
Почему вы должны меня знать: основатель Музея советского фарфора Владимир Кожекин
Я в некотором смысле немного исторический персонаж. Это не моя заслуга, просто так сложилось, что я первый и последний советский выпускник Итона — элитной школы в Великобритании, с которой срисован Хогвартс. В 1991 году они решили пригласить шестерых детей из разных стран и уголков земли, в том числе взять одного советского мальчика. А дальше благодаря цепочке случайностей туда попал я. Пока я был там, Советский Союз прекратил свое существование. То есть я первый и последний советский «старый итонец».
С этого, наверное, все и началось. А дальше со мной происходило такое количество удивительных и ярких событий, про которые можно рассказывать! И про основанные мной музыкальные фестивали, и про мою рок-группу «Станция Мир». Вот недавно я, например, узнал от космонавта Сергея Корсакова, что еще в 2004 году, будучи студентом Бауманки, он научился играть мою песню «Дорога в космос» на губной гармошке, а в 2022 году, когда на самом деле полетел в космос, взял с собой губную гармошку и после рабочего дня наигрывал коллегам эту мелодию.
История с фарфором началась тоже совершенно случайно: я разбил в гостях советскую фарфоровую чашку и попытался купить такую же. Во время поисков проникся этой темой, и тут как раз наступило ковидное время. Вынужденно отменились все мои основные занятия, так как вся моя жизнь была связана с культурно-массовыми мероприятиями.
Мне пришлось заново себя придумывать, и тогда вдруг показалось, что мое главное достижение — бесплатное какао, которое мне наливают в кафе Ex:Libris при библиотеке-читальне имени Тургенева. Я еще 15 лет назад помогал первым владельцам заведения организовывать культурные программы, и с тех пор у меня осталась такая привилегия: мне здесь бесплатно наливают какао каждый раз, когда я прихожу.
Я притащил в Ex:Libris первый шкаф и поставил туда фарфор, чтобы создать теплый уголок в интерьере. А после предложил совместить концепцию кафе с музеем советского фарфора, и директор Тургеневки Ромуальд Крылов-Иодко инициативу поддержал. Сначала я думал, что это совершенно авантюрная мысль, но мой отец, к сожалению, уже покойный, настолько загорелся этим музеем! Говорит: ты понимаешь, что ты для целого поколения придумал место, куда можно прийти отдохнуть душой, ведь сервизы — это же и есть наш важнейший культурный код.
Я, честно говоря, очень ленивый человек (обычно я что-нибудь придумываю и отдаю на реализацию другим), но папа мне каждый день звонил и уточнял: «Ну как успехи? Что еще сделал?» Он обзвонил всех своих друзей, заставил сдать сервизы, давно увезенные на чердаки на дачах, проводил здесь встречи сослуживцев, однокурсников. Очень гордился этой коллекцией. Если я автор идеи, то он, наверное, настоящий основатель. Так что теперь, получается, это музей его памяти.
Вообще никто никогда не догадывался сделать такого типа музей, потому что наш тиражный фарфор 1950–1960-х годов просто не успели в советское время посчитать чем-то ценным. Сначала не считали достойным внимания. Дальше, в 1990-е годы, было совершенно не до него. А потом оказалось, что особо информации нет. Теперь, когда доступно много разных источников на разных языках, когда есть госкаталог предметов в российских музеях, случаются неожиданные открытия. Впрочем, для меня все открытия поначалу были неожиданными: я же про советский фарфор ничего не знал.
Первое открытие: меня совершенно поразило, что в конце 1950-х годов был очень резкий сдвиг, практически революция в советской эстетике. Если ранее главенствовал поздний сталинский торжественный стиль — вспомните московские высотки или станции московского метро Кольцевой линии, — то в 1955 году указом Хрущева запретили «архитектурные излишества», и родился так называемый современный стиль 1960-х. А потом полетели в космос, что вдохновило на еще более смелый и новый подход к дизайну. Это явление, на мой взгляд, недооценено. У нас была волна настолько прекрасного молодого креатива в дизайне, что многие работы актуальны и сейчас.
Второе большое открытие, перевернувшее мое сознание, связано с влиянием культуры Китая на наш советский фарфор. Понятно, что вся чайная история родом из Китая: они первые разработали великое разнообразие чайной посуды — примерно 200 основных форм чайника, в каждом из которых свой смысл. Но то, что многие известные нам формы советской посуды имеют очевидный китайский прототип, мне в голову не приходило, об этом даже пока не писали исследователи.
Абсолютные чудеса: у нас, например, довольно популярны были чайные фарфоровые предметы в виде груши, или, как до революции их называли, дульки. И вот оказалось, что это все пошло от китайского чайника-талисмана в виде груши: у них слова «груша» и «разделять, расставаться» — омонимы. И есть китайская примета: нельзя разрезать грушу, делить с другом: расстанетесь. А если ты сделал фарфоровую грушу, ее разрезать невозможно, а значит, вы никогда не разойдетесь. Этот смысл потеряли, еще когда заимствовали форму груши в первых западноевропейских фарфоровых изделиях. А наши чашки дулькой — уже следующая ступень развития старой китайской традиции.
И третье огромное открытие относится к зданию академии Глазунова неподалеку [от музея], где в 1920-е годы был ВХУТЕМАС, можно сказать, первый дизайнерский вуз в нашей стране. В Российской империи была Строгановка, а вот первое советское высшее учебное заведение, где придумали вообще весь новый советский дизайн и был очень сильный преподавательский состав — ВХУТЕМАС. Керамический факультет там основал абсолютно гениальный еще дореволюционный керамист-технолог Алексей Филиппов. Он решил провести посудную реформу, своеобразную революцию в этом деле, стандартизировав фарфоровую посуду. Научно обосновал, что в стране должно остаться всего три формы чайника, а все остальные нужно просто прекратить выпускать, потому что это дорого и буржуазно. Его проект внедрения посудных стандартов виртуозно просаботировали на производствах и в итоге свернули «сверху». Но, оказывается, остались отголоски этой нереализованной реформы: наши первые советские всем хорошо известные сервизные формы с большой вероятностью не просто дореволюционное наследие, а результат работы по «реконструкции» (модернизации) этого наследия, проведенной научным коллективом под руководством Филиппова. Вот такие наши маленькие искусствоведческие радости и открытия.
Если говорить про неожиданные интересные факты, вы знали, что изначально традиционная гжель была яркой, разноцветной, а только затем в массовом сознании закрепилась как бело-голубая? Она по своему стилистическому происхождению — наивное народное барокко конца XVII века, это эстетика гжельских и гуслицких старообрядческих переписных церковных книг. А у нас в конце 1940-х гжельская роспись стала практически авторским продуктом: правительство поручило художнице Наталье Бессарабовой под научным руководством великого искусствоведа Александра Салтыкова возродить славу гжельского промысла. После войны не получалось найти хорошие краски, поэтому гжель вынужденно стала бело-голубой. А когда качественные краски в стране появились, что-то менять было поздно: потребитель привык к цветовой гамме.
Вообще вторичный рынок фарфоровых сервизов довольно мифологизированный и спекулятивный. Мы каждый день потихонечку охотимся за удивительными предметами на торговых площадках в интернете — это такое трогательное кладоискательство: из-за отсутствия литературы, отсутствия нормальных каталогов почти никто не знает, что продает. Я часто понимаю, каким образом мифология вокруг этого выстраивается, но иногда наблюдаю совершенные чудеса. Казалось бы, чем меньше тираж сервиза, тем он должен быть дороже. Нет. Иногда редкие сервизы неизвестны настолько, что продаются крайне дешево, потому что никто не понимает, что это такое. А какие-то очень распространенные, но модные сервизы стоят невероятных денег, хотя их выпускали большими тиражами. Я каждый раз получаю огромное удовольствие и часто просто смеюсь, читая объявления.
В 1990-е наши банкиры стали активно коллекционировать советский агитационный фарфор. Примерно с 1918 по 1926 год на Императорском фарфоровом заводе одни из лучших художников страны расписали яркими рисунками с советской символикой и агитационными текстами белые тарелки и сервизы, оставшиеся на заводе, чтобы у правительства были дипломатические подарки. Вот это потом стало называться агитационным фарфором.
Это авторские работы, микротиражи, цена такого предмета сейчас семизначная в рублях — в общем, действительно редкость. Но часто агитационным фарфором могут назвать практически что угодно. Наличие минимального упоминания советской символики включает в продавце надежду: а вдруг это агитфарфор? У меня есть кружечка «25 лет Советскому хоккею» — вот я видел, как ее продают с пометкой «агитационный фарфор».
Я недавно опубликовал в социальных сетях шуточный словарь, как нужно воспринимать некоторые термины в объявлениях. Например: «редкий» — продавец в первый раз видит этот предмет; «агитационный фарфор» — продавец агитирует вас купить этот предмет. У меня самого изначально стандартная тактика на торговых площадках — я рассказываю человеку абсолютно честно, что он продает дорогую музейную вещь. Обычно, если он продает не из-за дефицита средств, а просто чтобы отделаться от хлама, после этого вещь едет к нам, а если ему нужны деньги — поднимает цену в несколько раз.
Все-таки изучение советского тиражного фарфора — крайне редкое явление, и так получилось, что я своей скромной любительской инициативой основал уникальный клуб любителей советского фарфора с регулярными лекциями и экскурсиями, с настоящей исследовательской работой. А сейчас под терпеливым научным руководством крупнейшего специалиста по этой теме искусствоведа Ивана Гольского пишу путеводитель по формам советских сервизов. Надеюсь, если не буду лениться, до конца года книга будет написана и опубликована.
Стать героем рубрики «Почему вы должны меня знать» можно, отправив письмо со своей историей на ad@moskvichmag.ru
Фото: Даниил Овчинников