В феврале было завершено предварительное расследование по делу лидера «Левого фронта» Сергея Удальцова (внесен Росфинмониторингом в список террористов и экстремистов). Один из лидеров московской уличной политики 2000-х и 2010-х больше года находится в СИЗО по обвинению в публичном оправдании терроризма за посты в соцсетях. В отличие от других первых лиц болотных протестов он в 2022 году поддержал внешнюю политику Кремля, но продолжил критиковать то, что происходит внутри страны. Его организация, пережив череду расколов, сблизилась с КПРФ и под стать времени превратилась в тень той движухи, которая происходила на улицах Москвы и других городов в былые времена. Мы решили проследить, как Удальцов пытался менять мир и как в итоге мир поменял его.

«Это был 2012 год, — вспоминает один мой товарищ и коллега. — Я незадолго до этого переехал в Москву, жил небогато, одевался, где придется, и в переходе на площади трех вокзалов покупал дешевые кеды за 500 рублей. В других местах они стоили вообще по 400, но мне было лень туда ходить. В то время я работал в издательстве, где выпускали сборники статей Удальцова, и он к нам регулярно заходил. В его образе мне запомнилось, что он все время ходил в точно таких же кедах, как у меня, тоже купленных где-то в переходе».

Вопреки образу политического панка и голоса бедноты с окраин Сергей Удальцов вырос в известной московской семье. Его прадед Иван Удальцов хоть и происходил из дворянского рода, но начинал свой жизненный путь как правнук: был старым большевиком, участником первой русской революции. После 1917-го Иван Удальцов стал известным экономистом и юристом, ректором МГУ и основателем МГИМО. На западе Москвы есть улица, названная его именем. Дед, тоже Иван Удальцов, был историком и дипломатом, в 1950-е работал в аппарате ЦК КПСС, затем возглавлял партийный идеологический отдел, работал в посольстве СССР в Чехословакии (как раз когда в 1968 году туда въезжали танки союзников по СЭВ), позже был послом в Греции. В 1970-е он возглавлял Агентство печати «Новости» — предшественник нынешнего «РИА Новости». Дядя, Александр Удальцов, также известен как дипломат, сейчас возглавляет Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом, а до этого был послом РФ в Литве и Словакии, занимал разные посты в МИД. В 2012 году появились слухи, что прабабушкой Сергея Удальцова якобы является революционерка Розалия Залкинд (Землячка), которая в начале 1920-х активно участвовала в красном терроре в Крыму, а затем была заместителем главы Совнаркома (по нынешним временам — вице-премьером правительства). Но, как оказалось, это фейк, который распространяли оппоненты.

В политику Сергей Удальцов подался в 1990-е. Будучи по взглядам красным реваншистом, в те времена он успел поучаствовать в дико противоречивых и пестрых потоках неформатной общественной жизни. Ее важным атрибутом были уличные протесты недовольных политикой шоковой терапии и приватизации, которые возглавляли разные политики коммунистического и национал-консервативного толка — такой синтез довольно странно представить во многих других ситуациях, но тогда, на растущих дрожжах советского ресентимента, это было в порядке вещей. Амальгамой этого сплита стало движение «Трудовая Россия», к которой и присоединился Удальцов, создав при организации свой комсомол — «Авангард красной молодежи» (АКМ).

Вот как описывал два с лишним десятилетия назад ныне покойный контркультурщик и политический теоретик Дар Жутаев происходившее в этой среде на страницах выходившей в Москве англоязычной газеты eXile: «Ни АКМ, ни его родительская организация “Трудовая Россия”, широко известная как “анпиловские бабушки”, на самом деле не имеют отношения к коммунизму. А также к фашизму, анархизму, антиглобализму или советскому патриотизму, хотя каждая из этих идеологий играет свою роль. На самом деле обе эти группы — это совершенно бездумная и физиологическая реакция сбитых с толку людей на враждебное окружение. <… > Бездумная и физиологическая реакция юного и резвого АКМ — это экзистенциализм. На самом деле это единственное, что есть общего у членов этого движения. В интернет-дискуссиях <… > я увидел, что социальной базой АКМ называют как “очкастых ботаников, ошибочно полагающих, что, притворившись коммунистами, скорее привлекут девчонок”, так и “прыщавых пэтэушников из рабочих трущоб”. И, исходя из моего личного опыта, оба утверждения верны — в группе много парней и девушек обоих типов».

В начале 2000-х Сергей Удальцов разошелся с Виктором Анпиловым. АКМ раскололся, большая его часть осталась со своим лидером, а меньшая — с «Трудовой Россией». На протяжении нескольких лет эта радикальная молодежная тусовка стала одной из самых многочисленных в Москве. Особенно после упадка Национал-большевистской партии (НБП, признана в РФ экстремистской, ликвидирована по решению суда) Эдуарда Лимонова — с одной стороны, как бы союзника удальцовцев по уличному акционизму, но с другой — и конкурента.

Иногда было очень сложно провести грань между двумя этими организациями — люди переходили из одной структуры в другую, и наоборот. Так было и с будущей женой Сергея Удальцова, Анастасией, которая с 2022 года сидит в Госдуме, а ее взгляды, как и у многих энтрировавшихся в официоз нацболов, можно определить как право-левые.

«Я приехала сюда [в Россию] в 1998 году, чтобы принять участие в деятельности Национал-большевистской партии. Сначала, в 18 лет, я вступила в Коммунистическую партию Украины — тогда ее как раз разрешили (одно время она была запрещена). Именно то, что ее запрещали, вызвало во мне желание вступить, из чувства противоречия. Кроме того, мне не нравилось, что развалился Советский Союз. <… > А через год из интервью Егора Летова, лидера рок-группы “Гражданская оборона”, я узнала о существовании НБП. Поскольку Летов для меня был авторитетом, я приехала в Москву, и меня сразу приняли в партию. В итоге я бросила хорошо оплачиваемую работу на Украине, перевелась из Харьковской юридической академии в РГГУ и окончила здесь юридический факультет. В НБП я состояла до 2000 года — до тех пор как познакомилась с Сергеем», — рассказывала Удальцова.

Как вспоминает политолог и директор Центра развития региональной политики Илья Гращенков, когда он познакомился с Удальцовыми в 2000-е годы, они были «леваками и фактически панками, организовывали концерты Егора Летова и других рок-музыкантов». Многие выступления Летова того периода были аналогами коммунистических митингов для неформальной молодежи — другой, сильно диссонирующей с «анпиловскими бабушками», части протестного движения рубежа тысячелетий.

Бывший соратник Сергея Удальцова, автор книги «Комсомол имени Летова» Василий Кузьмин вспоминает, что в ту пору АКМ делал ставку «в первую очередь на акции прямого действия». «Неудивительно, — говорит он в беседе с “Москвич Mag”, — что к концу нулевых [это движение] переросло молодежный статус и преобразовалось в “Левый фронт”».

Эту же мысль развивает и другой соратник Удальцова, ныне живущий во Франции публицист и историк Алексей Сахнин: «В 2000-е годы формировалась новая политическая система, в которой возникало место для непарламентской оппозиции, где независимые левые во многом благодаря усилиям и роли Удальцова, его личным качествам играли довольно большую роль. Удальцов и его товарищи успешно копировали и развивали уличный акционизм как форму диалога с обществом».

По словам Сахнина, Удальцов с «Левым фронтом» был «одним из немногих политиков, кто сделал ставку на социальные движения»: «Это не привело к радикальным изменениям в стране, но было серьезной заявкой. В нулевые крупнейшие протестные кампании были не политическими, а именно социальными. Начались они после монетизации льгот и потом приобрели некую организационную структуру в виде Союза координационных советов — объединения социальных инициатив, где “Левый фронт” и Удальцов лично играли большую роль».

Эта значимость досталась Сергею немалой ценой. Как вспоминала его жена Анастасия, к марту 2012 года его более ста раз задерживали: «Я пыталась подсчитать, сколько времени он провел в изоляторе, в общей сложности около года набегает. В феврале 2011 года он свое 34-летие отметил в заключении. Сейчас Новый год встретил под арестом».

Массовые протесты 2011–2012 годов после выборов в Госдуму, с одной стороны, стали звездным часом для Сергея Удальцова как публичной персоны, но с другой — обернулись уголовным делом и в конечном итоге поражением как самого политика, так и тех, кто выходил на улицы за честные выборы.

Уголовное дело о подготовке массовых беспорядков против Удальцова возбудили после того, как осенью 2012-го по телеканалу НТВ показали фильм «Анатомия протеста – 2», который многие сочли пропагандистским. В сюжете продемонстрировали запись со скрытой камеры, на которой человек, похожий на лидера «Левого фронта», и его соратники Константин Лебедев и Леонид Развозжаев общаются с депутатом грузинского парламента Гиви Таргамадзе и консулом Грузии в Молдове Михаилом Иашвили. Те, как утверждали авторы фильма, якобы предлагали оппозиционерам финансирование протестов.

Первоначально Удальцов, говоря о Таргамадзе, заявлял, что ему «такое имя даже неизвестно», добавив, что «все это бред сумасшедшего и собачья чушь». Позднее, в 2014 году, на судебном заседании лидер «Левого фронта» сказал несколько иначе: «Наше движение испытывало тогда недостаток в финансировании. Лебедев пояснил, что его друзья ведут бизнес в ряде стран СНГ и хотели бы наладить поставку алкоголя в Россию. Я в итоге дал предварительное согласие». К тому времени бывший соратник Удальцова Константин Лебедев, познакомивший его с грузинским депутатом, стал ключевым свидетелем обвинения, а оппозиционеры называли его провокатором. Но, как бы то ни было, слухи о «грузинском следе», раскручиваемые государственными СМИ, стали для Удальцова факапом, даже если его и втемную затянули в эту сомнительную историю умелые манипуляторы.

Все это завершилось для него 4,5-годичным тюремным сроком в 2013–2017 годах. Но даже там, как вспоминает Илья Гращенков, Удальцов не унывал и после выхода на свободу рассказывал ему, что чуть ли не создал среди заключенных кружок по изучению марксизма.

Впрочем, на первых порах казалось, что власти готовы пойти на уступки оппозиции. В самом конце 2011 года еще занимавший пост президента Дмитрий Медведев внес в Госдуму законопроект, упрощающий выдвижение кандидатов на выборах и регистрацию политических партий. Удальцов как один из лидеров протестов участвовал во встрече несистемной оппозиции с главой государства, его стали показывать по телевидению.

В тот же период возникли первые расхождения с соратниками по «Левому фронту». Далеко не всем понравилось его пари с КПРФ, в результате которого Удальцов стал доверенным лицом Геннадия Зюганова как кандидата в президенты. Товарищи критиковали его за то, что традиционная Компартия слишком погрязла в оппортунизме и кабинетной политике, но тот уверял, что «КПРФ <… > может в такой ситуации стать лидером социального протеста, резко усилить свои позиции».

«Громкие акции позволили “Левому фронту” занять видное место в протестах. Но эта среда была ограничена гетто среднего класса. Завоевать доминирование в этом протесте окончательно было невозможно, — объясняет ситуацию Алексей Сахнин. — Но можно было захватить в нем важную роль, не позволив ему стать инструментом олигархов. И эту функцию “Левый фронт” объективно выполнил — движение не стало предметом торгов внутри правящего класса и либеральной оппозиции, что из опыта 2012 года казалось большой угрозой. Именно этим были вызваны во многом попытки флирта с КПРФ, чтобы телепортировать движение в глубинку. Но сделать это в полной мере не удалось».

Другим предметом разногласий 2012 года стал призыв Удальцова голосовать в только что учрежденный Координационный совет оппозиции не только за левых, но и за их оппонентов: «Вот я, например, обязательно 5−7 голосов отдам либералам, а 5−7 голосов — националистам».

«К сожалению, в 2011–2012 годы “Левый фронт” не имел достаточной силы, чтобы полноценно возглавить протест, — вспоминает Василий Кузьмин. — Так или иначе приходилось принимать условия прозаседавшихся и бездарных генералов либеральной оппозиции. У нас попросту не было должного количества кадров, медийных и материальных ресурсов, чтобы им противостоять. На мой взгляд, на определенном этапе действительно стоило попытаться перехватить инициативу, пожертвовав единством протеста и тотально испортив отношения с либеральным бомондом, но история не терпит сослагательного наклонения».

Уже после спада протестной активности в «Левом фронте» начались разброд и шатания. Во многом они были связаны с самим Удальцовым, которого соратники еще со времен АКМ называли между собой цезарем.

«“Левый фронт” был не готов к протестам 2011–2012 годов, — считает Василий Кузьмин, который как раз в тот период покинул “Левый фронт”. — Типичная болезнь роста получилась. ЛФ все равно оставался организацией молодых радикалов, а тут во многом именно под харизму Удальцова пошли какие-то тетеньки с белыми ленточками, представители среднего класса безыдейные, прохиндеи всякие, старики безумные. Там три четверти надо с порога гнать было из левой организации. Но, к сожалению, этого не произошло. Поэтому фактически получилась война старого костяка организации (преимущественно регионалов) и фан-клуба Сергея Удальцова. С его посадкой почти весь фан-клуб разбежался. На мой взгляд, Сергей сделал ставку не совсем на тех людей, это было ошибкой. А времени исправить это уже не было, арест и спад протестной волны шанса не дали».

Алексей Сахнин, напротив, оставался в числе сторонников Удальцова и был среди них вплоть до исторического февраля 2022-го. По его словам, в организации доминировала «гошистская молодежь из среднего класса», не готовая участвовать в «решении сложных политических вопросов»:  «Выясняется, что в этот искрометный движ люди пришли с другими целями и что происходящее не вяжется с их идентичностью. Были люди, которые говорили: “Нам наплевать вообще на политическую рациональность, на какие-то там расчеты, мы хотим чувствовать себя суперклассными теоретиками, устраивать в подвале марксистский кружок”. Были и те, кто хотел порвать союз с либералами, считая, что их главный враг — Немцов, с которым приходилось стоять на одной трибуне. Была объективная развилка, но [из “Левого фронта”] вышла небольшая группа, которая создала организацию “Левый блок”. Они в течение нескольких лет занимались относительно безобидным акционизмом и леваческой самоизоляцией. Люди социализировались в рамках субкультуры, легитимной в рамках общества потребления, и никому особенно не угрожали, в политике не участвовали. Потом это дало еще более заметный росток в виде тру-марксистского ютуб-блогинга, чьи представители собирались, чтобы поспорить, например, о Сталине и Ленине или Троцком и Мао. В общем, модель этой среды была эскапистской», — вспоминает Алексей Сахнин.

Когда Удальцов вышел на свободу в августе 2017 года, в стране быстро менялась политическая атмосфера. По мнению Сахнина, к тому времени закончился этап, когда можно было допустить чуть больше демократии, создание независимой левой партии или крупные мобилизации на улицах. «Когда в 2000-е единственной осмысленной политической формой действия здесь и сейчас были реформистские усилия и стратегии, Удальцов отыграл как один из лучших. Отыграл в жанре левого популиста там, где врата, ведущие в рай, были очень узки. Когда же неолиберальная система стала нереформируемой, он не справился. У Удальцова чуть более чем полностью не получилось перестроиться или даже осознать изменения. Его выбором стал более глубокий альянс с КПРФ. Это решение выглядело очень прагматическим: есть некая крыша, которая позволяет действовать в узкой зоне, имея определенную известность и некоторый иммунитет, с которым вроде бы можно пережить темные времена. Не вышло», — констатирует Сахнин.

Василий Кузьмин полагает, что после выхода на свободу у Удальцова уже не было шансов вывести организацию на прежний уровень. По его словам, многие активисты-организаторы еще времен АКМ «эволюционировали идейно и устали от распрей», а «окололиберальная тусовка наигралась в белые ленточки и вернулась к своим делам». «Очень резко вырос средний возраст членов “Левого фронта”, как мы горько шутим, в организации стало крутиться много бабок, и речь тут не о деньгах. Сергей остался верен своим принципам, вот только если раньше под такие лозунги шли буйные ребята в косухах, теперь на редких публичных мероприятиях выступают бабушки в шубах. Молодому поколению весь этот советский реваншизм непонятен, карьеру в ЛФ не построить, для этого есть КПРФ. Поэтому в бой и идут ну если не совсем одни, то преимущественно старики. У Сергея есть стойкость и убеждения, я уверен, что его и вторая посадка ничуть не сломает. Верность своим принципам — это правильно, другой вопрос, что не все их разделяют. Я желаю Сереге скорейшего освобождения и возвращения в строй, но сам, конечно, за совок маршировать с пенсионерами уже не пойду», — резюмирует Кузьмин.

Политолог Илья Гращенков считает, что в последние годы Удальцов вынужденно стал более умеренным. Эти изменения он связывает с возрастом или влиянием Анастасии Удальцовой, которая прошла в Госдуму от КПРФ и оказалась «в высоких кабинетах, а ее муж — на улице в тот момент, когда коммунисты слились с властью даже больше, чем “Единая Россия”»: «До 2011 года мы все были поколением 20–30-летних, для которых закономерна тяга к уличной политике. К тому же тогдашнее политическое пространство это позволяло. После того как Удальцов вышел из тюрьмы, уличной политики не стало. “Левый фронт” устраивал какие-то акции, но на них никто толком не приходил, он стал превращаться в маргинальную организацию. Плюс они с женой уже представляют поколение 40–50-летних, а в эти годы многие хотят переходить от уличной политики к кабинетной, быть не полем, а субъектами, принимающими решения. Мне кажется, у Анастасии Удальцовой это получилось после прохождения в Госдуму. А вот Сергей, видимо, даже сделавшись более умеренным, стал представлять опасность для власти, не желая до конца мириться с новыми реалиями, когда нужно либо горячо поддерживать все, что делает власть, либо просто отойти в сторону и молча наблюдать».

Говоря о факторе Анастасии Удальцовой, Алексей Сахнин вспомнил, как она изменилась за последнее десятилетие: «Она никогда звезд с неба не хватала и больше, чем ее муж, соответствовала имиджу простака-правдоруба. У нее были консервативные предрассудки, где-то националистические, где-то гомофобские, как это свойственно среде КПРФ и в целом советским патриотам. Ее сломала именно Болотная, которая показала, что многие союзники себе на уме, они могут мило улыбаться и жестко кидать. Поражение этого движения в целом и “Левого фронта” в частности обошлось ей дорого — она осталась без денег с двумя детьми и мужем в тюрьме. И в какой-то момент она переключила регистр».

По иронии судьбы в день, когда Сергея Удальцова задержали (теперь ему вменяются в вину публикации, где политик вступался за членов марксистского кружка в Уфе, которых обвиняют в создании террористического сообщества), его супруга писала в своем телеграм-канале про «бегство национал-предателей» из России и их «злобные речи». В другом посте она критиковала «откровенных врагов России и левого движения», которых исключили из ЛФ — пока лидер организации сидит, в ней в 2024 году произошел очередной раскол.

Мосгорсуд продлил Сергею Удальцову срок содержания под стражей до 11 апреля. В Telegram неизвестные ведут от его имени канал, который сторонники политика называют фейковым и опровергают его «заявления». Одно из них довольно широко разошлось по лентам новостей и соцсетям: якобы лидер «Левого фронта» чуть ли не с самого момента задержания попросился штурмовиком на фронт. Но, как пишут в канале «Левого фронта», эта информация не соответствует действительности. Пока точно можно сказать одно: арест не является для героя этого текста чем-то неожиданным и вряд ли новый срок сделает его тихим лоялистом. Даже с учетом перечисленных трансформаций Сергей Удальцов так и останется смахивающим на Маяковского уличным трибуном в недорогих кедах.