Откуда я: родилась в Магадане, через несколько лет переехала с семьей в Калугу и росла там. В 18 лет самостоятельно перебралась в Петербург, в котором прожила восемь лет, а потом переехала в Москву.
Изучала экономику и юриспруденцию. После попробовала себя в создании бизнеса: тогда только начали появляться сенсорные панели, и мы делали сенсорные бары и интерактивные полы. Идея была моего молодого человека, а я все организовывала. Потом наши пути разошлись. А я пришла к тому, что хочу заниматься чем-то более творческим.
Я устроилась на работу в ресторан, чтобы зарабатывать на жизнь, и параллельно начала искать себя. Это был ресторан премиум-уровня, где официанты получают хорошие чаевые, которые дают возможность жить спокойно и пробовать себя в чем-то новом, ловить возможность повернуть свой профессиональный путь в новое русло. Когда не знаешь, чего хочешь, есть два пути: либо поддаться унынию (в котором можно зависнуть на годы), либо побороть в себе нытика и искать и двигаться — вдруг что-то окажется чем-то по-настоящему классным.
У меня появились накопления, и я первый раз сама поехала в Европу, насмотрелась на великолепие, вдохновилась и наполнилась красотой. Вернувшись в Петербург, познакомилась в баре с будущим мужем, на тот момент он владел эротическим журналом «Мяу». Это был арт-проект, построенный на энтузиазме, с маленькими тиражами, тем не менее он умудрялся выходить в ноль и получать свою долю известности.
Вдохновленная им, решила найти единомышленников и начать уже что-то делать. Поговорила с подружками, и мы сняли помещение, где каждая смогла бы начать заниматься своим делом: одна делать ремни, другая посуду из глины, а я решила, что, наверное, хочу шить платья. Не знаю, откуда эта мысль взялась, ведь никакого опыта у меня не было!
На следующее утро я стала искать курсы кройки и шитья — и в тот же день пошла на занятия. За один урок сшила платье и удивилась, что все это можно сделать руками, да еще и так быстро. Формулы, раскрой, лекала, ткани — в итоге меня это увлекло, и я начала придумывать и шить женские платья.
Вскоре мне предложили поучаствовать в конкурсе молодых дизайнеров, представить там свою коллекцию. Я смутилась: разве я дизайнер? За неделю до конкурса таки согласилась и заперлась в мастерской: еле осознавая, что я делаю, сшила коллекцию как чувствовала.
И вот конкурс. Все места объявили, но без меня. «Ну естественно», — подумала я. И вдруг: «Гран-при — Анна Маркович!» (Моя фамилия до замужества.) Это было неожиданно и круто. И у меня началась эпоха «мама, я — дизайнер»: я сняла новое помещение, сделала там ремонт, поставила столы, швейные машинки, наняла швей. Шила коллекции, ездила на маркеты, делала показы и снимала лукбуки. Параллельно я все равно работала в ресторане — всю эту деятельность нужно было оплачивать. Позже пошли продажи, но я понимала, что должна пройти непростой путь.
Я купила себе машину — нужно было быть мобильнее, ездить на закупки. Это был старый-престарый, но стильный турбированный «форд» с поднимающимися глазами. Красный Probe первого поколения, похожий на «феррари». Было недорого, но потом стало понятно, почему. Хоть с места она и рвала, но с двигателем были проблемы, а затем и с тормозами, и со всем остальным. Еще у нее не работали ремни безопасности — они должны были ездить по раме над дверью, и у нее выливался бензин. Ей было 25 лет, как и мне, но я каталась на ней по городу и была счастлива. Считала, что у меня удалась жизнь: я еду к себе в мастерскую на своей красной машине.
Как вдруг пришлось все закрывать, продавать и переезжать в Москву. Моего будущего мужа пригласили работать в общественное пространство арт-директором, в запускавшийся тогда «Хлебозавод №9». Мы посчитали, что это интересные возможности для обоих. Переехали прям одним махом.
Ваня уходил на работу, а я оставалась одна в маленькой однушке на проспекте Мира. Мы переехали туда из самого центра Петербурга — из огромной квартиры с сауной и видом на реку. Первое время я лежала дома в постели, ощущала беспомощность и недоумевала, почему в Москве все такие успешные, у всех свои астрологи, психологи, учителя йоги. О чем мне с ними говорить? Но буквально через две недели меня накрыла энергия Москвы, и мое восприятие кардинально переменилось — вау, Москва!
Я начала рассказывать всем вокруг, что у меня есть бренд и я хочу его продвигать. И Москва начала одаривать меня со всей своей щедростью, которую она дает активным людям с идеями. Те, кого я встречала, помогали решать мои задачи, часто ничего за это не попросив. Находились партнеры и единомышленники. Я начала участвовать в показах, открывала мастерские.
Москва благоволит деятельности, реализации, достижениям. Петербург же город мечтателей, страдальцев и романтиков. Москва меня буквально понесла в бурном потоке дел и событий: я кроила, шила, фотографировала и продавала на маркетах — все сама. Но в итоге я выгорела. Требовала от своего хобби-работы быстрой отдачи, а по прибыли всегда оказывалась около нуля, мой романтизм разбился о реалии столичного бизнеса.
В то время на «Хлебозаводе» у нас был проект, в который я плавно и ушла. Мы называли его «библиотека-бар “Аудитория”». Но книг там не было, а была самая изысканная иностранная глянцевая периодика. К нам приходили листать свежие 032с и i-D. У нас были и премьеры фильмов, и фортепианные концерты, и выставки (например, первая выставка Данини в Москве). А идея читального зала в общественном пространстве потом разошлась по всему городу. Идея была в том, чтобы создать креативное пространство, точку притяжения для интеллигентной публики. Оказалось, это точка старта в большой любви к декорированию интерьеров.
Интерьер «Аудитории» придумывали и обставляли сами: нам помогали друзья, а пространство должно было сосредоточить множество функций. В какой-то момент поняли, что туда нужны ковры. Нас познакомили с одним дагестанцем — его ковры идеально подходили, и мы их купили, пять или шесть штук. Пока мы тусовались в «Аудитории», пришло осознание, что ковры хоть и винтажные, но хорошо смотрятся с современной обстановкой. А кроме того, выдерживают любую вечеринку и не умирают — и это при входе с улицы без предбанника, даже зимой.
Тут зародилась идея нашего магазина Carpet Hauser — винтажные ковры для современных интерьеров. Мы начали делать красивые интерьерные фото и таргетироваться на стильных и молодых людей в соцсетях. Дела шли не спеша, постепенно о нас начали узнавать. Мы успевали делать какие-то другие проекты, пространства и выставки. Что-то строили, оформляли, учились дизайну и декорированию.
Первый настоящий прорыв произошел в начале пандемии. Мы как раз запустили услугу примерки ковров на дому, когда предлагали привезти сразу много — на выбор. Это оказалось то, что нужно — никто не хочет выходить из дома, а уют наводить надо и как можно скорее. Мы получили еще больше подтверждений, что делаем все правильно и со вкусом — вызывали нас очень интересные и стильные люди. Тогда мы поняли, что это может стать делом нашей жизни. И что оно нам будет нравиться.
Мы оставили все другие дела, начали делать нашу коллекцию разнообразнее — в итоге полностью сосредоточились на магазине Carpet Hauser.
Сейчас, полагаясь на весь наш опыт и вкус, мы подбираем нашу коллекцию от начала и до конца, ее можно назвать авторской. Мы ездим в разные страны, находим через знакомства профессиональных искателей и поставщиков винтажа, ходим на огромные базары и в неприметные лавки. Иногда находим ткачих, которые нам создают новые ковры по винтажным референсам.
Мы просматриваем огромное количество ковров, обращая внимание на размер, цветовую гамму, орнамент, состояние (чтобы не заниматься реставрацией), и только 3% от общего числа оказывается в нашем магазине. Это те ковры, которые потенциально будут хорошо вписываться в современные интерьеры.
В начале 99% коллекции было из Дагестана. Так вышло, что у местного населения больше не ценятся шерстяные сумахи и килимы. Их сдают скаутам или обменивают на машинные искусственные ковры из акрила. Скауты — это скупщики ковров, и у нас налажена с ними связь. Они показывают нам свои богатства, а мы выбираем. В основном скауты — местные авторитетные дедушки лет семидесяти. Они все и всех знают, у них много связей в аулах. У нас очень теплые отношения: мы обмениваемся фотографиями детей в вотсапе, а когда ездим к ним в гости, они закалывают для нас барашка. Настоящий семейный восточный бизнес. Здесь такой принцип: если ты нехороший человек — с тобой не будут вести дела.
Сейчас дагестанские ковры постепенно потеснились коврами из Турции, Ирана, Афганистана, Азербайджана. Везде мы ездим сами. Работа со скаутами и продавцами там похожая, но добавляются владельцы винтажных лавок. В этих местах традиционные ковры выше ценятся, и подходящие нам экземпляры приходится выторговывать с усилиями. Также добавляется провоз через границу, что добавляет забот по сравнению с Дагестаном.
Мы категорические сторонники ручной работы — в этом и есть душа нашего коврового бизнеса. У нас в коллекции есть столетние ковры с редкими узорами, с пряжей, окрашенной вручную, кустарно — эти экземпляры мы привозили специально для коллекционеров. Но наш основной клиент — обычный семейный человек со вкусом. Он желает наполнить свой дом уютом, заботой, теплом и собирает интерьер со вниманием к каждой детали. Ему важны история, традиции и правильная энергия в предметах.
У нас большая коллекция, позволяющая подобрать в любой интерьер три-пять вариантов ковров, а порой даже десять. Мы отличаемся от других компаний тем, что у нас особое видение современного стиля, а еще у нас семейный бизнес. Это значит не только то, что мы сами все отбираем и сами привозим на примерку к вам в дом (одно время мы даже ездили с нашей дочерью Оливией в первые полгода ее жизни). Еще это означает, что наши помощники в команде относятся к Carpet Hauser, как и мы: с восхищением к многовековым традициям ковроткачества, разделяют наше видение уюта, сервиса и ценности ковра как предмета искусства.
Винтажный ковер вещь дорогая и долговечная. Это как выйти замуж или родить ребенка: ковер останется с тобой навсегда. Мы подходим со всей серьезностью к подбору для каждого клиента. С запросами мы работаем один-два дня. Клиент присылает фото интерьера, а мы на него прикладываем ковры, которые по размеру и тону хорошо впишутся. Назначаем примерку, а иногда встречу в шоуруме, и сделка совершается. Есть клиенты, которым ничего не подходит из нашей коллекции, но хочется «чего-то в том же стиле», тогда мы ищем для них ковры у наших скаутов и дилеров.
Когда мы начинали работать с Дагестаном, то могли покупать ковры по 50 и 100 долларов. Теперь, с развитием туризма в Дагестане, ковры достигают и 500–600 долларов — это винтаж, новые ковры могут быть в разы дороже. Сейчас дагестанский натуральный ковер два на три метра — ходовой продукт в Carpet Hauser — стоит 50–60 тыс. рублей. Маленькие ковры — по 20 тыс., ковры из других стран — от 100 тыс., редкие или новые — в районе 400 тыс. и выше.
Каждый раз в поездках нам попадается что-то новое, чего мы до этого не видели. Например, ковры тулу, кочевнические ковры со вплетенным в полотно овечьим мехом. Именно мехом, не шерстяной пряжей. Они блестят, как водная гладь на закате, а племени, которое их делало, больше не существует. Или, скажем, в Турции мы наткнулись на джиджимы: они сотканы в килимной технике, но затем задекорированы вышивкой. Идеальный декор стен. Мы их привезли. Кажется, никто в России даже не имеет представления о таком.
Сейчас мы открываем для себя иранские ковры, особенно нравятся килимы, у которых шерсть сплетена с шелком, что дает изящный золотистый отблеск. Очень тонкие нити, будто волоски — тысячи узелков в рисунке. Стараемся раздобыть именно такие необычные экспонаты, стараемся находить и показывать новое и интересное со всего света.
Мы невероятно счастливы, что нам удалось превратить увлечение в семейный бизнес. Ковровый промысел — ремесло, передающееся из поколения в поколение. Возможно, мы тоже стоим у истоков долговечной семейной традиции. Я предвкушаю много интересного впереди, ведь ковроткачество встречается по всему миру и у нас огромное поле для исследования, развития и творчества. Мы работаем с уникальными вещами, созданными искусными человеческими руками и душой. Каждый отобранный нами ковер может оживить пространство дома своих хозяев и наполнить его уютом и теплом.
Фото: из личного архива Анны Перец