Я родилась в Москве, в семье редактора и музыканта: мой папа Марк Фрейдкин был автором и исполнителем собственной музыки. А еще поэтом, прозаиком и переводчиком.

Каждая важная дата, каждый праздник, а иногда и просто застолье без повода превращались в моей семье в творческие посиделки. Отчетливо помню картину: все поют, я строю под столом домик, а этот самый стол ходит ходуном. Не знаю, как это выдерживали соседи.

Меня сразу определили в школу при Консерватории, где я училась с 5 до 12 лет. Естественно, мне полагалось играть на фортепиано и дома: полтора часа утром, полтора часа вечером. У нас были большие электронные часы, и я то и дело переставляла на них минуты, чтобы заниматься хоть немного меньше.

Тогда я не собиралась связывать жизнь с музыкой — мысль закралась значительно позже. В 18 лет я узнала Эллу Фитцджеральд, и мне очень захотелось петь, как она. Но смелости даже подумать о том, чтобы стать певицей, в тот момент не хватало. К тому же начиналась самостоятельная жизнь: я отучилась в РГГУ на культуролога, работала в кинокомпании, и с точки зрения финансового и карьерного роста немузыкальный путь казался более очевидным.

У меня была отличная работа: я занималась лицензированием видеоконтента, постоянно отсматривала новые фильмы и сериалы, ездила на кинорынки в Америку и Канны. И все же что-то подтачивало меня изнутри. Я долго не могла понять, в чем причина, пока однажды не поймала себя на отчетливой мысли: «А не пойти ли попеть?» Так я оказалась в колледже импровизационной музыки, и настроение мое улучшилось. Все, что там происходило, разительно отличалось от офисной жизни, дарило силы и радость.

Переломным моментом стал декретный отпуск, в котором я наконец нашла в себе смелость признаться: я хочу быть певицей. Это не добавляло ясности планам: ни одно образование не дает рецепта, как сделать пение профессией и источником дохода. Пришлось действовать на ощупь. Я собрала небольшой состав музыкантов, устроила несколько камерных концертов — и пошла учиться дальше к джазовой певице Алине Ростоцкой. Она-то и дала мне конкретные инструменты, вселила уверенность в собственных силах и даже посеяла мысль о том, что я могу писать песни сама. А главное — объяснила: в творчестве можно все.

В музыке очень четко работает формула «ты то, что ты ешь». Что ты слушаешь, то на тебя и влияет. Так в итоге звучит твоя музыка. Моя — смесь джаза, соула, электроники и русской народной лирики. Как правило, организаторы концертов называют ее джазом, и определенный смысл в этом есть. Джаз как чистый стиль практически мертв — сейчас это музыка, в которой намешано много всего и разного. Так что да, я пою джаз.

И мне приятно, что джазовая сцена активно развивается. За последние десять лет в Москве появилось много классных музыкантов, несколько новых клубов (раньше был один), концерты в которых проходят практически ежедневно: люди ходят. Да, по сравнению с Америкой аудитория в России небольшая, но и джаз у нас появился значительно позднее. На квартиру джазом не заработаешь — это скорее путь служения самой музыке. В общем, живут джазовые музыканты бедно, но счастливо.

Несколько лет назад я поняла, что хочу преподавать. Я отдаю себе отчет, что педагог и певец совершенно разные профессии. И тем не менее чувствую в себе достаточно сил и знаний, чтобы заниматься и тем и другим. Развиваться самой — и помогать развиваться тем, кому, возможно, как мне в юности, не хватает смелости найти и подать свой голос. Пение — удивительная вещь. Это не только музыка, но и терапия, инструмент для знакомства с собой.

Сейчас у меня своя небольшая школа вокала, и большинство учеников приходят ко мне с нуля, без какого-либо музыкального багажа. Это очень мотивирует. Преподавание вообще про бесконечное самообразование. Учишься объяснять материал, говорить просто о сложном, взаимодействовать с разными людьми, слушать и слышать. Помогаешь делать первые робкие шаги. Особенно радуюсь за тех, кому, по их мнению, медведь на ухо наступил.

Внимание, шок-контент: медведя не существует. Пение не сакральное знание, не дар свыше, оно доступно каждому. Да, каждому на своем уровне, но прежде всего пение — это навык, который вырабатывается и тренируется. А еще дарит много эмоций и открытий. Мне важно, чтобы каждый ученик выходил с моего занятия с улыбкой и узнавал о себе что-то новое.

Фото: из личного архива Аси Фрейдкиной