Появившаяся на свет в 1969 году «Машина времени» прошла классический путь от полуподпольной до вполне официальной музыкальной группы: сначала выступления в клубах и кафе, потом признание и большая сцена.
Для многих музыкантов в СССР переход из полулегального в официальный статус давался нелегко. Жертвовать приходилось главным — свободой. «Машина времени» влилась в штат «Росконцерта» в конце 1970-х годов, а уже спустя два года музыканты снимались в фильме «Душа», где их песни исполняла София Ротару.
Такое слияние эстрады и рок-н-ролла приветствовали многие «либералы» во власти. Но консерваторы резонно возражали: рок-н-ролл создан как музыка социального протеста, пускать этот протест на эстраду нельзя. Это было вполне справедливо. Тогда «Машина» уже вовсю распевала свой знаменитый «Поворот», где застойному обществу предлагалось повернуть в сторону прогресса.
В апреле 1982 года «Машина времени» выступала в Красноярске. Именно оттуда в «Комсомольскую правду» пришла статья собкора Н. Кривомазова под названием «Рагу из синей птицы». Статья открывалась зачином, где рассказывалось, как студенты местных технических вузов осуждают группу за «надуманную игру в пессимизм» и декларацию «равнодушия и безысходности». Дальше к статье прилагалось письмо, подписанное несколькими крупными деятелями сибирской культуры, среди которых были писатель Виктор Астафьев и директор Красноярской филармонии Леонид Самойлов. Авторы предлагали довольно точный анализ вокальных данных исполнителей («неверно интонируют, пользуются так называемым “белым голосом”, срываются то на фальцет, то на хрип») и обвиняли «МВ» в неумении петь. Далее следовали претензии в ориентации на «среднеевропейский шаблон» и некоторое удивление по поводу поведения музыкантов: «Мы говорим об ансамбле, в котором вполне обеспеченные артисты скидывают с себя перед концертом дубленки и фирменные джинсы, натягивают затрапезные обноски (кеды, трико, пляжные кепочки) и начинают брюзжать и ныть по поводу ими же придуманной жизни».
Заканчивалась статья сомнением в правильности выбранного амплуа: «В сочетании с усами, а то и бородами артистов эта (инфантильная) манера пения полностью перечеркивает мужское начало и в исполнении, и в художнической позиции. Мужчины! Пойте по-мужски!»
Понятно, что музыкантов заявления сибирских охранителей позабавили, но сам факт публикации испугал. Обычно за этим следовали меры: «Собирается расширенное заседание Минкульта, обсуждается критическая публикация во всесоюзной газете и делаются оргвыводы. Гендиректору “Росконцерта”, как обычно, выносят выговор, а проблемный ансамбль прекращает свое существование… Подобная ситуация представлялась тогда безвыходной» (Михаил Марголис). Но ничего этого не случилось. В «Комсомолку» полетели сотни тысяч писем под общим названием «Руки прочь от “Машины времени”!». Их было так много, что редакция мешками жгла их во дворе.
В итоге история «Машины» развивалась вполне типично для советского ВИА: бешеная популярность в годы перестройки и вежливое забвение потом. Когда в новую Россию хлынул западный рок, «Машина» стала выглядеть ровно так, как писали в 1982 году сибиряки — среднеевропейским шаблоном. Спустя 40 лет Андрею Макаревичу, который только что стал молодым отцом в Израиле и объявил себя «настоящим русским», можно предъявить те же претензии — мужик, пой по-мужски!