Почему вы должны меня знать: основатель школы этнических барабанов Sun Drums Андрей Богданов

Джембе — один из самых известных этнических барабанов. Это не просто барабан, это воплощение африканской души. Он вмещает в себя целую вселенную ритмов и техник, он абсолютно безупречен и универсален, он выходит за пределы своих классических 32 на 62 сантиметра. Его звуки, начиная с глубокого утробного баса, заземляют и обволакивают, и каждая его частота совершенна.

Каждый звук, который извлекается из любого инструмента — это живая вибрация, которая влияет на людей, на их эмоции, настроение и даже жизнь. Этот барабан придумали в XII веке в Западной Африке кузнецы, которые умели делать металлические инструменты для обработки дерева. Они жили хорошо, и единственное, чего им не хватало, это развлечений. В народности малинке у них были песни, под которые женщины хлопали, а мужчины подбирали ритмы на разных барабанах. С XII века барабаны стали делать специальными инструментами в форме кубка из цельного куска дерева, натягивая и укрепляя веревками кожу козы, антилопы или теленка.

Теоретически играть на барабане надо начинать года в четыре, как в Африке — дети там повсюду видят барабанщиков, и они берут в руки пластиковую канистру, консервную банку, ведро — и вперед. Где-то есть среда, которая тебя научит, где-то нет. Я родился в Москве, москвич в третьем поколении, а по маме в пятом. В детстве я хотел быть хирургом или писателем, я думал, надо что-то сделать, что останется после меня. Когда я был маленький, я стучал на всем, что под руку попадется, и, к счастью, родители мне это не запрещали. Я заходил во все музыкальные магазины, пробовал все подряд. Я искал определенные звуки, не мог их описать, но знал, что они существуют.

Однажды я зашел в музыкальный магазин и увидел что-то. Это висело на стене, и я сразу понял, что это он. Попробовал на нем постучать — так звучит только один барабан в мире. Словом, к 16 годам я нашел свой инструмент. Это джембе.

Ни в какую музыкальную школу я в детстве не ходил, и это хорошо, потому что фортепиано — это другая работа мозга, у пианистов пространственная память, у них задача — помнить мелодию. А помнить ритм — это другое, для изучения барабанов есть фора у танцоров и рейверов, они хорошо чувствуют ритм, ведь игра на барабане — это танец руками.

После пяти лет барабанной практики я прогуливался в Нескучном саду, услышал звук, пошел на него и увидел двух черных ребят. Они сидели на скамейке и извлекали небывалые для меня звуки и дроби. Позже выяснилось, что посольство привезло их на какой-то праздник. Эти ребята говорили на французском, этот язык я не знал, но все равно попытался с ними объясниться. Не получилось, и они меня прогнали. Но я понял, что они из Гвинеи, и так случайно совпало, что у меня был знакомый в посольстве Гвинеи. В общем, я активизировался, и этих ребят попросили со мной позаниматься, а до этого я играл просто сам, учился у случайных людей. Месяц они со мной занимались в Москве, а зимой я поехал к ним в Гвинею. Я провел там шесть недель, каждый день мы занимались часов по шесть. Все основные ритмы я выучил, технику подправил, французский подучил. Хотя барабан — это тоже язык, особенно когда ты используешь звуки разной высоты.

В Африке мне было немного страшно. Мне 20 лет, ребята встретили меня в аэропорту, отвезли домой, и у них во дворе мы занимались. Пару раз я высунул нос на улицу, там было все непонятно и очень страшно. Сейчас в стране уже все нормально, цивилизованно, мобильный интернет есть.

Я вернулся из Гвинеи, и стало понятно, что надо что-то делать. У меня уже были индивидуальные студенты, после выступлений люди подходили и просили их научить. Вскоре я организовал школу этнических барабанов. Мне тогда был 21 год — получается, нашей школе уже 17 лет, и если вы скажете, что учились в Sun Drums, люди, которые в теме, посмотрят на вас с уважением.

Моя аудитория растет вместе со мной. Когда мне был 21, у меня студенты были 16–25, теперь мне 38, и студенты преимущественно 30–45, мы как бы на одной волне. В школе единовременно учатся примерно 150 человек. Есть начальные классы, ну и так далее, у нас ступенчатая система. Учиться надо не меньше трех месяцев, потому что недостаточно узнать теорию, нужно освоить физиологию. Это игра руками и телом, нужна адаптация связок, определенных мышц, нужно время, чтобы нарабатывать координацию, у вас будет расти концентрация и даже решительность. А для хорошего результата игры на джембе нужен год, два, три, лучше десять или даже двадцать. Знания углубляются, расширяются. Я заметил, что часто ко мне приходят люди, у которых в жизни назревает эпоха перемен.

Я окончил инженерный факультет авиационного института. Не знаю, почему я пошел в МАИ, просто для тренировки мозга. Конечно, если бы я тогда думал о школе барабанов, разумнее было бы пойти на экономический. Пока я был студентом, подрабатывал учителем информатики в школе. Меня взяли работать в школу, которую я окончил, и когда я еще в ней учился, то был президентом школы, у нас было самоуправление — тогда в Москве проводили такие эксперименты и активности. И вот мои ученики были всего на два года моложе меня, этот опыт мне потом очень пригодился. Ну еще я работал в журналах, писал обзоры техники, ездил на интервью — это прокачало мои переговорные скиллы.

Когда я начал мутить весь этот барабанный движ, это не был бизнес-проект, это была необходимая самореализация. Тем не менее школа сразу стала приносить какие-то деньги, на жизнь хватало, хотя я аскетичен в быту. Ну и моя ниша очень маленькая для того, чтобы говорить о ней языком бизнеса. Я всегда искал, что же меня захватит полностью, мое воображение, энергию, и, к счастью, нашел. И еще важный момент: 18 октября у меня открылась школа, а в декабре у меня умерла мама, онкология. Мне надо было как-то выживать и не сломаться. Школа мне очень помогла, одна любовь перетекла в другую.

Я давно думал о таком формате, когда люди после работы собираются вместе и играют на барабанах. Энергетически я больше люблю работать с группами, а не индивидуально. Не то чтобы мы их назойливо учим, это больше терапевтическая штука. И это не моя идея — в офисе компании «Тойота» была барабанная комната еще в 1980-х. Это просто форма отдыха.

Ученики моей школы больше приходят ко мне ради процесса. Конечно, результат тоже есть, но это не выматывающие тренировки — результат приходит не спеша. Ну а процентов пять моих учеников хотят освоить джембе и выступать на сцене.

Джембе уже не экзотика, все к ним привыкли. Я помню момент, иду в метро с барабаном году примерно в 2010-м и слышу сзади: две пенсионерки, ну совсем бабули, меня обсуждают: «Вон пошел парень с африканским барабаном», то есть они уже по форме чехла поняли, что это за барабан. И я: «Ого, африканские барабаны больше не андерграунд и не экзотика».

По джембе никакой конкуренции в Москве у меня давно нет. У меня очень личный проект, основанный на эмпатии, на личностях моих уникальных преподавателей, на наших общих убеждениях. Обычные маркетинговые приемы в моей школе не работают. Есть ударные драм-сет, и таких школ несколько сотен, а может, и тысяча. Они разных форматов, есть супертворческие, есть очень коммерческие. А по моим барабанам, когда я начинал, было больше школ. Потом они рассосались, кто-то уехал, кто-то перегорел, кто в IT пошел работать. А моя школа устойчивая. Я задумывался о франшизе, но практика показала, что в регионах нет преподавателей, сначала нужно их готовить.

Во время ковида надо было что-то делать, и я открыл магазин этнических барабанов, потому что настоящие инструменты все равно продавались только у меня. В поездках по Западной Африке я знакомился с мастерами, я знаю, от кого инструменты мы привозим, слежу за качеством. Барабаны покупают мои ученики, ребята, которые выступают, иногда коллекционеры, но сейчас меньше. Бывает, что и домохозяйки покупают от скуки, но в квартире играть не так легко. Приятно играть хотя бы в половину громкости, но это мало в какой квартире удается. Но есть лайфхак — можно играть под музыку, и тогда соседи думают, что ты просто громко слушаешь музыку, и это у них не вызывает бурную реакцию.

Главная проблема — найти помещение для игры. Я был во многих барабанных школах мира, они в основном расположены в промзонах. В Восточном Берлине в промзоне отличная школа этнических барабанов, в Праге школа вообще за городом находится, но там расстояния небольшие, и люди приезжают. Но везде в Европе это очень узкоспециализированная штука, а я нацелен на широкую аудиторию, мне нужно, чтобы помещение было как можно ближе к центру. У меня самая посещаемая школа барабанов в Евразии. Сейчас мы находимся в здании, принадлежащем Министерству образования, и в плане высоты потолков и удаленности от метро, цены на аренду, юридической надежности это оптимальный вариант. И аренду я плачу в бюджет, что тоже приятно.

Вторая проблема — подбор кадров, преподавателей. Через два года после открытия школы я сделал упор на количество преподавателей, у меня их было одиннадцать. Вскоре оказалось, что большинство вообще не подходит для преподавания. Кто-то постоянно говорил студентам, что они безнадежны, кто-то больше интересовался студентками, чем процессом преподавания, кто-то не мог с утра выйти на занятия, потому что вечером загулял. Среди преподавателей были и африканцы, но они совершенно не подходят нам по менталитету. К тому же в России остался только один носитель традиций из Африки. Сейчас у меня преподают выпускники школы, они разделяют мои ценности, сонастроены, и это здорово.

Плюсы нашей школы — мы стараемся принять всех. Мы раскрываем каждого, умеем дать импульс — без всякой магии и мистики, только звук и правильный настрой. Хотя в изучении джембе существует строгая техника звукоизвлечения, и эту технику мне лично пришлось долго узнавать и анализировать. Многие барабанщики шикарно играют, но африканцы технику тебе не поставят, они ее сами не понимают — если они с пяти лет играют, они просто это делают и все. Мне приходилось глубоко копать и мучать вопросами и носителей традиций, и эстрадников, и академистов, изучать разный опыт, чтобы понять, как люди извлекают звуки из куска дерева с кожей. Я до сих пор продолжаю перенимать опыт ударников разных систем.

Ритмы есть фиксированные и стихийные, мы в школе начинаем с современных, они всем понятны, люди их слышали, чувствуют себя спокойно и могут даже начинать импровизировать. Если ты знаешь ритм из семи звуков, сможешь добавлять туда восьмой, девятый, десятый.

Конечно, за годы существования школы у меня были состояния перегорания, но потом опять разгорались искры и мотивация, потому что есть большое поле для открытий, много чего еще можно доделать в плане методики. Предела нет. Барабаны — это бесконечность.

В России есть более ритмичные регионы — все, что ближе к Кавказу — и менее ритмичные. Но в целом Россия не про ритм, она относится к мелодической культуре, мы любим больше петь, а не танцевать. Примерно в Ростовском регионе заканчиваются бубны и бубенцы, потому что у нас климат не позволяет много времени проводить на воздухе и танцевать, а на Кавказе есть довольно сложные ритмы.

Шаманский барабан — он для эффекта, чтобы создать антураж, а наш барабан — светский. Кстати, шаманский барабан может работать только в той местности, из материалов которой сделан. Если, например, барабан сделан из сосны, выросшей в тайге Бурятии, и из козы, которая там бегала, он будет работать в Бурятии. А если он сделан из кожи подмосковной козы, в Бурятии такой барабан уже работать не будет.

Рейв-культура близка к барабанам, эту полиритмию и кросс-ритмы мы приветствуем. Из прослушивания электронной музыки можно получить много навыков. Я всегда слушал много танцевальной электроники, поэтому когда взял в руки свой любимый барабан, я на нем сразу же заиграл так, что другие стали с удовольствием слушать.

А вообще я выяснил, что на планете Земля ритм един. Если ты знаешь традиции и ритм одного региона, то поймешь ритмы и традиции любого другого. Это хорошо. Все ритмы основаны на сердцебиении.

Фото: Даниил Овчинников