Я родилась в Саратовской области, в городе Энгельсе. Вспоминаю такую историю: 1990-е годы. Для нашей семьи эти годы были временем выживания. Для меня нет, потому что я была совсем маленькой, но позже на моем детстве 1990-е тоже отразились.
Мне очень нравилось петь, и вот как-то в нашу школу пришли два педагога из музыкальной школы на прослушивание. Построили всех детей в три ряда, и каждый должен был что-то петь. Педагоги подходили к школьнику, становились рядом и слушали, кто как звучит. Так они искали музыкально одаренных детей для детского хора Саратовской области. Кто им подходил, выдавали заявления для приема в музыкальную школу. И меня заметили, дали заявление. Я его приношу домой: радостная, счастливая. Было мне тогда лет семь-восемь. А в этом заявлении указаны две графы: на каком инструменте будете учиться играть — на скрипке или фортепиано? На это моя мама говорит: «Нет возможности купить ни скрипку, ни фортепиано, в музыкальной школе учиться не получится, ставь прочерк рядом с названием инструментов».
На следующий день с этим заявлением иду в школу, показываю классному руководителю, потому что заявления передавались через нее. Она видит прочерк во всех графах и в ее глазах — недоумение. А я стою и лью слезы… Неожиданно учительница спрашивает: «На каком инструменте ты хочешь играть?» Захлебываясь слезами, бормочу: «На фортепиано. Но вот нет никакой возможности». И мне так стыдно за это. Учительница открывает ящик своего стола и достает оттуда ключ от нашего класса. А в этом классе стояло старое пианино, у которого уже половина клавиш клеена-переклеена и такой звук, что не передать. «Вечером школа будет заканчивать работу, и ты можешь приходить сюда заниматься», — сказала учительница, и вот таким волшебным образом у меня появилась возможность начать учиться музыке. Я познакомилась со всеми техничками в школе, и они знали, что в восемь часов вечера где-то в одном классе девочка постоянно тренируется играть на пианино…
Меня приняли в музыкальную школу на обучение по классу фортепиано, потом я попала в старший и камерный хор, где все дети были старше меня на пять лет, а я самая маленькая из них.
Родители никогда не препятствовали моим занятиям музыкой, они в этом плане давали мне много свобод. Ну а финансовой поддержки не было, потому что ее просто неоткуда было взять. А еще в моей семье было понимание, что музыкант не профессия. И когда в музыкальной школе меня спрашивали, кем я хочу быть, то отвечала, что юристом, адвокатом. Правда, еще говорила, что хочу быть учителем, и это оказалось правдой, потому что в результате служу этой профессии уже десять лет.
У меня два высших образования. Сначала поступила на отделение политологии юридического факультета Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского. Обучение было фундаментальным, очень серьезным. Профессоров — больше двух третей. Сегодня мне было бы интересно учиться и пообщаться с моими преподавателями. А тогда все получилось наоборот: через полгода я поняла, что политология — это не мое. Параллельно на третьем курсе пошла в школу телерадиожурналистики, потому что работа на радио и телевидении мне казалась творческой, яркой и привлекательной. На самом деле в жизни потом все это пригодилось.
А пока после университета с дипломом политолога меня взяли на работу в отделение Сбербанка. Начинала я с того, что вместе с такими же девочками и мальчиками — выпускниками вузов ездила по разным заводам города и принимала заявки на оформление кредитов и кредитных карт для тех, кто там работал. Заскучав, как-то позвонила в первый же попавшийся ресторан и спросила, не нужна ли им певица. К моему удивлению оказалось, что нужна. Я прошла прослушивание, и меня взяли. Так моя жизнь превратилась в череду пяти дней в офисной одежде, а в пятницу вечером я переодевалась в платье, переобувалась в туфли на каблуках и зарабатывала деньги пением в ресторане.
Моя подруга, которая училась и жила в Москве, позвонила и сказала: «Что ты там сидишь, собирай вещи и приезжай в Москву. Поступишь в университет, дадут комнату в общежитии». Я решилась. В банке отпускать меня не хотели, но я сказала, что собираюсь строить музыкальную карьеру. Так я стала Асей Пушкиной (это мой псевдоним), а Анастасия Бирюкова перестала существовать, оставив банковскую сферу.
В Москве в университет я действительно поступила — это был педагогический институт имени Ленина, заселилась в общежитие, и началась учеба.
Однако надо было зарабатывать деньги. Ни в один ресторан или кафе певицей мне устроиться не удалось. Но выход нашелся. Еще в Саратове я окончила курсы мастеров маникюра и педикюра и в нашем девятиэтажном общежитии, где жили одни девчонки, быстро набрала клиентов. Параллельно моя подруга, та самая, что сподвигла меня на переезд в Москву, устроила меня ведущей нескольких мероприятий и праздников, а чуть позже появилась работа в первом ресторанчике. И история с телерадиожурналистикой тоже получила продолжение: я поступила в Московскую школу радио и телевидения по специальности радиоведущая. Все это произошло в первый же год моей жизни в Москве, в 2013-м.
И началась студенческая круговерть: учеба в университете, стажировка на радиостанции, маникюры-педикюры по всей Москве, караоке по ночам да еще подработка в музыкальной школе. Сна 47 секунд в сутки, образно говоря. Но зато идет отбор: что же победит?
Искрить каждый день в эфире радио начиная с семи утра — это не мое. А преподавать в музыкальной школе — другое дело. Здесь я как рыба в воде. Еще в детстве у меня была любимая игра — учила воображаемых учеников музыке и даже вела журнал. А теперь ученики были не воображаемые, а настоящие. Но удовольствие, которое я получала в детстве от игры, было таким же. Вот так началась моя работа преподавателем вокала в одной из частных школ Москвы. Занималась с детьми от семи лет и взрослыми без ограничения возраста. Приходили люди разных профессий, которые мечтали научиться петь. Сначала для себя, потом стали выступать на сцене.
А дальше — больше: взрослые хотели участвовать в шоу, писать свои собственные песни, выпускать альбомы. И получилось, что в школе образовался класс учеников — работников крупных компаний, серьезных фирм, банков, с которыми мы стали делать концерты: они перевоплощались и выходили на сцену, как настоящие артисты.
В школе был небольшой концертный зал с маленькой сценой, на которой мы умудрялись размещать и музыкантов, и бэк-вокалистов, самого вокалиста, и тогда стало понятно, что сцена становится тесной для такого дела. Это было уже на шестой-седьмой год работы в школе. За это время я и сама у разных педагогов брала уроки вокального, сценического, исполнительского мастерства. Окончила педагогический университет, бакалавриат, магистратуру. Набралась опыта, попала в телевизионное шоу «Один в один», получила ускоренную школу артиста. Телик — это всегда про вырасти в кратчайшие сроки: зашла одним человеком, вышла другим.
Так шло время, я уволилась из школы и перешла в студию на «Красном Октябре», арендую там залы и занимаюсь вокалом с учениками. Теперь концерты у нас стали большими — по 20–30 номеров, с публикой до 150 зрителей. Приглашаем музыкантов. А мои ученики — все те же люди немузыкальных профессий — учатся выходить на сцену, выпускают альбомы, пишут свои песни. Кто-то участвовал в шоу, где я сопровождала их, кто-то поступил в музыкальные вузы. Такие результаты.
В этом году в шапке своего профиля в соцсетях я решилась написать слово «продюсер». Продюсирование долго приживалось внутри меня. Слово и действие, которое расширяло круг моей ответственности. Но прижилось, и я рада этому. Потому что в этот момент чувствуешь, что это уже как будто на уровне собственной миссии. Это приносит огромное удовольствие, но и, честно признаться, забирает много сил.
Как девушке мне с каждым разом становится все сложнее и сложнее организовывать масштабные мероприятия для своих учеников. Из последних крупных, например, был концерт на крыше. И на закате лета получилась красивая вечеринка. Мы ее организовали с моим учеником, другом и соинвестором. Он мне очень помог. Многие организационные вопросы взял на себя.
Если меня спросить, что самое главное в работе, думаю, люди. Те, с кем я работаю. А еще страсть. Страсть тоже необходима, и я ее беру из другого дела. В 33 года занялась латиноамериканскими танцами. Восемь часов в неделю и огромное количество просмотров в записи чемпионатов высокого уровня. За этот год увлечение танцами поменяло меня, и вырвался наружу темперамент через ча-ча-ча, самбу, румбу. Танцы умножили мою энергию, ту самую энергию, на которую люди приходят.
Что касается профессиональной истории, то я на пороге проекта, объединяющего вокал и танцы. Сейчас почти нет или очень мало поющих и танцующих артистов, красиво и многопланово подающих себя. Чаще всего танцевальная нагрузка шоу ложится на эстрадный балет. А это, условно говоря, два отдельно существующих направления. И я хочу соединить, «поженить» вокал и танцы.
Фото: Александр Лепёшкин