Россия и западный мир вновь вынуждены вести диалог «поверх барьеров». Кажется, что в Москве решили окончательно покориться евразийскому соблазну, а Европа и США, разочаровавшись в русской эволюции, готовы на десятилетия отправить восточного соседа в объятия Китая. В интервью «Москвич Mag» президент Ассоциации евро-атлантического сотрудничества Татьяна Пархалина объясняет, почему наша страна не сможет навсегда разорвать связь с Западом ради Востока и в чем главная ошибка европейских и американских критиков нынешнего социально-философского курса России.

В нашей стране еще с советских времен в общественном сознании сложилось восприятие западного мира как единого монолита, внутри которого возникают вполне естественные, но совершенно незамысловатые, я бы даже сказал, упрощенные процессы. Но ведь в действительности евро-атлантическая цивилизация — это сложный, даже противоречивый социальный организм с этнографической и культурной спецификой. К сожалению, об этом редко вспоминают представители нашей политической и деловой элиты, когда принимают важные для страны решения. Объясните, почему Запад не нужно воспринимать как нечто единое?

Вы абсолютно правы. Евро-атлантическая цивилизация — это действительно сложная и многоплановая структура. И то понятие, которое распространено в нашей стране, и не только в нашей, — так называемый коллективный Запад — оно по факту не существует, потому что Запад далеко не коллективный, совсем не однородный, и это совершенно точно не монолит.

Впрочем, стоит напомнить, что отношение к Западу как к чему-то коллективному у нас вырабатывалось прежде всего для того, чтобы подчеркнуть принадлежность какой-либо страны к НАТО и Европейскому союзу. Хотя никакой отрицательной коннотации в этих проектах, созданных для предотвращения будущих войн, нет.

Отцы-основатели ЕС Роберт Шуман и Жан Монне предложили концепт интеграции Европы для того, чтобы сцепить экономики враждующих веками стран. Политики надеялись, что правительствам станет невыгодно воевать и государства вместо агрессии сделают выбор в пользу сотрудничества, что в конечном итоге и произошло. И огромную роль здесь играло развитие либеральной демократии, которая предполагает плюрализм мнений, а также конкурентность в политической и экономической средах.

Вы буквально предвосхитили мой следующий вопрос. Меняются ли под влиянием трендов традиционные для Евро-Атлантического сообщества идеологические и этические установки?

Мне представляется, что это факт. Мы наблюдаем за этим уже достаточно давно, и исследователи констатируют явные изменения. Правый популизм набирает силу как в Соединенных Штатах, так и в Европе. Это уже наша реальность, которая сложилась в силу ряда причин.

Евро-Атлантика, как и остальной мир, столкнулась с вызовами открытому обществу, на которые современные политические системы и партии не могут дать сиюминутных ответов. Зато их легко дают правые, а иногда и левые популисты. Конечно, они не выполняют свои обещания, но для них гораздо важнее подарить людям ложную надежду, чем решить насущные задачи.

Пока мы не знаем, как популисты поведут себя в практическом плане. Это большой вызов для Европы, которая столкнулась сразу с несколькими кризисами. Нынешние проблемы затрагивают вопросы безопасности, дипломатии, политики и экономики. Параллельно с этими процессами происходит расслоение общества и, как следствие, кризис приобретает многовекторный характер, поэтому переломный период может затянуться.

Однако я думаю, что хоронить европейцев, как это делают многие еще с начала прошлого века, не стоит. Поверьте, «заката Европы» по Шпенглеру, как некоторые полагают, мы не дождемся. У ЕС есть потенциал для выработки ответов на новые вызовы безопасности, трактуемые в самом широком смысле слова — от военной сферы до финансово-экономической.

Помимо прочего, огромным вызовом для Европы становятся отношения с США. Впервые в послевоенной истории НАТО, которую мы знали до января 2025 года, фактически перестает существовать, поскольку та НАТО, которая создавалась на основе принципа Transatlantic link, или связки между Америкой и Европой, уходит в прошлое.

Идея трансатлантической связки базируется на доверии и солидарности, так как основополагающим документом в альянсе служит Вашингтонский договор, пятая статья которого, если ее переводить на жизненный язык, означает: «Один за всех и все за одного». Однако с учетом действий нынешней администрации Белого дома уверенности в том, что этот принцип будет работать на практике, больше нет.

Вы поддерживаете позицию, которая все больше популяризируется среди российских сторонников ценностей Запада, о том, что нынешние лидеры ведущих европейских государств и США совершенно точно уступают по харизме, интеллектуальному уровню и управленческому поведению великим политикам ХХ века — Черчиллю, Рузвельту, Кеннеди, Рейгану, Аденауэру?

Я частично соглашусь с этим. Политическая харизма предполагает мужество, ответственность и смелость предложить какие-то идеи, которые были бы позитивно восприняты обществом. Именно таких лидеров в Европе сейчас практически нет.

Но когда я задумываюсь над этим феноменом, у меня возникает вопрос: а что первично? Отсутствие лидеров привело к тому состоянию, в котором сейчас оказалась Европа? Или те объективные процессы, связанные с вызовами открытому обществу, стали результатом того, что на первый план в западных странах вышли не самые блестящие, не самые выдающиеся технократы? У современных европейских лидеров нет стратегического видения мировой политики. Они овладели технологиями и начали собирать деньги для того, чтобы купить тех, кто обеспечит им успех. Но этого мало, чтобы быть мудрым лидером государства и вести за собой народ.

Собственно говоря, поэтому я и соглашаюсь с приведенным вами тезисом. Уровень и потенциал людей, оказавшихся во власти в Европе, значительно ниже, чем то, что мы наблюдали в прошлом веке. Но замечу, что снизился не только уровень лидеров, уровень бюрократии тоже серьезно упал.

Когда западный мир лучше понимал, что происходит в России и вокруг нее — сейчас или в годы нашей демократизации, гласности и рыночных реформ Егора Гайдара?

Вас, может быть, ужаснет мой ответ. Запад эти процессы так и не понял — ни тогда, ни сейчас.

То есть понимание философии России не зависит от того, кто в данный момент находится у власти на Западе?

Дело в том, что роспуск Советского Союза сыграл злую шутку с теми, кто был тогда у руля в странах Евро-Атлантики. Практически мгновенно позакрывались все политологические институты, которые занимались исследованием процессов в России и на постсоветском пространстве. Их просто ликвидировали за ненадобностью, как тогда считалось. Это и было сигналом абсолютного непонимания того, что происходило в нашей стране. Тогда лидеры и эксперты на Западе, видимо, подумали, что the game is over, но они ошиблись.

Никем не учитывался важный фактор, о котором предупреждала Маргарет Тэтчер в своей последней книге «Искусство управления государством». Она писала, что Россия никогда не смирится с доминированием Америки. Но к тому времени Тэтчер была в отставке, а к власти на Западе пришли люди с совершенно другим мышлением. Они были уверены, что времена конфронтации навсегда ушли в прошлое.

Чем может завершиться нынешний политико-этический кризис в странах Запада? Будет ли новый этап своеобразного Возрождения или все-таки нужно перечитать «Закат Европы», пока не стало слишком поздно?

Ну интересные книги перечитывать не вредно никогда. Что касается кризиса…  Я не люблю слово «очевидно», потому что оно предполагает какую-то абсолютную завершенность и неизменяемость. Но мне очевидно, что будут кардинальным образом меняться политические системы, перед Западом возникнут новые вызовы, связанные с развитием искусственного интеллекта и очень серьезной ситуацией в области экологии.

Кроме того, остро стоит проблема возникновения передовых технологий и тех трудностей, которые возникнут после внедрения новых изобретений в повседневную жизнь. Мы уже увидели, как изменился мир после интернетизации общества. Под новые реалии адаптировалась и политика.

Конечно, научно-технический прогресс остановить нельзя. С этим невозможно спорить. Но тем не менее мы пока еще не знаем, каковы будут результаты инновационной трансформации и как на нее отреагируют политические системы евро-атлантической цивилизации.