Если смотреть новостную сводку по Петербургу, может создаться впечатление, что здесь сплошные полоумные и город не выбрался из бандитских 1990-х. В Питере расчленяют, стреляют, взрывают и бьют.

Но есть и другие полоумные, проскальзывающие в новостных сводках — это книготорговцы, люди, которые в век цифровизации пытаются делать на книгах деньги или считают продажу литературы своей миссией. Им тоже прилетает: в их витрины стреляют, им угрожают феминистки и антифеминистки, к ним в гости заходят с топором. Зато за книготорговцев и город с депутатом Законодательного собрания готов встать горой, ежели чего.

Итак, за прошедшие полгода маргинальный книжный магазин «Фаренгейт» местные СМИ и лидеры мнений призывали спасать, потому что тот оказался под угрозой закрытия. А любимые туристами «Подписные издания» сами спасли от смерти важную для города «Академкнигу», чем вызвали общественное ностальгическое неодобрение. В витрину лавки с провокационным по сегодняшним временам названием «Все свободны» вообще стреляли. И, кажется, книжный магазин в Петербурге и правда что-то большее, чем магазин с книгами.

Городской ландшафт такой — в 1994-м появляется сеть книжных супермаркетов «Снарк», в 2000-м — «Буквоед», который очень быстро стал магазином издательства «Эксмо». А совсем сладкая жизнь началась, когда они купили первую точку на Невском. Сейчас их самая узнаваемая витрина тоже на главном проспекте города — собственный вход в пассаж, несколько этажей. На самом деле тот же московский «Читай-город» — белая коробка с книгами. Кстати, этих магазинов, раскинувших сеть по всей стране, в Петербурге не найти. Все объясняется просто: «Читай-город» и «Буквоед» вошли в одну объединенную структуру. А «Снарк» купило издательство АСТ (что смешно — получилась книжная монополия, ведь АСТ и «Эксмо» входят в один издательский холдинг), и все растворилось. Остались «Буквоеды», на фоне которых в виде протеста начали возникать независимые книжные. Платон Романов из книжного «Фаренгейт 451», хоть студентом и работал в «Буквоеде», сейчас очень брезглив к сети: «“Буквоед” — канцелярская сеть с хамским подходом, они книжки как картошку продают».

Романов и сам перед тем, как открыть в 2014 году свой книжный «Фаренгейт», поработал у создательницы карты независимых книжных Любы Беляцкой во «Все свободны». Она, кстати, уверяет, что Петербург — столица независимой книжной торговли. И это в нее стреляли — из-за книжек. Точнее, в витрину магазина, где малярным скотчем было написано «Миру мир»: «22 февраля 2022 года у нас появилась надпись “Миру мир!”. Писать такое было вообще не страшно — таким образом мы хотели отметить 23 февраля, но так мы предвосхитили и события 24-го числа, хотя выглядит, будто это наш моментальный ответ на начавшееся. И 24 февраля мы приняли решение не снимать эту надпись. Изначально был план повесить что-то к 8 Марта, к 16 июня — к Блумсдэй (день поклонников произведения “Улисс” Джойса, который Беляцкая ежегодно отмечает, ведя за собой колонну книжников-паломников от магазина к магазину, где читают отрывки романа и устраивают квесты. — Авт.). А тут решили не менять ту февральскую экспозицию. И год с лишним не снимаем — это удручает».

Причем удивительно, что за надпись они нарвались только сейчас: «До этого мы сталкивались только с позитивом — было много людей, которые просто так заходили и говорили “спасибо”, волновались за нас, не прилетало ли. Были косвенные признаки недовольства, когда приходили люди и странно себя вели — такая линчевщина. Но не больше».

В середине марта в витрину выстрелили: Беляцкая все-таки не до конца стыкует очевидную причину и следствие: «Скажу сразу, что выстрел может быть вообще не связан с надписью на витрине. Это произошло ночью. Некрасова (где находится магазин) раньше была улицей с суперинтеллигентной публикой, где тусовались только свои, в отличие от “синей ямы” на Думской и отвратительной туристической Рубинштейна это была приличная барная улица. Но энтропия неизбежна — и пару лет это уже не так. А еще недавно нам на сайт пришла угроза, которая могла бы объяснить случившееся. Но она могла возникнуть и из-за того, что про нас написали “Медуза”* и “Дождь”*, где быть упомянутым сегодня — быть подставленным. И вот нам пришла угроза убрать книгу Саши Казанцевой “Сам секс”. Я решила, что выстрел мог быть связан с этим. Да и вообще полно народу, кто стоит у нас на витрине, который может раздражать всех: и пацифистов, и анархистов, и центристов, и традиционалистов. Например, Юнгер может раздражать леваков и так далее».

Я не постеснялась спросить, не специально ли Люба так всех раздражает: «Мне очень печально, что меня причисляют к либеральным кругам. Чем дальше я развиваюсь в политике, тем больше меня привлекает анархизм. Идея госуправления мне вообще не очень нравится. Я не показываю это своими поступками — анархизма же миллион разновидностей, как буддизма…  Моя деятельность никогда не была направлена на то, чтобы о нас узнали и написали. Чтобы в России ты продавал книжки — и о тебе написали? О нас впервые написали из-за выстрела».

Причем, как рассказывает Беляцкая, ей не страшно из-за случившегося, мол, на Некрасова и так каждый день страшно, да и чтобы с ситуацией разобрались правоохранительные органы, она тоже не хочет: «Вы следите за тем, что происходит с контролем слова и книжного рынка? Мне не надо, чтобы ко мне приходила милиция. Хотя пришел участковый, который еще и не наш участковый, а подменял кого-то из соседнего района — пришел для отмашки, потому что начальство “Фонтанку” читает, а там написали про выстрел. Сам попросил заявление не писать. Была криминалист потом — сказала, все же не камушек, а пуля, гильзы не нашла. Петербург — один из самых криминальных городов России; естественно, не стали искать, кто стрелял во “Все свободны”. Может, и хорошо».

Вообще появление магазина «Все свободны», который функционирует уже 12 лет — история слабоумия и отваги. Беляцкая давно связана с книгами: мама — библиотекарь, сама в рекламе работала. Решила открыть книжный, вдохновившись московским «Фаланстером» Бориса Куприянова. На открытой встрече с ним услышала, как Куприянов говорил, что Петербургу не хватает своего «Фаланстера». И взялась за «Фаланстер-2», год как приехав в новый город из Новосибирска. Поначалу Куприянов помогал советом, но: «Борис Александрович любит пафосные формулировки, за которыми ничего не стоит — извините, что я так о великих». Выяснилось, что ни о какой франшизе речь не шла, да и название нужно свое. А советы, которые он честно давал по почте, оказались двоякими — хоть как заказывать книжки во времена без CDEK объяснил, правда, «многими советами Борис Александрович не руководствовался сам. За то, что он ругал нас, он потом хвалил других людей. Например, когда мы собирали деньги на расширение, то получили много хейта от коллег, мол, вы же коммерческий проект, какой краудфандинг. А через год они занялись тем же».

Сегодня «Все свободны» — красивый магазинчик с кирпичными стенами, затаившийся под простреленной витриной с неоновой вывеской под полосатым козырьком, как в американских закусочных. Первый магазин, который Люба, несмотря на то что он проработал восемь лет, называет тренировочным, находился во втором дворе дома на Мойке. Над входом висела деревянная надпись «Книги», будто сделанная школьниками на труде. Внутри он напоминал сводчатые подвалы Солянки. Беляцкая смеется, вспоминая, что самым частым вопросом покупателей было: «А что, здесь можно купить книги?» Недоумеваю, как они продержались столько лет: «Тогда про нас знали упертые книжники. Они понимали: чтобы мы существовали, нас надо поддерживать — мы же делаем, чтобы всем было круто. Первый год Артем (совладелец) работал в офисе, и у нас был шанс выжить, через год мы вдвоем начали работать в магазине».

Но плавно появился второй проект. Почему он не стал «Все свободны-2» — вопрос: «Потом мы открыли второй магазин на Невском — сайд-проект “Мы”, целых три года он просуществовал. Точнее, это был проект ресторанной сети “Две палочки” в Доме военной книги — единственном книжном, который работал даже в блокаду. По договору с городом там должна была продолжаться “книжная история”, поэтому нам дали самое ужасное непроходимое помещение в глухом тупике на третьем этаже. Первые три месяца все было отлично, потом началась текучка: ушла управляющая, которая нас запустила, стали появляться управляющие, которые не врубались, зачем это все делается, охранники на первом этаже говорили, что нет выше никакого книжного. Мы были дурачки и думали, что лучше это будет отдельным проектом, нежели “Все свободны-2”, тем более он был более попсового содержания».

Как и все мои респонденты, непонятно зачем занимавшиеся тогда книгами, Беляцкая говорит, что денег на этом не заработать: «Тем более сейчас сломалась сезонность. Думала, вот под Новый год раздам все долги, закрою кредитку — ан нет». При этом они еще и издают книжки — около десятка вышло в издательстве «Все свободны». Например, первый напечатанный Роман Михайлов или сказки для девочек фемкружка «Ребра Евы» о том, что не надо ждать принца, а пора делать все самой. Вот показательная ситуация по поводу когда-то самой читающей нации. Книга Михаила Куртова издательства Беляцкой как-то оказалась у Ксении Собчак — та написала, что Пелевина в этом году не ждать, зато есть Куртов: «Ксения Собчак об этом написала, мы очень удивились, но, кажется, понимаем, как к ней попала наша книга. Но Ксения не Опра Уинфри, ни одной продажи после ее поста не случилось». При этом «Все свободны» держатся, стекло в витрине поменяли, собрав деньги, и готовятся отмечать день рождения.

При том что в этом бизнесе толком нет денег, магазины, мило улыбаясь друг другу, конфликтуют за глаза, непонятно что деля, наверное, сказывается некая камерность Петербурга. Так вот, в разговоре с владельцем «Фаренгейта» Платоном Романовым я вдруг выяснила, что он работал у Беляцкой, хотя сама Люба не сказала об этом ни слова. Сначала Романов работал во «Все свободны», а потом — в неудачном «Мы»: «Я его помогал делать только как управляющий. А такие магазины не могут существовать, если в них не живет создатель. У Любы с Темой были еще и “Все свободны”. У нас с Любой очень отличались концепции того, как мы видели магазин. Я делал более свободно — отдельные книжки, например, по сатанизму ставил только я. Особенно меня забавляли собрания Любы, где надо было отчитываться, что сделал за неделю. В жопу — 10 раз за день созванивались… » Хоть Романов и считает, что «Все свободны» были для него хорошей школой, но вообще вышел он из «Буквоеда», где подрабатывал студентом.

В 2014 году он открывает свой «Фаренгейт» на Маяковского, делает это запросто: стоило все вместе с ремонтом и арендой на несколько месяцев Платону с совладельцем Мишей Маляровым, который, по его словам, отвалился, поняв, что бизнес не денежный, 300 тысяч. Зачем открылись? Потому что надоело: «Везде одинаковые книжки — сколько можно!..  А у нас были новинки маргинальных издательств, постепенно появилась букинистика». По-моему, «Фаренгейт» — очень панковская история: Платон Романов, периодически выступающий соло со своим музыкальным проектом «Беглый чечен» — сын известной в городе Наташи Романовой. Это такая дама с едким розовым каре — с одной стороны, литератор и филолог, придумавшая «Школу грамотности Романовых», где учит писать правильно не по учебникам, а с другой — автор хулиганских стихов.

Сам Романов вместе с его магазином такой интеллектуально-эпатажный. Например, в «Фаренгейте» есть полка с книгами про Северную Корею: «Однажды к нам зашел невысокий человек и спросил, не хотим ли мы продавать книжки о Северной Корее. Этот товарищ был атташе по культуре Северной Кореи. А учитывая, что было скучно, мы взяли и сделали большое мероприятие (народу было больше 200 человек, прекрасная погода, лето, все бухали во дворе; мы позвали хор военных матросов — они исполняли гимн Северной Кореи. Пришли какие-то нацболы*, что-то рассказывали про Ким Ир Сена. Было весело. А изголодавшемуся по мероприятиям народу было все равно куда ходить). Так появились эти книжки. Это некая субкультура — есть люди, которые играют в настольные игры, есть которые в компьютерные, а есть такие любители Северной Кореи: задроты с толстыми стеклами в очках и с потными ручками. Они приходят, трогают эти книжки, тяжело дышат. Все эти книги — пропаганда: размышление великих кормчих о Корее, путеводитель по Пхеньяну, где нет ничего толком — он почти пустой, потому что никуда нельзя. Прикольные сувениры, но читать там нечего».

Тот первый «Фаренгейт» на Маяковского был полутемным подвальчиком в подворотне. Там всегда собирались интеллектуальные маргиналы. Помню их день рождения в этом сентябре: во дворе всякие то ли панки, то ли готы, то ли кто — в общем, нормальная неформальная питерская интеллигенция степенно наклюкивается под разговоры о высоком.

«“Фаренгейт” — это место, где люди разных взглядов и возраста могут спокойно друг с другом общаться. Главная задача — давать место и повод для дискуссии самых разных личностей», — объясняет основатель. И весь магазин эпатажный: например, нынешний компаньон Платона Кирилл Коротков, у которого когда-то был маленький книжный магазин в клубе «Платформа», периодически рассказывает о собственной теории эзотерического гитлеризма. «Это он любит, — говорит Романов. — Никто ничего не понимает, но всем весело, и люди возмущаются. Коротков — опытный книжник, смешной чувак с харизмой. Если он иногда вопит, что он фашист, это ничего не значит. Как известно, радикализм хорош в любом его проявлении. Нас периодически обещают сжечь, как в 2005-м “Фаланстер”, но только п…еть горазды. Однажды зашел пьяный мужик с топором, но это он просто перепил — топор отобрали, висел трофеем на стене».

Кто такой «Фаренгейт»? «Если в начале мы были фашистами, то потом стали пидорасами, — продолжает Романов рассказывать историю бизнеса. — Был у нас Саша Раскольников, который превратился в Машу Раскольникову, даже паспорт получил — процесс социально-психологического перехода был на наших глазах. Очень многие возмущались, как можно с такими людьми вообще общаться? Но почему нет — это в конце концов наш человек».

Известность в городе «Фаренгейт» получил ковидной зимой, когда остался практически единственным официально открытым книжным магазином. Чтобы соблюдать соцдистанцию, Романов придумал аттракцион: продавать книги на лопате. «Как-то пришли менты — думаю, вот, доигрались. “О, книжки продают на лопате!.. ” Я им предложил зайти. А они на лопате хотят. Похер что. “Вот тебе 500 рублей — давай лопату”. Какого-то Ленина они купили…  На фига он им, непонятно. Но ушли довольные. На телефон все снимали».

Второй раз о «Фаренгейте» вспомнили этой осенью, когда он чуть не закрылся — арендодатель решил продать помещение. Тогда и бывший рэкетир, а сегодняшний журналист Евгений Вышенков пришел за книжками — поддержать рублем, и депутат Борис Вишневский из «Яблока» помогал — так писали, но Платон протестует: «Да никак он не помог! Но спасибо за поддержку. Пришел, сказал, что сейчас найдем новое помещение, и ушел. Предложил пару вариантов с аукционами, непонятно, где и что. Зато написал хорошую статью, как он всем помогает. Большую помощь оказала “Фонтанка”, после ее статьи Вишневский и прибежал». Теперь «Фаренгейт» на Чайковского, где аренда в три раза выше, поэтому открыли бар в магазине. Например, на День святого Патрика там наливали зеленое пиво. Но Беляцкая, у которой с Романовым свои счеты, видит все немного иначе: «Про “Фаренгейт”: там люди не про книжки, а про выпить. Платон как-то правильно сказал: “Все равно они все время бухают, пусть хотя бы платят за это”, хотя вообще-то бар не его». На самом деле Романов в новом магазине сделал еще больший упор на лекторий: тут и сооснователь «Тотального диктанта» Илья Стахеев читает лекции о природе кринжа, и литературоведы разбираются с творчеством Гольдштейна.

Может показаться, что «Фаренгейт 451» — такой социально ненадежный магазин, сплошь набитый маргиналами. Но вообще Романов еще и хороший букинист, периодически держащий в руках редкости: «Пришел как-то человек — по всем магазинам ходят и предлагают старые книги, кто-то покупает. И принес он уголовное уложение 1737 года — уголовный кодекс времен Анны Иоанновны. Коротков тогда еще ляпнул — книжка старая, тысяча — не больше. Мы купили ее за 30 тыс., даже пришлось переложить аренду, продавали больше года, ушла за 120 тыс.». А мой знакомый оторвал у него трехтомник автографов Егора Летова.

Петербургские книготорговцы смотрят с подозрением не только на сетевки. Не уважают магазин «Во весь голос», который прикидывается независимым проектом Вадима Левенталя и который, как уверяют, на самом деле делал для себя Треушников из «Национального бестселлера», чтобы показывать друзьям: «Это мое». Искоса смотрят и на самые модные в городе «Подписные издания», которые сформированы еще советскими годами, а в руки семье Ивановых попали благодаря приватизации. Кстати, удивительно, что все игроки на поле независимых книжных держат дружеско-семейные коллективы: Беляцкая расписалась и развелась с партнером по книжному бизнесу, с которым они до сих пор держат магазин, дочка Короткова в «Фаренгейте» часто тусит за барной стойкой, разливая напитки, а «Подписные издания» достались Михаилу Иванову от бабушки, пришедшей туда в 1978 году. Рассказывает, как возродил: «Я работал в большой книжной сети, потом захотел открыть свой магазин и пришел к семье с просьбой о займе, но понимания не встретил. Мне задали только один вопрос: зачем делать новый магазин где-то, когда уже есть свой. И это заставило меня задуматься о реновации “Подписных изданий”. Какое-то время взял на размышление и составление плана, показал бабушке и остальным членам семьи свое видение проекта, и мы сошлись во мнении, что из этого может получиться что-то важное.

У меня была гипотеза, что формат классического советского книжного магазина уже не подходит сегодняшнему дню (речь идет о 2012 годе). Что в России нужны книжные магазины с хорошим продуманным ассортиментом, красивым интерьером, сервисом. Что нужно уйти от всего стандартного — готовой мебели, навигации, безличного подхода к рекламе и мероприятиям. Что все требует индивидуального отношения.

Важно также, чтобы покупатели проводили как можно больше времени в магазине. В то время подход был как раз обратный: важно было только количество покупателей, а не время, которое они проводят в магазине. Хотелось создать максимально комфортные условия для людей, чтобы они оставались у нас читать книги, пить кофе».

Смешно, что когда я читала про «Снарк», то наткнулась в газете «Деловой Петербург» на заметку: «Сеть “Снарк” уже экспериментировала со своими форматами раньше. В 2001 году в одном из магазинов сети открыли кофейню, которая через полтора года закрылась из-за нерентабельности». А сейчас без этого никак: те же «Подписные» прошлой зимой начали разливать в магазине вино — в честь этого был зажигательный джипси-концерт ансамбля «Добраночь» с танцами на столе. В подвале своя пекарня, на втором этаже собственная кафешка «Изданий», на первом — арендная кофейня, плюс магазин отшивает собственный мерч.

В «Подписные» в основном ходят как в коворкинг: выпить кофе, полистать журнал или книгу — об этом мне говорила Беляцкая: «Поход в книжный — определенная субкультура, где все свои». Симпатичный интерьер — тут постоянно кто-то «фоткается», высокие книжные стеллажи, на которые можно вскарабкаться по стремянке. Удивительно, но у «Подписных» откуда-то есть возможность расширяться — говорят, спонсоров нет, поэтому в 2020-м они вернули исторический второй этаж магазина, перестав сдавать его в аренду бару «Гадкий койот». Иванов рассказывает о деньгах: «Оборот сейчас около 500 млн в год. В 2012-м, когда мы запустили магазин в новом формате, оборот был около 9 млн в год».

Мне и самой нравится местная «экспертная оценка» — выкладки, советы консультантов, которые всегда в теме. Например, они завели традицию книг с записочками от консультантов — такая рецензия-синопсис, прилепленная на обложку. Сотрудница «Подписных изданий» говорит, что попасть к ним очень сложно — в год уходит не больше одного человека, всем нравится работать. Для сотрудников придумали программу «НИИ книги», когда они обучают друг друга. При этом за такой интеллектуальный, а не торгашеский труд сотрудники, по словам Михаила Иванова, получают деньги в вилке 30–50 тыс. рублей.

По соседству с «Подписными» был магазин «Академкнига», принадлежащий издательству «Наука», куда в студенческие годы полгорода сдавало собрания сочинений из семейных библиотек для реализации всяческих юношеских потребностей. Некоторые петербуржцы, а скорее ленинградцы, радовались, что в «Академке» в отличие от модных соседей-хипстеров всегда пусто. Потому, видимо, и закрылись — были выставлены на торги. И вот третий книжный инфоповод — «Академку» покупают «Подписные». Общественность делится: одни радуются спасению, другие говорят: «Подмяли». Иванов рассказывает, как решились: «Мы много лет наблюдали, что “Академкнига” в упадке: магазин не ремонтировали, все разваливалось, покупателей было очень мало, витрины буквально выпадали на улицу. Мы даже связывались с предыдущими владельцами, понимая, что магазин скоро закроется, пытались предложить какие-то варианты решения вопроса. Но довольно скоро мы узнали, что магазин выставляют на торги, и приняли решение участвовать, потому что не могли позволить, чтобы на этом месте открылось что-то новое и некнижное. На этом месте продавали книги с 1922 года. Сначала это была “Международная книга”, а в конце 1930-х годов открылся магазин от издательства “Наука”. Для нас было и остается важным сохранить память этого места.

Конечно, все в “Подписных” горды, что мы делаем такое важное дело. К нам даже вернулись несколько ребят, которые у нас работали раньше, чтобы помочь открыть букинистический магазин. А опасения были в начале, потому что коллектив уже знает по опыту предыдущих ремонтов, что мы все деньги на покупку и ремонт берем в долг. Все средства, пошедшие на покупку “Академкниги” — это займы и кредиты, которые нам надо будет отдавать. Соответственно, мы отложим какие-то давно запланированные проекты, ремонт офисных помещений, что-то важное для сотрудников. Так было и с ремонтом второго этажа, когда мы отдавали долги больше двух с половиной лет. Но тот риск полностью оправдался. Мы затеяли ремонт во время локдауна, когда никто не понимал, что будет дальше. Но именно этот шаг стал толчком к развитию. Тут важно понять, что мы, как и большинство книжников, всегда находимся в дефиците денежных средств. Но “Подписные издания” всегда будут тратить свободные средства на развитие книжного дела в стране в целом и в Петербурге в частности. Для нас это важно».

Новый старый книжный будет называться «Академия». И в этот букинист — страшная примета времени, встающая в историческую параллель с судьбой поколения Одоевцевой, которая с берегов Невы уехала на берега Сены, — решившиеся на эмиграцию и намеренно рвущие все связи с прошлым целиком сдают домашние библиотеки.

_____________________

*Признаны СМИ-иноагентами; компания Medusa Project признана нежелательной на территории РФ.