, улыбчив и энергичен, хотя как-то признался за бутылкой саперави: «Я много работаю и устаю как собака».

Никогда не угадаешь, откуда ты напишешь или позвонишь через неделю. А можешь какое-то место назвать своим домом?

Я живу моментом. Как говорится, мой дом там, где сегодня я кладу свою шляпу. Я родился далеко — в Новой Зеландии, стране красивой, спокойной и скучной, но в 19 лет началась одиссея — я жил в Греции, Италии, Австралии, Турции, Северной Африке, а теперь — все больше в Англии и Испании. Плюс к этому немало времени провожу у заказчиков в Саудовской Аравии. Наверное, в душе я цыган.

Только не говори, что твой дом — кибитка.

Сейчас у меня квартиры в Стамбуле и Барселоне, дом в Новой Зеландии, съемное жилье в Лондоне, а недавно купил 80 метров в сталинском доме на Садовнической набережной с видом на высотку.

Почему не в самой высотке?

Не потянул! На самом деле, посмотрев там несколько не самых дорогих квартир, выставленных на продажу, я понял, что на высотку лучше все-таки смотреть, чем в ней жить. Кстати, прежде моя московская жилплощадь принадлежала крупнейшему советскому ученому-атомщику Аркадию Бришу, Герою Социалистического Труда, одному из разработчиков ядерного оружия, прожившему 98 лет!

В твоем доме когда-то жил и академик Сахаров с первой супругой, а квартира прямо над тобой принадлежала лауреату Нобелевской премии Игорю Тамму.

Кстати, в минувшем декабре нынешние хозяева этой квартиры меня залили — там шел ремонт, и я пережил веселую ночь — с визитом ко мне соседей снизу, с приездом в четыре утра аварийной бригады и с помощью чудесной русской бабушки, которая…  как это будет по-русски…  старшая по подъезду! Для поднятия духа она даже подарила мне баночку крыжовника, перетертого с сахаром: «У вас в Англии есть крыжовник?»

Так все же чем тебя привлекает Москва?

Здесь невероятная энергия. Мне нравится, что этот город делает с моим мышлением: он разрывает в голове шаблоны, освобождая место для новых идей. Когда я прилетаю в Москву, то чувствую себя на правильном пути.

А Петербург?

Это еще одна моя русская любовь. Первое путешествие в Петербург 15 лет назад обернулось для меня созданием мебельной коллекции «Ретроград». И знаешь, что послужило вдохновением? Черные деревья в зимнем свете. Их очертания я воплотил в консолях из стали и мрамора. Я был поражен графикой веток без листвы не меньше, чем невероятной красотой этого огромного города.

Расскажи пару сказок о принцах и шейхах…

А ты понимаешь, что я подписываю с заказчиками контракт и должен соблюдать конфиденциальность?

Тем не менее журналы всего мира пишут о твоей работе для Фейсала бен Саттама, внука саудовского короля, о его гигантском дворце-шатре. Как среди твоих клиентов появились монаршие особы?

Почти все заказы приходят ко мне «из уст в уста» или, как говорят в России, через сарафанное радио. Принц Фейсал не исключение: нас представили друг другу еще в 2000 году, тогда и началось мое погружение в невероятный мир восточной культуры. Мы продолжаем сотрудничать до сих пор, и до пандемии я регулярно летал в Эр-Рияд.

Споры с заказчиками случаются?

Лучший способ еще в зародыше погасить любой конфликт — это внимательно выслушать клиента, понять, что он создал в своем воображении, и работать с этим дальше. Сам процесс работы очень трудоемкий, он требует много эмоций, поэтому в случае серьезных разногласий мне трудно развернуться и уйти, когда уже вложено столько сил. Проще сделать, как хочет заказчик. Все-таки это ему жить в этом доме, а не мне. У меня нет раздутого эго. Я делаю то, что просят.

 То есть душишь в себе художника?

Нет. Всегда есть много способов самовыразиться. И через каждую работу я познаю себя.

Бывает, что ты отказываешься от предложений?

Постоянно. Примерно от пятой части. Если меня не устраивает характер клиента или я не в силах исполнить то, что он нафантазировал. Или мое видение проекта сильно отличается от желаний заказчика. Могу отказаться и по каким-то политическим мотивам.

А как ты поступаешь в тех случаях, когда просят «подумать еще»?

Сейчас я в той стадии карьеры, когда уже достаточно опыта и уверенности в себе, чтобы выбрать и предложить одно, но оптимальное решение. Говорю же: я всегда очень внимательно слушаю, у нас с заказчиком возникает взаимопонимание, и тогда достаточно легко можно выдать результат, который его порадует. Поэтому никаких дополнительных решений не нужно. А если я по собственной инициативе дам вдруг несколько вариантов, то клиент в них запутается.

Случалось, что у тебя подворовывали идеи?

Конечно. Не так давно моя компания судилась с очень престижной сетью отелей, которая скопировала мою мебель.

А ты присваивал чьи-то находки?

Надеюсь, нет. Специально я точно никогда этого не делал, но все так относительно в нашем мире! Иногда мозг выдает картинку, и ты не понимаешь: родилась ли она в твоей голове или память услужливо подбросила то, что где-то когда-то увидел.

Недавно ты презентовал новую коллекцию мебели…

Она называется «Сомата» и навеяна образами античной Греции. Меня вдохновляли легенды и мифы, истории богов и героев. Я давно мечтал о подобном, наконец набрался смелости и сделал. Съемки мы организовали в древнем амфитеатре на берегу Средиземного моря, расставили среди камней столы, стулья и другие предметы, сделанные вручную из натуральных материалов…

Ты помнишь день и час, когда впервые ощутил себя дизайнером?

Несколько моментов истины случилось в детстве. В моем родном городе Крайстчерч на берегу реки Эйвон у бабушки с дедушкой был большой дом и сад с грейпфрутовыми деревьями. В саду стоял сарай — заброшенный дощатый курятник. Так вот я вычистил его, прибил к голым деревянным стенам старые парчовые шторы, положил на пол большой ковер, притащил кресло, круглый стол и несколько разномастных стульев. В бутылки с водой воткнул высокие цветущие ветки магнолии. В общем, превратил курятник в волшебную комнату. Помню, я сидел в тишине и удивлялся этой метаморфозе…  Еще один момент был, когда мне исполнилось 10 лет: родители купили новый диван, и я помог маме передвигать мебель в гостиной. И вдруг почувствовал, что в результате всех этих перестановок аура в комнате стала гармоничнее.

Твои родители, насколько я помню, были простыми аптекарями. Откуда в тебе тяга к дизайну?

Не знаю. Не мне судить. Иные дизайнеры воспринимают себя очень серьезно, и это их уничтожает. Плохо, когда ставишь себя высоко и слишком много о себе думаешь, считаешь себя более креативным, чем ты есть на самом деле. У каждого из нас имеется какой-то талант, но не нужно быть слишком самоуверенным: креативность — хрупкая штука.

Фото: из личного архива Кристофера Холла