В издательстве «Редакция Елены Шубиной» выходит книга писателя Дениса Драгунского «Жизнь Дениса Кораблёва. Филфак и вокруг: автобиороман с пояснениями». Это продолжение бестселлера «Подлинная жизнь Дениса Кораблёва», который кончается поступлением в МГУ на отделение классической филологии. Москва 1960–1970-х годов, университет, латынь, древнегреческий, веселые друзья и самые лучшие девушки. «Москвич Mag» публикует фрагмент из книги.

Мы не виделись год или дольше. Вдруг она позвонила и попросила о срочной деловой встрече, чисто деловой, но очень, очень, очень для нее важной.

Мы встретились на ступенях Пушкинского музея.

Было самое начало января, неожиданная оттепель, черный асфальт, тающий снег под ногами. Кира была в суконной куртке с капюшоном — как в нашу самую первую встречу. Я на секунду подумал, что она специально надела именно ее, чтобы напомнить, намекнуть, пробудить воспоминания. Но тут же понял, что это всего лишь моя глупая привычка — во всё вглядываться, всё наделять особым значением. А она, наверное, просто посмотрела в окно, какая погода, потом сунулась в шкаф и нашла подходящую куртку.

Безо всяких предисловий она сказала: «Привет! Женись на мне, пожалуйста. Мне это очень нужно. Очень-очень». — «Для чего?» — «Для работы!» — «Что, незамужних не берут?» — «Нет! Нет! Наоборот!» — и она стала что-то очень туманное говорить. Что есть одна очень неприятная работа, куда ее хотят чуть ли не силой затащить после диплома. Она как раз заканчивала пятый курс, а я был на четвертом. «При чем тут я?» — «А я скажу, что я замужем, и что мой муж против». — «А я возьму и скажу, что я очень даже “за”», — у меня еще были силы шутить. Она засмеялась в ответ, то есть сделала вид, что смеется: «Ну так что? Выручишь?» — «Ты не спросила, люблю я тебя или нет, — возмутился я. — И мне ничего такого не сказала». — «А неважно! — сказала она. — У тебя есть бабы, некоторых я даже знаю. И пускай. Я за свободный брак. Мы же современные люди! А главное — мы же друзья!» — «Тьфу!» — сказал я и повернулся идти. Она схватила меня за рукав. «Пожалуйста! — сказала она. — Я тебя очень прошу…» — «Ну если ты уж очень просишь, тогда ладно… »

Потом она сказала: «А я думала, что ты в ответ на всё на это меня изобьешь, изнасилуешь, и уж конечно, не женишься».

Ага. Разбежалась.

«Простите меня, Денис, но я не одобряю ваш брак», — сказала мне моя любимая учительница греческого языка Валентина Иосифовна. «Почему?» — я был совершенно изумлен. Во-первых, я обожал Киру. Во-вторых, все на факультете считали нас чудесной парой. Не побоюсь этого слова, элитарной парой: мы были заметны на факультете. В-третьих, я не ожидал от Валентины Иосифовны такой, говоря по-нынешнему, интрузивности. То есть такого взламывания моих, тысяча извинений, личных границ. «Я видела ее вблизи, — сказала Валентина Иосифовна. — На партбюро». — «И что?» — я весь вострепетал. «Простите меня еще раз. У нее несобранное лицо». — «Как? — еще сильнее изумился я. — Она вообще-то очень собранный человек. Я не понимаю». — «Нет, не то! — сказала Валентина Иосифовна. — При чем тут “собранный человек”? Лицо несобранное. Это совсем другое». — «Что — другое?» — «Вы это потом поймете. К сожалению. Будете вынуждены понять. Ладно, ладно, все, извините, закончим».

Первое мая 1972 года. Мы с друзьями собрались выпить у меня дома (мама опять на даче вместе с папой, которого только что выписали из больницы; кто же знал, что через пять дней он умрет). Собрались, закупили выпивки и закуски, и тут звонит Кира — надо идти в гости к друзьям ее родителей. Надо так надо. Я отдал ключи Андрюше Яковлеву, предупредил лифтера, что ко мне придут ребята и девушки. Позвонил с дороги из автомата, убедился, что все уже загрузились в квартиру и приступают к веселью.

Друзья родителей Киры жили в какой-то чертовой дали. Правда, метро совсем рядом. Дом, как объяснила Кира, — мидовский кооператив. И сами они тоже очень мидовские. Муж, жена, дочка, бабушка. Все очень красиво, вкусно и почти не чопорно. Вежливые расспросы — так, вообще, ни о чем конкретно.

Вдруг случился обидный для меня разговор. Летом Кира собиралась съездить на пару недель к своим родителям за границу, где они работали. Сказала: «А то давай вместе?» — «Давай, ура!» — «Я все устрою в МИДе. То есть папа туда позвонит, скажет, что дочка приедет с мужем, и все будет в порядке в смысле оформления». Это было еще за месяц до папиной смерти. Папа очень обрадовался, сказал, что даст мне деньги на билет, на визу, на обмен валюты. А уж как обрадовался я — вообще не передать. Но Кире я об этом не напоминал.

И вот за столом хозяйка спросила: «Кирочка, вы, наверное, в июне поедете к маме с папой?» — «Да», — сказала Кира. «Вы, конечно, поедете с Денисом? С молодым мужем?» — сладко улыбнулась она. «Нет», — равнодушно ответила Кира, ковыряя вилкой в салате. «А почему?» — хозяйка чуть не икнула от изумления. «Папа звонил в МИД, потом я звонила в МИД, — сказала Кира. — Нам отказали. Отказались оформлять мужа, то есть Дениса. Боятся, наверное, что мы с ним убежим… » — и изобразила смех.

У меня уши загорелись. Во-первых, она ничего мне не сказала. Не сегодня ведь, утром первого мая, она звонила в МИД, и не вчера же вечером! Хорошо. Неважно когда. Почему она меня не предупредила? Я бы тогда сам сказал что-то вроде «Увы, у меня этим летом не получится», — все было бы достойно. Но, во-вторых, я понял, что она врёт. Она просто не хотела со мной ехать. Почему? Очень просто. Сейчас она ко мне забегает на часок, когда ей в голову взбредет, свободный брак, вы же понимаете. А там, у ее родителей, нас запрут на две недели в одной комнате, и этого ей не надо было. Наверное, она меня и в самом деле не любила. Или любила как-то уж очень по-своему.

Уши у меня загорелись, и чтобы разорвать неприятное молчание, хозяин обратился ко мне: «Вы хотите посмотреть нашу технику?» — «Технику? — я не понял. — Какую технику?» Он слегка растерялся, но объяснил: «Мы привезли из Германии очень хороший магнитофон, усилитель, колонки и отдельно проигрыватель, но уже не немецкий, а датский. Не “Грундиг”, а “Банг и Олуфсен”. Хотите посмотреть, послушать?» — и он кивнул на дверь в соседнюю комнату. «Нет, нет, спасибо!» — «А почему?» — он растерялся еще сильнее. Кира криво улыбнулась и объяснила, что я не люблю музыку и не разбираюсь в магнитофонах, и она тоже.

После этого прекрасного обеда я зачем-то уговорил ее ехать ко мне домой, где мои друзья-подруги уже третий час веселились. Кира не хотела, я настаивал неизвестно зачем. Дверь нам открыла невеста Андрюши Яковлева. «Боже! — внутренне возопил я. — Значит, Леночка, ее лучшая подруга, скорее всего тоже пришла!» Так оно и вышло. Леночка была тоненькая, маленькая, в огромных, узорчатых по последней моде, лилово переливающихся очках. Просветленная оптика. Вот она, сидит в углу и смотрит то на меня, то на Киру.

Мы с Кирой выпили немного вместе со всеми и пошли в мою комнату. Сидели и мрачно молчали. Часа через полтора Андрюша и Алик и еще кто-то сказали, что собираются уходить. Андрюша тайком показал мне кулак, а потом повертел пальцем у виска. Прав, что тут скажешь.

Когда дверь за гостями захлопнулась, я пошел на кухню. Леночка все так же сидела в углу, за неубранным столом. Наверное, она была уверена, что Кира уйдет вместе со всеми и что она сейчас устроит мне небольшой скандал, — ну что за хамство, в самом деле, приводить жену в компанию, где тебя ждет твоя законная любовница! — но потом мы помиримся.

Увидев меня, Леночка встала, прошла мимо меня, вышла в коридор, заглянула в мою комнату и убедилась, что Кира, сняв тапочки, забралась на диван с ногами, читает книгу и ни чуточки не смущена, что какая-то девушка открыла дверь и разглядывает ее. «Ну я пошла! — громко сказала Леночка. — Всем всего доброго!» — «Пока-пока!» — Кира едва оторвала взгляд от книги и помахала рукой.

Закрыв за Леночкой входную дверь, я вернулся в комнату и сел рядом с Кирой.

«Это твоя баба?» — спросила Кира. «Нет!» — ответил я. «Точно? — засомневалась она. — А мне показалось, что твоя. Вы оба ждали, пока я выметусь. Так? Вообще зачем ты меня привел, когда у тебя тут баба? Ничего не понимаю!» — «Нет! — закричал я. — Не выдумывай! Никакая не баба! Это подружка Андрюшиной невесты!» — «Ясно, — сказала Кира. — Тогда я пошла домой». — «Ты с ума сошла? Разогнала всех моих гостей, и сама смываешься?» — «Если бы это была твоя баба, то есть если бы я своей персоной оставила тебя без бабы, тогда бы я, конечно, осталась, — объяснила она. — Попыталась бы как-то скомпенсировать, что ли. А так, раз она не твоя баба — то все нормально». Кира соскочила с дивана и пошла в прихожую.

Уже после папиной смерти, летом, в июне или в июле, мы были у меня на даче. Вдруг Кира сказала: «А давай все-таки убежим!» — «Давай, — ответил я не задумываясь. — А куда? И главное, как?» — «Смотри, — сказала она. — Мы сначала съездим туристами куда-нибудь в Польшу или ГДР. А потом возьмем путевку в Югославию, именно в Республику Словению. Оторвемся и перебежим в Триест». — «Хорошо», — сказал я.

Я тогда очень сильно ее любил. Даже чересчур. Я готов был всё для нее сделать. Всё, как она скажет. Честное слово. Ну, почти всё. Наверное, человека убить не смог бы. А убежать за границу — вместе убежать! — да с восторгом. «Вот какие мы с тобой заговорщики!», — я обнял ее за плечи. «Нет, — сказала она и сбросила мою руку. — Не выйдет». — «Почему?» — «У меня папа на загранработе, ты же знаешь, — сказала она. — Его сразу выгонят, уволят, исключат из партии. Отправят бухгалтером в домоуправление. В лучшем случае. А на нем вся семья. Мама и брат. И еще бабушка. Нельзя ломать жизнь стольким людям. Тем более папе с мамой. В Триест бежать, — усмехнулась она, — вот еще выдумал!» — «Это не я выдумал, — сказал я. — Это ты выдумала. Это ты придумала бежать в Триест!» — сказал я. «Ну и что? — сказала она. — Всё, забыли, проехали».

Интересно, подумал я чуть позже, что я про своих родных не вспомнил. Наверное, был слишком сильно влюблен. До потери здравого рассудка. Ну, а кроме того, думал я, мой побег не повредил бы моей семье: папа уже умер, а маму с сестрой ниоткуда не могли выгнать, уволить или исключить.