, 5 мин. на чтение

Почему вы должны меня знать: основатель мастерской кинцуги Константин Корка

Я 11 лет занимаюсь кинцуги и открыл первую в России мастерскую по ремонту посуды в традиционной японской технике с помощью лака уруси.

Начал я этим заниматься случайно: у меня разбился любимый предмет, я хотел его починить, но все везде говорили, что уже ничего сделать нельзя. Но я был упорным и узнал, что у японцев есть такое искусство, позволяющее после ремонта пользоваться вещами. Стал изучать информацию уже именно про кинцуги, выяснил, что никто этим в России не занимается, некому восстановить мой кувшинчик. И подумал: попробую сам, ведь я с детства любил делать что-нибудь руками и предпочитал ручную работу офисной. Нашел в интернете американца, который 20 лет живет в Японии, у него был сайт на английском языке, он ничего не объяснял, торговал материалами и вел канал, где ремонтировал, не комментируя своих действий. Я заказал у него все нужные материалы и примерно за полгода практики чуть-чуть разобрался, как это все должно происходить. За эти полгода я перечинил всю посуду знакомых и друзей и решил, что пора открыть группу «ВКонтакте». Это был такой старт мастерской.

Ко мне приходят абсолютно разные заказчики. Это и коллекционеры предметов какого-то определенного исторического периода, и просто обычные люди, которые хотят продлить жизнь и историю предметов, они их очень любят и не готовы с ними расставаться даже несмотря на то что те разбились. На каждый Новый год я устраиваю конкурс историй, где главный приз — бесплатный ремонт. Присылают фотографии разбитого предмета и рассказ, что человека с ним связывает. Это могут быть и какие-нибудь доставшиеся в наследство от прадедушек вещи, и более новые изделия, по разным причинам ценные. Очень много всего. Каждый год у нас собирается небольшое жюри, мы все вместе читаем эти истории, ставим плюсики, баллы и оценки.

Например, была классная история про шкатулку из мыльного камня. Отец заказчицы привез эту шкатулку из Вьетнама, когда был там в командировке. Для девушки она связана с ожиданием возвращения отца, с ощущением, что дома все хорошо, с какими-то детскими впечатлениями. Шкатулка с течением времени очень сильно побилась и была пристанищем тоже уже полуразрушенных украшений: одиноких сережек, порванных цепочек.

А в прошлом году победила история кувшинчика конца XIX — начала XX века Российской империи Кузнецовского фарфорового завода, который достался заказчице от прабабушки. Саму прабабушку она не застала, но через этот кувшин как раз сохраняет о ней воспоминания и истории. Она живет за городом и практически ежедневно кувшинчиком пользуется: и наливает в него напитки, и ставит цветы как в вазу — такой мультифункциональный предмет получился, связующий поколения.

Это, мне кажется, самое главное и основное в искусстве кинцуги: вещью можно пользоваться. Потому что по сути, когда предмет бьется, он перестает быть собой, он становится просто кусочками. А если правильно починить тот же кувшин, он снова превращается в полноценный кувшин. Все материалы натуральные, чуть-чуть обработанный сок лакового дерева при застывании абсолютно инертен, он не растворяется, не разлагается, безопасно контактирует с пищей.

И, кстати, сам факт того, что предмет разбился, вплетается в его историю. Вся история, которая в нем была, она никуда не делась, она продолжается, и добавляется история про то, как он разбился, а вот его починили…  Вещи можно вернуть к жизни спустя много-много лет забвения: я, например, собираю и ремонтирую керамику, которую раскапывают на Сахалине. Ее оставили японцы после 1945 года, закопали в землю, от сейсмической активности и других внешних факторов она уже битая, но благодаря ремонту спустя столько лет оживает.

Вообще восстановление одного предмета процесс довольно долгий, занимает от шести-семи недель. Техника кинцуги сама по себе многоэтапная, проходит минимум восемь-девять этапов. Это связано с тем, что сок лакового дерева только в определенных условиях застывает и становится устойчивым, требуется время для сушки. А сперва нужно подготовить изделие, удалить старую склейку, сформировать швы, на сколы нанести специальный слой лака с природной глиной, которая восполняет трещины, швы покрыть лаком безо всяких добавок, иногда требуется несколько таких слоев. И только в финале лак можно нанести уже тонким слоем и посыпать пудрой золота или серебра. Для каждого из этих этапов нужно время.

Я сейчас активно занимаюсь популяризацией кинцуги: читаю лекции, пишу статьи и записываю видео про процесс, рассказываю, как все происходит, какие понадобятся инструменты и материалы. Сама техника кинцуги существует в Японии с XVI века, она довольно регламентирована, глобально поменять ничего нельзя, но добавляются новые решения, если предмет, например, объемный с большими восполнениями, с кучей разных кусочков. Из последних сложных заказов — сильно разбитый чайник, в котором техника лакового ремонта переплелась практически с ювелирным искусством. А навершие чайника, чтобы оно дольше служило, ведь это довольно нагруженный элемент, мы не вклеивали у меня в мастерской, а посадили на специальный штифт из трубочки, оно будет держаться за счет упругости металла.

Я очень люблю необычные проекты и сложные с технической точки зрения заказы. Сам ремонт в целом довольно дорогой, но когда приходят с интересными для меня заказами, то я его обычно делаю по стоимости ниже, чтобы получить новый опыт. И в этом плане бесценными для меня являются мои друзья, у которых есть чайная в Армянском переулке «Чайных дел мастерская». Они выступают как мой испытательный экспериментальный полигон, благодаря им я очень много разных предметов починил. Недавно принесли мне чашку вообще без ручки. Люди чаще приходят с предметами с небольшими сколами: только-только чуть треснуло — сразу обращаются. И это хорошо, потому что такие сколы в будущем, скорее всего, превратятся в разлом. Но было интересно и лепить ручку абсолютно заново: я уже такое когда-то делал в самом начале.

Такие решения позволяют предметам дольше служить, по сути значительно продлевая их срок. Наверное, кинцуги для меня в первую очередь стало искусством про принятие несовершенства, про осознание конечности всего, и это довольно плотно вмешалось в мою жизнь, стало ее неотъемлемой частью. Ну и плюс я не расстраиваюсь, если что-то бьется, скорее вижу в этом возможность попробовать новые решения, особенно если случай сложный.

В последнее время самое сложное для меня — это стекло, с ним вообще очень редко кто работает. Есть, может быть, парочка мастерских в мире. Стекло из-за своей плотности трудно поддается починке, лак хоть и ложится, хоть и склеивает, но при малейшем усилии все разлетается, разваливается. Мне сейчас довольно часто приносят стеклянные изделия — нужно собирать все свои знания и пробовать, работать. И это здорово.

Фото: Даниил Овчинников