Двое подростков:

— Наконец-то эта школа закончится.
— Ага.
— Хоть пожить нормально без этой Надежды, которая Ивановна.
— Ага.
— И ты заметил, она за год ни разу не болела?
— Да ее даже дрон не возьмет, если что. Я уверен.

— Ну и как твое свидание? И что за парень? Нормальный?
— Нет.
— Алкаш?
— Нет.
— Нарик?
— Нет.
— Бизнес-тренер?
— Нет, хуже.
— Ну я не знаю тогда.
— Поэт!

— Папа сказал, что мы скоро пойдем сидеть с ним на буне.
— Где сидеть? На пони?
— На буне. Ты тоже можешь. Если захочешь.
— Не поняла. Что за буна?
— Ну вот ты взрослая, а ведь ничего не знаешь. Все сидят на бунах. И кричат «Оле-оле!»
— А, на трибуне?
— Я так и сказал. А тебе надо проверить уши. А то у тебя там сера.

— А ты знаешь, что Настя покупает коту какой-то человеческий шампунь? Ну фруктис какой-то там.
— Зачем?
— Не знаю. Наверное, чтобы у ее кота было самое лучшее.

— Б***ь, лето люблю, но вот эти мужики с грибком в сандалиях — это п***ц. Я вообще потом в метро не могу. На такси только если.
— А что в такси? В такси сидит кавказец в шортах. Это лучше, что ли?

Мама с сыном в пункте Ozon:

— Ну что? Жмут ботинки или нет?
— Я не знаю.
— Ты не знаешь, жмут тебе ботинки или нет?
— Я не знаю. Прошлые тоже не жали, а потом домой пришли и нажали!

— Я ей говорю: «Как хорошо все-таки без работы. Я вот эту вот неделю прямо отдохнула». А она мне: «Я знаю! Я тоже уволилась, а потом втянулась и вот уже восемь лет не работаю!»

Два мальчика на детской площадке:

— А ты далеко отсюда живешь?
— Да. В Долгопрудном.
— А где это?
— Ну это не здесь. Это есть Москва и тут все московское, а есть все, где долгопрудное.

— А после операции меня анестезиолог просто взял на руки и отнес в постель, мне было так больно внизу живота. Еще эти пид**ы обещали мне печеньки с чаем и не дали, представляешь. Зажилили печеньки.
— Ой, ну хоть жива осталась и ладно.
— Так им выгодно, чтобы я не умирала. Мне же им еще деньги переводить.

— Она умерла не сама, это Витя ее довел. Он лег на диван и 30 лет там пролежал. На диване. Она на него смотрела-смотрела и устала.

— Да я вообще не знаю, кто из этих детей вырастет. Мне кажется, из них уже никто вырасти не может, кроме блогеров. Ума хватает только на то, чтобы снимать, как они носки одевают.
— Надевают.
— А?
— Правильно говорить «надевают».
— Ой, да ты сам-то не умничай. Умник нашелся. Фанат словарей, что ли?

— Да я тебе говорю, что сейчас такое время, что весь мир лихорадит. И в Америке, и в Европе. Прошли времена спокойной жизни уже.
— Прошли? Да у меня они как бы и не начинались.

— Я все жду, когда семьи будут признавать экстремистами. Это так удобно, мне кажется. Теща-экстремист. Свекр-экстремист. Звучит, м?
— Фикус-экстремист тоже хорошо, мне кажется.

— Победила лень наконец-то и убрала зимние вещи.
— Самое время. А елку выкинула?
— Ха. Да, но теперь у меня другая проблема. На меня прошлогодние шорты не налазят.
— Ну у меня это ежегодная проблема. Так что не отчаивайся.

Мама, папа и мальчик лет шести:

— Мам, давай я вас с папой сфотографирую.
— Ой, да не надо, Левочка. Пойдем.
— Мам, ну пожалуйста!
— Ой, ну ладно. (Дает телефон.)
— (С умным видом.) Так, вставайте сюда. Покажите мне страсть!

— Слышал, что «Вредные советы» запретили?
— Я жду, когда запретят Лукоморье.
— А в Лукоморье-то там че?
— Так по цепи ходит. Тот еще бэдээсэмщик.

Иллюстрация: Натали-Кейт Пангилинан