В юности я почти восемь лет изучал за границей историю и философию науки, а по возвращении в Москву написал диссертацию и стал думать, где бы себя применить.
Выбор пал на Политехнический музей, тогда только появился проект реконструкции, с ним были связаны большие надежды. Я начал заниматься лекционной программой, и так случилось, что постепенно моя деятельность сместилась в плоскость программ детского и школьного дополнительного образования. В конечном итоге я стал заместителем директора по образовательной части, но в 2018 году наши пути с музеем разошлись.
Прежде я никогда не думал о работе в школе, но опыт управления близкими к образованию большими проектами показал, что это очень органичное для меня занятие. И в том же 2018 году я стал директором Европейской гимназии в Москве.
Так как я не школьный человек, то отнесся к школьным устоям немного свободно. Насколько мне известно, я единственный школьный директор в Москве, у которого нет своего кабинета. У нас вообще ни у кого нет своих кабинетов. Вся управляющая команда — неформальный орган, состоящий из молодых людей, частично работавших в школе, частично нет — сидит в одном большом опенспейсе. И в этом опенспейсе нет дверей: родители, дети, учителя могут свободно входить в любое время, чтобы спросить совета, помощи или просто поговорить.
Общение с людьми — самая важная часть моей работы. Я каждый день в школе: разговариваю, мотивирую, настраиваю на правильную волну, решаю возникшие проблемы, обсуждаю текущие дела. Мы создали некую открытую систему не только физически, но и психологически, прямую коммуникацию, где ты можешь обратиться к директору как к обычному человеку. Ведь я и есть обычный человек. Вообще-то внутри школы я стараюсь и не называть себя директором. Наша идея — построить горизонтальную модель управления, где нет особой разницы между, например, директором и завучем. Впрочем, у нас даже такого слова, как «завуч», тоже нет.
Что касается участия детей в управлении школой — не до конца понятно, необходимо ли это. В гимназии не существует формального парламента, потому что система и так сильно открыта. У нас есть общий сбор, где мы каждую неделю обсуждаем насущные проблемы, ученики высказывают свое мнение, оказывают влияние на различные ситуации.
Дети приходят с совершенно разными вопросами. Могут сказать, что сегодня была невкусная еда в столовой, просят помощи в разрешении межличностных конфликтов, постоянно возникают трения из-за мобильных телефонов — кто-то прочитал чьи-то сообщения. В пятом классе всегда есть вопросы, связанные с командообразованием. Иногда дети приходят что-то подарить: на День учителя или просто так. Важно отметить, что ученики далеко не всегда идут лично ко мне. Внутри управляющей команды есть психолог, который специализируется на вопросах взаимоотношений.
Мы думаем о школе как об открытой образовательной среде, это влияет не только на управление, но и на архитектуру школы: как она выглядит, чувствуется, как построены уроки и коммуникация. Мы активно вовлекаем родителей, делая их партнерами на протяжении всего учебного процесса. Для поступления в гимназию дети и родители проходят очень тщательный отбор, не по академическим критериям, а скорее по ценностным. Мы хотим построить общество с общими идеалами и целями, поэтому элемент личного общения важен на всех этапах и ступенях.
Школьное образование в мире идет и развивается семимильными шагами. России необходимо осознать ту пропасть, которая сейчас на самом деле разделяет нас и другие страны, и смело двинуться в эту сторону. Это касается очень многого.
Например, одна из вещей, которую мы сделали — отменили звонки между уроками. Небольшое, но очень символическое решение. Мы переносим ответственность с какого-то внешнего фактора на ребенка. Он должен сам следить за временем и приходить в класс вовремя. И в конечном итоге эта ответственность должна двигаться и дальше, потому что выучиться ребенок может только добровольно и самостоятельно, мы не можем положить в него знания, как в чемодан. Хотя учитель в этом процессе все равно играет важнейшую роль: он не носитель знания, потому что сейчас любую информацию можно получить в Google, он — проводник в мире знания.
Перед школами стоит большая задача — перестроить учебный план так, чтобы развивать именно те навыки, которые будут нужны современным детям. Многим из нас в школе давали прописи, где надо расставлять бесконечные палочки. Почему нас вообще заставляли делать такого рода задания? Потому что навыки, требующиеся от рабочих людей, были очень похожи. Если ты работаешь на заводе, то тебе необходимо уметь монотонно воспроизводить одну и ту же, иногда бессмысленную, задачу. Сейчас миру и работодателям нужны другие навыки, связанные с коммуникацией, творчеством, критическим мышлением. Какие-то школы справляются с этим лучше, какие-то хуже.
Если о горячей теме, то как раз благодаря изменениям, которые мы внедрили, переход на дистанционное обучение и для детей, и для учителей был довольно мягким. Многие школы оказались не готовы к дистанционному обучению: нет материальной, и в первую очередь интеллектуальной, базы. Мы ввели полноценное обучение, где каждый день было несколько включений через Zoom или Google Hangouts, есть сложные комплексные задания, мы получаем обратную связь, когда дети их выполняют. В сложившейся ситуации стало понятно, кто способен адаптироваться к меняющимся условиями, а кто нет.
Я никогда не работал в государственной школе, но у любых изменений есть какие-то ограничительные факторы. В нашей стране это прежде всего деньги и начальство. Хотя, на мой взгляд, самый большой ограничитель — собственная нерешительность, трусость, консерватизм. Если представить нацеленного на перемены директора государственной школы, то мне кажется, что сделать можно очень многое. Бюджет обычной московской государственной школы ничуть не меньше нашей: у гимназии нет богатого мецената, мы живем за счет родителей.
Понятно, что не все возможно, для каких-то перемен требуются серьезные реформы образования. С другой стороны, если бы государственные школы уже сделали все возможное в нынешних условиях, тогда мы могли бы поговорить о смене закона об образовании и прочих вещах. Но пока что самый большой тормоз в головах.
Я плохо отношусь к любому стандартизированному тестированию. Не знаю, можно ли считать ЕГЭ лучшей из всех худших возможностей. Но, на мой взгляд, это метод, который подрывает всю суть образования, которая заключается в том, чтобы развивать все различия между детьми. Люди ведь не случайно рождаются разными, разнообразие генов — наше эволюционное преимущество, а мы в конечном итоге приводим всех к общему знаменателю и превращаем в машину по сдаче экзамена.
С другой стороны, я не могу изменить правила игры, значит, надо подготовить детей к ЕГЭ. Для человека с навыками, о которых я говорил выше, подготовиться к ЕГЭ несложно.
Наша школа аккредитована международным бакалавриатом. Это значит, что часть наших выпускников сдает ЕГЭ и поступает в российские вузы, а часть сдает международный бакалавриат и поступает в иностранные. Диплом международного бакалавриата не принимается в России, поэтому в 10–11-м классе дети делятся на два потока.
Отбирая учителей, как и родителей, для нас в первую очередь важно, чтобы люди разделяли одинаковые с нами ценности. Потому что компетенции учителя наращиваются с каждым годом, а вот ценностно ты человека не изменишь. Я говорю, например, об отношении к diversity или о преподавателях, которые ценят дисциплину выше свободы и практикуют на уроках соответствующие методы. Мы просто не очень подходим друг другу.
В гимназии мы придерживаемся позиции, что знание, не привязанное к миру ребенка, абсолютно бессмысленно. Например, учитель истории может дать задание найти дома семейную реликвию, узнать, как она передавалась из поколения в поколение, и даже принести ее в класс. Или после рассказа о генетическом разнообразии на уроке биологии предложить детям узнать, какого цвета глаза у каждого из родственников, и объяснить, как цвет передавался по древу.
Кроме того, дети живут в современном пространстве и не могут не задавать вопросы о происходящем в мире. На уроках обществознания мы водим их в Басманный суд показать, как работает правосудие из первого источника. Рассказывая, как устроено государство, ты не можешь заниматься какой-либо пропагандой, но необходимо отвечать на вопросы детей: про «московское дело», Ивана Голунова и многое другое. Этого нельзя избежать, если находишься с ними в честном диалоге.
Ваша рубрика называется «Почему вы должны меня знать», и если честно, я не считаю, что кто-то должен знать лично меня. Но если у вас есть дети и возможность отдать их в частную школу, то неплохо бы знать о Европейской гимназии, таких школ в Москве немного. С одной стороны, дети получат очень высокий уровень образования, а с другой — будут находиться в здоровой и динамичной среде.
Стать героем рубрики «Почему вы должны меня знать» можно, отправив письмо со своей историей на ab@moskvichmag.ru
Фото: София Панкевич