«Надо знать больше, чем предполагает специальность» — эпидемиолог Василий Власов
Вице-президент Общества специалистов доказательной медицины, доктор медицинских наук, эпидемиолог, 72-летний профессор Василий Власов считает, что российская система здравоохранения сталкивается с проблемами, типичными для медицины многих стран. Речь в первую очередь идет о дефиците кадров. Но меры, которыми эту проблему пытаются решить в России, профессор считает неэффективными. Василий Власов рассказал «Москвич Mag» о важности постдипломной подготовки врачей, о том, почему Минздрав больше не закрывает частные медвузы и почему дело пластического хирурга Лонской стало абсолютным нонсенсом.
Василий Викторович, дефицит врачей в России признают на официальном уровне. Власти пытаются решить проблему. Насколько эффективны эти меры?
Дефицит врачей есть не только в России, он существует везде, где люди хотят быть здоровыми и получать медицинскую помощь. Врачей долго обучать, у них ограниченная производительность труда — врач не может лечить сто человек одновременно.
В России дефицит как абсолютный, так и относительный. Абсолютный — это когда есть много мест, где врачей не хватает, он же и относительный. Например, в Москве врачей много, в регионах мало, чем беднее регион, тем меньше там врачей. С другой стороны, врачей в больницах более или менее хватает, в поликлиниках не хватает, а в городах врачей больше, чем на селе.
Попытки решить все проблемы одновременно были не очень эффективными. Например, много сил и средств потратили на то, чтобы учить больше студентов и выпускать больше врачей. Добились результата: количество выпускников огромное, количество врачей, приходящих в систему здравоохранения, огромное, а врачей все равно не хватает. Это из-за неправильного использования ресурсов — у нас есть врачи-хиропрактики, врачи-диетологи, врачи-профилактики, но все они, будучи врачами, реальную медицинскую помощь не оказывают. Нигде в мире в поликлиниках нет врачей-диетологов, а у нас есть.
На селе до сих пор реализуются программы поддержки врачей, которые приезжают туда работать. Программы оказались недостаточно эффективными, потому что материальные меры поддержки незначительны по объемам. Что такое миллион рублей сейчас? К тому же есть сельские районы, расположенные близко к городу. Некоторые врачи продолжают жить в городе и приезжают в деревню поработать, а заодно и воспользоваться льготами.
Правда ли, что качество подготовки врачей в российских вузах ухудшилось?
Я бы поостерегся делать такие категоричные заявления. Во-первых, оценивать качество вузовской подготовки сложно. Могут быть косвенные показатели, которые, возможно, связаны с увеличением масштабов — сейчас в аудитории могут сидеть не 12, а 30 человек, и нагрузка на преподавателя больше.
Во-вторых, у нас пытались ограничить число частных медицинских институтов. Когда встал вопрос о том, что нам нужно больше медицинских студентов, вожжи отпустили, и частные медицинские институты снова расплодились. Качество подготовки в них, по-видимому, чрезвычайно низкое. Сначала Минздрав пытался контролировать качество, но из этого ничего не вышло, и тогда проблемы стали решать не качеством, а количеством.
Но самые большие проблемы кроются не в вузах, а на этапе постдипломного образования, или ординатуры. Постдипломное образование во всех развитых странах считается обязательным, поскольку в процессе учебы в институте студенты не имеют возможности работать с реальными больными. В разных странах в зависимости от того, какая специальность приобретается, студенты учатся еще от пяти до 12 лет после университета.
В России же, чтобы увеличить поток студентов в медицинскую практику, разрешили практиковать без ординатуры и ограничили возможность после окончания мединститута пойти работать еще куда-нибудь, кроме государственного медучреждения. На мой взгляд, это неверное решение. Оно делает врача доступным сейчас, но в перспективе на долгие годы снизит качество российской медицины.
Как вы оцениваете результаты реформы здравоохранения?
Слово «реформа» применительно к здравоохранению у нас запрещено. Говорится о модернизации и структурной оптимизации.
Начиная с 2003–2005 годов у государства появились деньги, чтобы обеспечивать людей лекарствами, ремонтировать больницы и поликлиники. Больницы в больших городах получили новое оборудование, новые возможности. Встал вопрос о том, что не нужно большое количество коек, на которых люди лежат просто, чтобы полежать в больнице. В результате по всей стране уменьшилось число больниц и коек. Но людей, которым нужна стационарная помощь, не стало меньше.
Мы пошли по пути, по которому идет весь мир. Насколько он правильный, покажут последующие события. Например, когда разразилась пандемия, понадобились больничные койки. И там, где их не было, пришлось тратить большие деньги, чтобы быстро все перепрофилировать. Создавались стационары, прежде всего в Москве. Из торговых центров выгоняли торговцев и размещали там койки. Это был довольно дорогой маневр, и если учесть, что такая необходимость возникает редко, то, может быть, действительно содержать лишние места в больницах не нужно.
Не стоит оценивать состояние российского здравоохранения только по Москве с ее современными поликлиниками и больницами. К сожалению, средства на медицину в стране ограничены, это приводит к тому, что перемены не всегда происходят безболезненно.
Пластического хирурга Екатерину Лонскую осудили за осложнения после операции по блефаропластике пациентке Инне Бороде. Хирург отправилась в зону СВО. Что вы думаете по поводу этого случая?
Отправка в зону СВО имеет косвенное отношение к делу. Надо сказать, что косметическая и эстетическая хирургия — это сфера, в которой ответственность перед пациентами очень велика, ведь приходит практически здоровый человек для того, чтобы улучшить внешность. Если в результате он получает тяжелые осложнения — это катастрофа. Такого нельзя сказать, например, про онкологических пациентов. Если у них выпадают волосы и кровавый понос, они нисколько не обижаются на врачей за то, что волосы выпали, потому что это как бы приемлемая цена за лечение смертельной болезни.
Блефаропластика — распространенная процедура. И у вас как у взрослого мужчины, и у меня, и у всех взрослых людей появляется лишняя кожа на веках. У некоторых людей это выглядит очень нехорошо, они вынуждены делать операцию. У кого-то выглядит терпимо, как, например, у нас с вами, и мы операцию не делаем. Это явный признак возраста, и женщины сплошь и рядом с этим обращаются.
Технологически операция простая, однако, чтобы сделать ее правильно, хирург должен быть высокой квалификации. Достаточно удалить вместо двух миллиметров три — и привет. Происходит укорочение, и веки нормальным образом не закрываются. На первый взгляд это кажется несущественной проблемой, потому что достигается хороший результат — складки исчезают, кожа натянута. Но глаз не закрывается полностью и плохо омывается слезой, начинаются воспалительные процессы. Их лечат противовоспалительными препаратами.
Такой препарат применяла госпожа Борода — он обезболивает и снимает воспаление, но проблему не решает. Она нарастает, чувствительная к высыханию роговица страдает, и дело доходит до радикального лечения.
Я не знаю, было ли действительно основание для пересадки роговицы. Полагаю, что имели место, конечно же, недостатки в оказании хирургической помощи. Врач должен нести за это ответственность, но сажать врача в тюрьму, по-видимому, не надо. Это тот случай, когда врач должен заплатить большие деньги за то, что плохо оказал помощь.
У нас в России не страхуется ответственность врачей, в результате все выливается в открытие уголовных дел, и это никуда не годится. Принимали специальные постановления правительства, законы поправляли для того, чтобы врачей не привлекали к уголовной ответственности, но проблема так и не решена. Случай Лонской как раз иллюстрирует то, как у нас решается проблема качества оказания медицинской помощи — средствами уголовного преследования, что является абсолютным нонсенсом.
Если вам удобнее смотреть на YouTube, то ролик здесь.

