Если бы сослагательное наклонение имело право на существование, 7 апреля я бы поздравляла Марка Григорьевича с днем рождения, как это делала много лет подряд. Подобрала бы новые смешные слова к этому упоительному символизму — появлению на свет в тихий праздник православного Благовещенья отчаянного хулигана и забияки по фамилии Рудинштейн.

Он любил поздравления, и лайки под своими портретами в соцсетях он тоже любил. Но 5 декабря 2021 года, опутанный проводами, Марк Рудинштейн умер в неврологической реанимации одной из московских больниц. Через пару дней после его ухода, накануне похорон, над Сочи пролетел безымянный огненный метеорит. Друзья простились с ним в московском Доме кино, жизнь продолжилась. А недавно стало известно о том, что в связи с политической ситуацией дело всей жизни Марка — фестиваль «Кинотавр» — отменяется на неопределенное время.

Грустно? Конечно, но все-таки к черту грусть. И с днем рождения Марка стоит сегодня поздравить всех нас: любивших его или нет, знавших его или нет, ездивших на «Кинотавр» или нет, но выживших в 1990-е вместе с многострадальным российским кино и его безусловным местом силы в городе Сочи, которое выдумал Рудинштейн.

Мне всегда казалось, что настоящим «тем самым» Мюнхгаузеном в паре Янковский и Рудинштейн был именно Марк. Да, Олег Иванович — наше все, последний народный СССР — обладал, безусловно, лучшей из русских кинематографических форм. Но вот фантазером, ежедневно летающим на ядре и поднимающим себя за волосы из болот, оказался все-таки Рудинштейн. Как и Мюнхгаузену, ему важно было предстать перед публикой не столько любимым, сколько правильно понятым. Не буквально — чтоб буква в букву, а именно правильно, то есть по сути.

Поэтому, видимо, каждый год в свой день рождения он собирал большую пресс-конференцию «Кинотавра» и рассказывал, что будет в конкурсе, что вне конкурса, кто в жюри, кто приедет из звезд. Конечно же, сочинял, что-то преувеличивал, выдавал желаемое за действительное. Журналисты смеялись, ловили на слове и обязательно позже припоминали что-нибудь вроде: «И где же Джек Николсон?» Рудинштейн, как правило, не отвечал. Он лучше всех знал, что ожидание Николсона дороже самого Николсона. И на том стоял насмерть.

Он очаровывал и раздражал одновременно. Всем красивым и всем (ну почти всем) умным Москвы нужно было попасть в ближний круг, при этом как бы немного стесняясь самого факта этого долгожданного попадания. Перед каждым из фестивалей и знаменитые, и начинающие реально выстраивались в очередь к офису Рудинштейна в Доме актера: ехать в Сочи хотели решительно все, обязательно за счет «Кинотавра» и, как правило, семьями. Если Марк отказывал, обязательно обижались, но на следующий год возвращались и снова стояли в той очереди на «Кинотавр».

Вплоть до конца 1990-х Рудинштейна принято было публично ругать. Первый оглушительный залп был выпущен по его репутации со страниц сверхпопулярного «Московского комсомольца»: «За кусочек булочки» называлась статья Дениса Горелова, в которой он в щепки разнес и Рудинштейна, и звезд российского кино примерно за все, что они делали вместе. Теперь мой большой друг Горелов, ставший хорошим писателем, признает, что логистически «Кинотавр» был придуман отлично, а Рудинштейн все ж голова. Но так же, как из легкого трепа Курехина с Шолоховым в то время родился убийственный мем «Ленин-гриб», из статьи в «Комсомольце» явился на свет пошляк и проныра по прозвищу Крошка Ру, к которому, на мой теперешний взгляд, Рудинштейн не имел ровным счетом никакого отношения. Но тогда мы были уверены — имеет!

Денис Горелов, кинокритик:

«В смысле стратегического продюсерского расчета Марк все очень хорошо понимал. Даже то, чего многие сегодняшние устроители фестивалей не понимают. “Кинотавр” остался в общественном пространстве, потому что был очень выигрышно рассчитан и выдуман. Просто мне было тошно смотреть, как хрен знает кто хлопает по плечам народных артистов Советского Союза. Ни в Сочи, ни на каких других тусовках “Кинотавра” я не был, но материала для того, чтобы выругаться, было достаточно. А тираж площадной газеты “МК” составлял 1 млн 800 тыс. экземпляров. Это означает, что газету “МК” читали все, кто умел читать. При этом количество людей, приходивших на фильмы, тогда значительно уступало миллиону. И если в обычной кинематографии люди производят кино для миллионов, а критика гавкает на небольшое количество своих поклонников, то у меня была обратная ситуация: я высказался на гигантскую аудиторию, которая совершенно не собиралась ходить в кино. Поэтому это было событием».

Одним из тех, кого Марк в какой-то момент мог бы «похлопывать по плечу», был и сатирик Михаил Мишин, ставший автором первых церемоний открытия и закрытия «Кинотавров». Однако ни сам Мишин, ни его жена Татьяна Догилева никогда не считали свою дружбу с Марком ни конъюнктурой, ни бизнес-сделкой. За что им обоим огромная благодарность.

Мишин вообще самый лучший из собеседников, если нужен хороший рассказ о знакомом ему человеке. Но, к сожалению, в силу природной забывчивости и невнимания к деталям он не самая большая находка для фактчекера. Он не помнит, кто и когда был инициатором их знакомства, но все началось со звонка Рудинштейна и продолжилось уже дружеской посиделкой в продюсерском центре под названием «Подмосковье» в Подольске.

Михаил Мишин, писатель-сатирик:

«Я правда совершенно не помню никаких деталей той встречи. Но помню самого Марка. Он был трогательный, в чем-то даже детский. В нем жили искренняя любовь к кино и авантюризм, и невероятная энергия. Мы тогда, наверное, здорово выпили. А как иначе? Ну и через какое-то время стали придумывать “Кинотавр”. Первый фестиваль — весь! — занимал половину одного этажа гостиницы “Жемчужина”. Там было, если не ошибаюсь, 120 человек. Другое дело, что это были человеки совершенно особого калибра — Мордюкова, Глузский, Маркова, Филатов. Марк создал потрясающую атмосферу: все время было какое-то застолье. И это настолько понравилось всем участникам, что на второй год их было уже 720! А через год уже вся гостиница “Жемчужина” была занята фестивалем, и на “Кинотавр” уже все тянулись как на водопой. Приезжали крокодилы, зайцы, тараканы, и никто друг друга не ел. Все были вместе: и те, кто свергал начальство на V Съезде кинематографистов, и те, кого только что свергли. Первые годы были просто счастьем».

Баек, легенд и фантазий вокруг возникновения «Кинотавра» было множество. И большую часть из них произвел на свет сам Рудинштейн. Он никогда не мог точно сказать, кто придумал само это слово, с которого начиналось каждое кинематографическое лето страны. Но как гениальный от рождения маркетолог приписывал изобретение «Кинотавра» то Михаилу Мишину, то драматургу Виктору Славкину. Спустя несколько лет он все же решил поверить критикам, утверждавшим, что «Кинотавр» придумала их коллега Алена Бокшицкая, много сделавшая для Марка и его фестиваля в самом начале.

К числу уникальных способностей Рудинштейна относился его несомненный дар всегда находить лучших людей и вовлекать их в свою бурную деятельность. Так было с Янковским, который по собственной щедрой инициативе вдруг взял и привез к Марку в Подольск членов жюри и звезд Московского кинофестиваля-1991 во главе с Робертом Де Ниро и Мартой Месарош. И вот через год Олег Иванович уже был лицом «Кинотавра». Так было с Владом Листьевым, ставшим ведущим всех первых церемоний «Кинотавра». Так (или почти так) — с Виктором Черномырдиным, Юрием Лужковым, Константином Эрнстом, французским предпринимателем и лоббистом Жаком Аттали, Станиславом Говорухиным, Михаилом Жванецким, Сергеем Соловьевым и Вадимом Абдрашитовым. С лучшими из лучших, важнейшими из важных. Конечно, эти альянсы и дружбы часто сходили на нет или с грохотом рассыпались. Но важно ведь то, что все эти люди были, и вкладывались, и давали взлететь на нужную высоту.

По этому поводу Денис Горелов вспомнил роскошный пассаж молодого Валерия Тодоровского, немного принижающий Марка-провидца до Марка-администратора, но тем не менее подтверждающий его кадровый гений: «Запомни: если Рудинштейн еще тебя не приручил, значит, ты ему пока не нужен. Феноменальная способность этого человека — прицепить любую фигуру к “Кинотавру” — не поддается никакому описанию и не знает границ».

Мое собственное мимолетное знакомство с Рудинштейном во время питерского «Золотого Остапа» стремительно переросло в теснейшее сотрудничество. В 1995-м мы в соавторстве с критиком Михаилом Трофименковым выдали в Сочи сильнейшую архивную программу к столетию мирового кино, а в 1996-м неожиданно для себя въехали в офис Марка на Арбате. Незадолго до этого он в пух и прах разругался с командой отборщиков, состоявшей сплошь из звезд — Даниила Дондурея, Нины Зархи, Льва Карахана, Валентины Михалевой и Андрея Плахова. И после решительного расставания (которое оказалось, впрочем, не столь уж долгим) у Марка, по мнению наблюдателей, было только два варианта для спасения Международного кинофестиваля в Сочи: срочно переманить Кирилла Разлогова из ММКФ или придумать что-нибудь новенькое. Марк, конечно, придумал новенькое — вручив мне должность программного директора, а Трофименкову — звание главного отборщика. Но так как Сочи на тот момент ему уже было недостаточно, Марк придумал январскую кинозабаву под названием «Лики любви» и велел нам приглашать гостей и фильмы туда тоже. Нетрудно догадаться, что, собрав с перепугу самую безумную из возможных программ, мы не привели в ужас не только Рудинштейна, который ждал от нас побольше «Шербурских зонтиков» и «Вестсайдских историй». Мы сорвали удивленные аплодисменты старших товарищей из «Искусства кино». А это в отличие от фирменного крика Марка было действительно опасно: нас наконец признали в качестве конкурентов.

Все, кто знал Рудинштейна, могли безошибочно засвидетельствовать лишь два его состояния: веселье и ярость. И орать, и хохотать Марк Григорьевич умел на пять с плюсом. Грустный Рудинштейн, уставший как собака Рудинштейн, сентиментальный папаша и дед Рудинштейн были известны немногочисленным членам семьи или сотрудникам его компаний. Мишин вспоминает смешной случай, который произошел в Хельсинки, где он и Рудинштейн оказались с женами. Марк никак не мог пройти сквозь рамку на выходе из торгового центра. Он снимал с себя все подряд, выворачивал карманы — рамка продолжала звенеть. В какой-то момент Марк не выдержал и заорал. И вот тут охранники поняли, что еще не проверили его ботинки. С орущего отца «Кинотавра» сняли обувь и увидели, что к одному из башмаков прилип магнит со штрихкодом. В ту же секунду Марк перешел с крика на хохот и покинул заведение под аплодисменты.

О вспыльчивости Марка до сих пор ходят легенды. Руководитель первого из пресс-центров «Кинотавра» критик Александр Колбовский говорит, что всегда его немножко побаивался: «Потому что он громкий какой-то, непредсказуемый». На Сашу, однако, Марк ни разу в жизни не повысил голоса, но однажды с кулаками набросился на сочинского фотографа, потому что тот пришел за гонораром, который, по мнению Рудинштейна, был ему не положен. Верю!

У бассейна гостиницы «Жемчужина» я сама разнимала Марка и французского актера Бернара Жиродо, чем, надо сказать, удивила обоих бойцов. Схватка, причины которой не помню, так и не состоялась. Начав первым, Жиродо первым и остановился. Марк, похохотав, просто исчез в направлении пляжа, а через неделю судьбоносно вопил на Эрнста с Легатом, которые не давали его спонсорам вручить свои призы на церемонии закрытия «Кинотавра». Судьбоносно, потому что этот крик стоил ему дальнейших дружеских и деловых отношений — Эрнст не простил.

Но не битвы, а фильмы были подлинной страстью этого человека. Хотя если Рудинштейну не нравились первые сцены, он решительно выходил из зала, каким бы престижным этот зал ни был. Марк срывался с кресла в Сочи, Берлине и Каннах, вылетал из зала с большинства фильмов, отобранных нами с кинокритиком Михаилом Трофименковым, включая даже новейших Ангелопулоса и Антониони, не говоря о каком-нибудь Педро Коште. Он совершенно не понимал, как «это» (точнее сказать, авторское кино Европы и Азии) может нравиться, в сердцах он орал на нас, на себя, на жизнь, на бога кино, если он есть. Но при этом не забывал о том, что закрыл двери зала, до отказа набитого восторженными критиками и киноманами. Он уважал выбор других и никогда не запрещал своим отборщикам приглашать от его имени и за его деньги все самое актуальное, модное и радикальное. Многие из его друзей, включая Мишина, Говорухина или Кобзона, не понимали, зачем в Сочи нужен международный конкурс. Марк не мог им этого объяснить, но делал так, как считал нужным.

Ситора Алиева, программный директор нынешнего «Кинотавра», начинавшая свою карьеру в той самой звездной команде Дондурея — Плахова — Михалевой и оставшаяся с Марком до последнего из его фестивалей в 2004-м, чаще всех оказывалась с ним на просмотрах.

Ситора Алиева, программный директор «Кинотавра»:

«Он обожал Берлинский фестиваль, с энтузиазмом ходил на лучшие показы и очень смело с них уходил. Мы с ним часто брали билеты, ориентируясь на постер фильма. Например, проходили мимо роскошной афиши с какой-то красивой женской ногой, он загорался, тащил меня на показ и сбегал через 5 минут, потому что это была не эротическая комедия, а, например, жесткая политическая драма, как водится в Берлине.

В 2004 году мы собрали в Берлине прощальный обед Международного фестиваля. Иностранцы ездили в Сочи с 1994 года для отбора русских картин из программ Открытого российского кинофестиваля и для представления своих фильмов на Международном кинофестивале в Сочи, которые, как известно, шли одновременно в залах “Жемчужины” и “Зимнем театре”.

Для многих прощание с Марком и Международным фестивалем было очень трогательным и довольно грустным. Марк честно сказал, что устал и больше не может делать фестиваль. К нам пришло тогда в три раза больше народу, чем мы приглашали. В какой-то момент я просто испугалась, что сейчас здесь будет весь Берлинский фестиваль. Потому что в Сочи в разные годы были все главные люди мирового авторского кино, от классиков типа Лилианы Кавани, Веры Хитиловой, Бу Видерберга до звезд теперь уже среднего поколения Тома Тыквера, Яноша Саса и Джафара Панахи. Многие из режиссеров, приезжавших в Сочи, снимают сейчас для HBO и Netflix, и к Марку тогда пришли все, кто получал награды на “Кинотавре”, от Исландии до Южной Кореи. Ему было очень приятно и важно узнать, что международный фестиваль, который благодаря ему продлился 11 лет, имел такое признание. Его обвиняли в том, что он делает это ради общения с иностранными кинозвездами.

Неправда, что он стремился сидеть за одним столом со звездами. Мы насильно вытаскивали его на приемы и вечеринки, хотя бы на 10 минут, чтобы представить нашим гостям. Причем не важно, кто это был — Ханна Шигула или Сьюзен Сарандон. И Ван Дамм его не особо интересовал. Он стеснялся звезд, не хотел произносить никаких речей. Его всегда вдохновляли великие фильмы и неординарные успехи других людей».

На Международном кинофестивале в Сочи начинала и знаменитый продюсер, генеральный директор «Москино» Наталья Мокрицкая. Она уверена, что Марк хотел подарить своей стране Канны, и это ему вполне удалось.

Наталья Мокрицкая, генеральный директор «Москино»:

«От народного артиста России до киномеханика — все хотели попасть на “Кинотавр”. По настроению, атмосфере это был возврат к 1960-м, когда кино по-настоящему любили. Я понимаю, что сам Рудинштейн сформировался как зритель именно в это время и поэтому хотел вернуть стране вот эту любовь к кино. Но только теперь я понимаю его настоящий масштаб и то, как ему было непросто. Мало кто помнит, что показы “Кинотавра” шли во всех городских кинотеатрах от Дагомыса до Хосты, переводчики работали одновременно в 15 залах. Это были картины со всего мира. Конечно, сам он любил большой стиль или классику. Но он понимал, что зрителю нужно показывать абсолютно все — и Стэнли Кубрика, и Кшиштофа Занусси, и Вонга Кар-Вая. Рудинштейн меня, конечно же, знал, как он знал всю свою большую команду. Но замечать стал после того, как я стала продюсером. Я звала его на премьеры, ему понравился фильм “Изображая жертву” и потом уже — “Битва за Севастополь”. Я часто встречала его в коридорах Министерства культуры, он продолжал что-то делать, не сидел сложа руки. Но без “Кинотавра” ему было очень трудно, похоже, без этого экстремального напряжения он не мог быть счастливым».

На церемониях закрытия «Кинотавра» в самом финале Марк обязательно выходил на сцену, чтобы произнести знаменитую фразу плохого мальчишки из климовского «Добро пожаловать… »: «А чё это вы тут делаете, а? Кино-то уже кончилось… » И все смеялись. И прощались до следующего июня. И была в этом общая наша надежда и радость, которую выдумал Марк Рудинштейн.

Фото: из личного архива Марка Рудинштейна и Натальи Июдиной