Василия Авченко называют певцом Дальнего Востока. О детстве с видом на океан, дальневосточной культуре и нежелании переезжать в Москву — говорим накануне «Тотального диктанта», автором которого Авченко стал в этом году.
При упоминании Владивостока большинство москвичей задумаются о том, насколько это далеко, а есть ли у вас, владивостокцев, похожее ощущение?
«Далеко от Москвы» — так назывался известный в свое время роман Василия Ажаева. В детстве я вообще не был уверен в существовании Москвы или Ленинграда… Сегодня интереснее размышлять о другом феномене: Москву в провинциях принято не любить, по крайней мере вслух, но все туда стремятся, все мечтают там жить, все завидуют москвичам. Ну не все, но очень многие. Это тема для социологов и психологов. А мне, особенно когда смотрю на карту нашей страны, хотелось бы более равномерного распределения людей, большей освоенности всех наших окраин и сердцевин, углов и уголков.
Владивосток вашего детства — это…
Много военных, моряков и рыбаков на улицах. Много зелени, кумача, солнца и троллейбусов. Программа «Песня-85» по телевизору, приезд Горбачева в 1986 году… Отец всегда ходил зимой на корюшку, на подледный лов. Сначала мы с родителями жили в общежитии, там было много молодых специалистов, ученых, это было ощущение вечного карнавала. Я рос в семье геологов, а техническая интеллигенция в СССР читала не меньше, чем гуманитарная, причем «физики» разбирались и в лирике, а вот «лирики» даже законов термодинамики зачастую не могли вспомнить. Тем не менее я стал гуманитарием при всем скептическом с детства отношении к гуманитарной интеллигенции.
Переехать в столицу никогда не хотелось?
Помню, как в 2001 году я попал на три месяца на стажировку на журфак МГУ, и мы с товарищем жили в Доме аспиранта и стажера в Черемушках, на улице Шверника. Это было мое самое долгое пребывание в Москве. Можно сказать, что я в ней пожил. Сейчас приезжаю в основном на книжные ярмарки, когда выходят книги, но переехать насовсем… Если желание когда-то и было, то в намерение оно не переросло. Кто-то же должен оставаться на владивостокской вахте, держать восточные рубежи? Да и есть ощущение, что, переехав, я что-то приобрету, но что-то и потеряю. Терять не хочется. А так в Москве меня все восхищает, особенно в последние годы. Такое грандиозное ощущение, что сбылся наконец советский лозунг «Все для человека, все во имя человека». Рай на земле — буквально. Транспортный, культурный, потребительский, карьерный — во всех отношениях.
Дальний Восток с его просторами на вас производит более сильное впечатление?
В Москве тоже бескрайний простор! Хоть и городской. Впервые я побывал в столице в 19 лет, мой отец тогда поехал в Москву на геологический симпозиум и взял меня с собой. Мы поехали поездом — тогда это было дешево, была большая разница в цене между самолетом и поездом. Я неделю ходил по городу и восхищался: до этого Москва казалась мне нереальной, это была картинка из телевизора или из книг. Все московские названия для меня до этого были литературными или кинематографическими: Арбат, Тверская… Оказалось, что они существуют, что это объективная реальность, данная нам в ощущении. Что касается Дальнего Востока, то это космос, фантастика, человеческой жизни не хватит на то, чтобы его весь хотя бы объехать. Так, лишь познакомиться — и все, придет пора уходить к верхним людям.
А существует ли в Москве дальневосточное присутствие?
Ну а как же. Выпускники нашего журфака в свое время составили руководство «Комсомолки» — знаменитые журналисты Сунгоркин, Мамонтов, Коц… В отделке станции метро «Петровско-Разумовская» использован дальнегорский скарн, это такая особенная горная порода. Глава Российского книжного союза Сергей Степашин в детстве жил во Владивостоке, в бараке на улице Гамарника (кстати, по соседству с героем войны Иваном Лоскутовым, прототипом персонажа поэмы Симонова «Сын артиллериста»). Так что наши — везде, страна-то едина.
Так называемый разворот на Восток — вы, живя во Владивостоке, как-то его ощущаете?
Да, но пока не в той степени, в которой об этом говорится. Риторика заметно опережает практику. Тот же «Дальневосточный гектар» — сразу было понятно, что на Дальний Восток землей сегодня никого не заманишь. У нас давно не крестьянская страна. Вот все и едут «в Москву, в Москву».
А если говорить о кино? Недавно в прокате появился фильм-катастрофа «Мира», где действие происходит во Владивостоке…
Тут стоит вспомнить, что один из первых советских фильмов-катастроф тоже снимался во Владивостоке. Это «Внимание, цунами!» (1969) Юнгвальд-Хилькевича. Там очень условный Дальний Восток: остров где-то в море, что-то похожее на Курилы, при этом городская часть снималась во Владивостоке, районы города узнаваемы: кинотеатр «Океан», у которого моряки знакомятся с девушками, Первая Речка, Патриска…
Акира Куросава в 1975 году снимал в Приморье «Дерсу Узала» по Арсеньеву. Куросава был человек тщательный настолько, что подкрашивал листья деревьев, чтобы продлить золотую осень. В этом подходе, думаю, он близок к Тарковскому. Для Куросавы было важно снимать именно там, где происходит действие книги, и здесь я его понимаю, хотя кино, как всякое искусство, в большой степени условно. Например, фильм «Территория» (вторая экранизация романа Куваева) снимали в Красноярском крае, на плато Путорана. Это красивейшие места, но они никакого отношения не имеют к чукотской тундре! Пока единственный фильм, где Владивосток был бы не просто фоном, а героем — это «Сказка про темноту» Николая Хомерики. В нем душевные состояния героини Алисы Хазановой соотносятся с городом, который показан на контрасте: свет — тьма, красота — уродство…
Какие еще фильмы стоит посмотреть, чтобы прочувствовать Дальний Восток?
Понимаете, какое дело, в Москве есть несколько киностудий, в Петербурге есть «Ленфильм», Одесская киностудия была очень заметная, в Екатеринбурге есть Свердловская… А во Владивостоке собственной киностудии не было никогда, киногруппы приезжали довольно редко. В 1930-х Сергей Герасимов снимал фильм «Комсомольск», Александр Довженко — «Аэроград» (тоже про условный Комсомольск — город, растущий где-то в тайге), братья Васильевы — «Волочаевские дни»… В 1967 году вышел фильм Бориса Григорьева «Пароль не нужен» по книге Юлиана Семенова — первому роману про Штирлица, который еще не носит фамилию Штирлиц, это разведчик Владимиров, под псевдонимом Исаев внедряющийся в белогвардейскую верхушку Владивостока в 1921-м. Съемочная группа доехала до закрытого тогда города Владивостока. Нужна была массовка, японские интервенты, а их взять было негде, потому что никаких азиатских лиц в закрытом военно-морском городе уже было не найти. Пришлось привлечь для съемок матросов-срочников Тихоокеанского флота, призванных из Средней Азии…
А вот когда по мотивам тех же произведений Юлиана Семенова Сергей Урсуляк снимал сериал «Исаев», он роль Владивостока отдал Севастополю: море, порт, сопки — пейзаж похожий, кто там разберется! Конечно, хотелось бы, чтобы была киностудия во Владивостоке или, допустим, на Сахалине — там можно было бы снимать все морское, приключенческое, пиратское, всяческие истерны. Но пока что это лишь желания. Хотя вот, кстати, Евгений Миронов анонсировал сериал опять же об Арсеньеве. Будем ждать.
Каких историй о Дальнем Востоке вам не хватает?
Есть огромное количество сюжетов нашей истории, которые остаются малоизвестными, их нужно превращать в книги и фильмы. Например, оборона Камчатки от англичан и французов в 1854 году: Крымская война, которая шла не только в Крыму. Или освоение Дальнего Востока в XVII веке. Пушкин перед гибелью делал выписки из труда Крашенинникова об освоении Камчатки. Он собирался писать о Камчатке, ее присоединении к России, конфликтах и подвигах. Владимира Атласова, присоединителя Камчатки, Пушкин назвал камчатским Ермаком — вот как он оценивал масштаб этой личности. Или, например, протопоп Аввакум, мученик, раскольник и диссидент. Андрей Битов называл его первым постмодернистом, но Аввакума можно назвать и первым дальневосточным писателем. Он ходил в Забайкалье с отрядом воеводы Пашкова, дошел до истоков Амура, голодал там, едва не погиб, первым дал художественное описание Байкала.
Что вообще такое Дальний Восток?
Я пытаюсь на этот вопрос ответить в книгах. Мне кажется, поиск ответов на этот вопрос даже интереснее, чем сами ответы. Восток и запад — понятия относительные. Если смотреть с американского берега, то Дальний Восток — это запад. А для меня Ближний Восток находится на далеком западе. Заполярная Чукотка и субтропическое Приморье если и могут показаться взаимосвязанными, то только на карте. Дальний Восток огромен и разнороден, его регионы слабо соотносятся друг с другом, различий больше, чем сходств. Тем не менее вся эта земля — Восточная Сибирь, Северо-Восток, Тихоокеанская Россия, «Закитайщина» (был и такой термин) — страшно интересна, ее можно открывать всю жизнь, чем я и занят много лет. Пишу о том, что кажется мне интересным и важным.
Быть писателем для вас — это профессия, призвание, потребность или необходимость?
Не знаю, насколько это можно назвать профессией. Скорее потребность. Есть вещи, которые я хочу понять и сформулировать, сначала для себя, затем для других. Если издатель издает, а читатель читает — значит, это интересно не только мне. Мои книги во многом растут из журналистики, одно помогает другому. Пропускаешь через себя огромное количество историй, сюжетов, судеб, разнообразной информации… Да и просто смотришь по сторонам. Вокруг идет интереснейшая жизнь, о которой хочется рассказать другим. Так первые книжки — «Правый руль», «Глобус Владивостока» — и появлялись. Им уже десятка полтора лет, а тем и сюжетов вокруг меньше не становится. И из настоящего, и из прошлого.
В случае с «Владивостоком-3000» — это была идея Ильи Лагутенко, он придумал основную интригу и пригласил меня в соавторы. Книга вышла экспериментальной для нас обоих, мы определили жанр как «фантастическая киноповесть» и думали об экранизации, но ее по разным причинам не случилось (пока). Зато Илья и его команда недавно выпустили очень интересный аудиороман по этой нашей совместной книжке.
Недавно появилось переиздание книги «Дальний Восток: иероглиф пространства», в ней даже есть словарь дальневосточных слов и понятий. Вас за это еще не обвинили в сепаратизме?
Никакого сепаратизма — если в чем меня и можно всерьез обвинить, то, напротив, в империализме. Дальний Восток, эта удивительная часть России, мне исключительно интересен, равно как и его нероссийские окрестности — материковые и океанские, тут я выступаю очарованным исследователем, работая на стыке документального, научного и художественного. Конечно, отзывы на книги бывают разными и в том числе негативными, к этому любому автору следует быть готовым, ничего страшного в этом нет.
На днях в «Редакции Елены Шубиной» вышла моя новая книга «Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем». Это документальный роман об отечественных летчиках, об авиации, о Корейской войне и негласном участии в ней Советского Союза, о космической гонке СССР и США… Книга, разумеется, связана с Дальним Востоком, ее центральный персонаж — уроженец Владивостока военный летчик Лев Колесников.
О чем текст «Тотального диктанта» 2023 года?
Одна из первых прочитанных мной книг — «Дерсу Узала» Арсеньева. В более или менее зрелом возрасте я стал интересоваться биографией этого удивительного ученого широчайшего профиля, писателя, исследователя Дальнего Востока, настоящего пассионария. Самоучка, пехотный офицер, никогда не посещавший университета, он внес весомый вклад в целый ряд отраслей знания, от биологии и археологии до этнографии и лингвистики. Кроме того, Арсеньев — один из первых российских экологов, именно он начинал на Дальнем Востоке системную природоохранную деятельность. Текст «Тотального диктанта-2023», который я написал, посвящен именно этой стороне многоплановой деятельности Владимира Клавдиевича. Мне хочется, чтобы диктант стал не только проверкой грамотности. Чтобы он нес некое важное послание о человеке и его месте в мире.
Фото: предоставлено пресс-службой «Тотального диктанта»