В древнем праславянском языке звук [o] после мягких согласных и шипящих не звучал. На его месте уверенно стоял звук [э]. Но к XVI веку в русском языке в некоторых ситуациях под ударением вместо [э] стал звучать [o]. Это касалось только разговорного русского языка, в церковнославянском, на котором шли богослужения, ничего подобного не произошло.
Разумеется, долгое время дифтонг [jo] и [o] после мягких согласных считался просторечием. На письме подобные ситуации выглядели как «Семонъ» или «возьмотъ». Постепенно русские авторы XVIII века стали искать выход из этого двусмысленного с точки зрения принципов русской орфографии положения. Появились разные варианты написания: ьо, йо, jо. Церковь таких вольностей не одобряла. Когда в 1783 году Екатерина Дашкова предложила ввести в написание диграф «io», митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Гавриил инициативу запретил.
Буква Ё впервые была напечатана в 1797 году в книге Николая Карамзина «Аониды». Она была использована поэтом только один раз в стихотворении «Опытная Соломонова мудрость, или мысли, выбранныя изъ Экклезїаста». Эта буква сопровождалась специальным пояснением «Буква е съ двумя точками на верьху замѣняетъ їо̂». Она нужна была автору, чтобы подчеркнуть рифму «слезы — розы». Без Ё слово «слезы» в тогдашней традиции было бы прочитано не через О, а через Е.
Как Карамзину или его публикаторам пришла в голову гениальная мысль о двух точках над Е, неизвестно. Но это решение идеально соответствовало морфологическому принципу русской орфографии. Впрочем, традиционалист вице-адмирал Шишков сразу выразил протест: для него Ё была «простонародным» и «безобразным звуком».
Весь XIX век буква Ё боролась за право звучать не только в устах мещан, но и в речи благородного сословия и литературе. В итоге «ёкающее» произношение победило-таки «екающее», но только в речи. Печатать Ё было трудно за неимением соответствующей литеры.
В начале 1918 года, вводя реформированную орфографию, Луначарский попытался закрепить типографские права простонародной Ё. Однако и он признавал ее «желательной, но не обязательной». Так или иначе, именно советская власть дала букве Ё место в русском алфавите — теперь она носит порядковый номер семь, в чем ее поклонники видят определенный символизм.
Самая решительная попытка жестко нормировать употребление буквы Ё во всех видах письма была предпринята Иосифом Сталиным в конце 1942 года. Время было не самое подходящее — разгар Сталинградской битвы. Тогда все нервничали, видимо, это и стало причиной торжества Ё. Согласно легенде, управделами Совнаркома Яков Чадаев в начале декабря принес Сталину на подпись очередное постановление, в котором были перечислены фамилии нескольких генералов. Фамилии были напечатаны без буквы Ё, что создавало разночтения. Сталин запутался (а он этого не любил) и сурово отчитал Чадаева. Перепуганный управделами немедленно позвонил в «Правду» и сообщил, что Сталин желает видеть букву Ё везде, где положено. Уже 7 декабря во всех публикациях «Правды» появилась буква Ё. «Да, читал я сегодня “Правду” и “Известия” и сделал курьёзное открытие: все слова, где буква е произносится йо, украшены двумя точечками: ещё, актёр, миномёт, шахтёр, пулемёт, молодёжь — и так во всех словах с е — йо. Прямо диво!» — писал Георгий Эфрон сестре 20 декабря. А уже 24 декабря 1942 года вышел приказ Наркомпроса о введении обязательной буквы Ё в школьной практике. Вплоть до середины 1950-х годов отсутствие двух точек над Е в сочинении приравнивалось к орфографической ошибке, а вся печать истово использовала литеру Ё.
Только смерть Сталина освободила страну от террора постоянного ётирования. Новые правила орфографии 1956 года снова сделали Ё необязательной. Впрочем, любой автор и издательство имеют полное право последовательно использовать букву Ё на письме. Так поступал, например, Солженицын.
Споры об обязательности Ё не утихают до сих пор. Артемий Лебедев считает ее использование насилием над читателем, а саму Ё называет недобуквой. «Сам ты недобуква!» — логично отвечают ему сторонники Ё. Всем бы такие проблемы!