Сразу после революции в России создалось множество творческих организаций, где авторы так или иначе пытались сформулировать свое художественное кредо и отношение к новой власти. ЛЭФ, РАПП, «Октябрь», Всероссийская ассоциация пролетарских писателей — это только вершина айсберга. Все они конкурировали между собой за ресурсы, благосклонность аудитории и власти. Все пытались сбросить конкурентов с «корабля современности». 23 апреля 1932 года ЦК ВКП(б) положил конец этому беспорядку постановлением «О перестройке литературно-художественных организаций». Было решено собрать всех авторов в союзы по видам искусств: Союз художников, Союз композиторов и т. д. Образцом решено было сделать Союз писателей СССР, который должен был собраться на первый съезд и задать тон новым творческим объединениям.

Такой съезд прошел в Москве в Колонном зале Дома Союзов с 17 августа по 1 сентября 1934 года. Формально Союз писателей к тому времени уже существовал и насчитывал 2500 членов и кандидатов. В Москву приехал 591 делегат, в том числе Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Леонид Леонов, Пастернак, Бабель, Ильф с Петровым, Михалков и Олеша. Среди делегатов не было Платонова, Булгакова, Ахматовой, Мандельштама и Паустовского.

Отвечал за организацию важного идеологического мероприятия Андрей Жданов. Съезд прошел с пафосом. Только на ежедневное кормление каждого делегата уходило 40 рублей. Это при том, что в стране была карточная система, обед в рабочей столовой стоил 84 копейки, а средний счет в дорогом ресторане составлял 5 рублей 84 копейки. Каждому делегату предоставили право пользоваться машиной в личных целях, предложили огромную культурную программу, где кроме экскурсии на Метрострой предполагалось и посещение лучших театров — все бесплатно, конечно. Это была золотая мышеловка — за делегатами постоянно следили, а НКВД составлял отчеты о настроениях литературной общественности. После съезда, в разгар Большого террора, писателям все припомнили — 220 делегатов были арестованы, 182 из них погибли.

Тон задал Горький, сказавший во вступительном слове: «Мы выступаем как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм революционного пролетариата…  Мы — враги собственности, страшной и подлой богини буржуазного мира». Горький же первым помянул Достоевского как «ненасытного мстителя за свои личные невзгоды и страдания». Достоевскому вообще крепко досталось на съезде. Шкловский и вовсе объявил, что делегаты должны его «судить…  как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира». С того рокового августа 1934-го и до смерти Сталина Достоевский был на всякий случай изъят из школьной программы. Так между утверждением подлинного гуманизма и судом над буржуазными пережитками съезд и прошел. В кулуарах на все лады повторяли полюбившуюся фразу из доклада Леонида Соболева: «Партия дала писателю все права, кроме права писать плохо».

Главной темой стало признание соцреализма основным творческим методом, «требующим от художника правдивого, исторически конкретного изображения действительности в ее революционном развитии». Этот тезис и внесли в устав Союза писателей в конце съезда.

На фоне общего единодушия и казенной угодливости прозвучало и несколько неожиданных речей. Больше всех потряс Николай Бухарин. «Что же мы видим, товарищи? — вопросил он с трибуны. — Мы видим, что блондин играет хорошо, а брюнет играет плохо. И никакие лекции не изменят этого соотношения сил». Речь шла о том, что никакие соцреализм и удостоверение члена Союза писателей не помогут бездарности стать талантом. «90% того, что говорилось на съезде — обычная казенная пошлость: за это хорошо говорит полупустой зал, — вспоминал писатель Петр Слетов. — Но все это искупается действительно историческим значением изумительного доклада Бухарина. Ребром поставлен вопрос о двух борющихся в литературе силах — об официальной “бездарности, возносимой на щит” (Безыменские, Жаровы и, логически продолжая, Ставские-Панферовы) и о свободно-независимых мастерах (Пастернак, Васильев, Олеша и др.). Характеристик, данных Безыменскому и Демьяну, не выжжешь, как ничем не заглушить оваций по адресу тех же Пастернака и Олеши».

Сталин имел прямо противоположное мнение: «Съезд в общем хорошо прошел, — писал он Жданову. — Правда: 1) доклад Горького получился несколько бледный с точки зрения советской литературы; 2) Бухарин подгадил, внеся элементы истерики в дискуссию».

Однако именно Первый съезд советских писателей положил начало традиции, которая жива и по сей день — официальные собрания литературной общественности с тех пор, как правило, проходят ровно так же: казенно, бессмысленно и не без фиги в кармане.

Фото: из открытых источников