«Маленькая барабанщица» Пак Чхан-ука возрождает жанр поэтического шпионского кино
Конец 1970-х. По Европе колесит юный арабский террорист, который взрывает сионистов, пользуясь услугами соблазненных блондинок.
После очередного взрыва на его след выходит Мартин Курц (Майкл Шеннон) — гордость израильской разведки, давным-давно преследующий честолюбивую цель раскрыть и уничтожить всю ячейку палестинских экстремистов. В это же самое время в Лондоне пытается сделать театральную карьеру Чарли (Флоренс Пью) — пассионарная рыжая девица с проблемами в семье, симпатизирующая левакам и периодически посещающая творческие вечера террористов, в ходе которых они рассказывают о своей непростой жизни. Однажды Чарли встретит высокого блондина Гади Беккера (Александр Скарсгард), который сначала будет представляться фальшивыми именами и загадочно молчать, потом подарит платье и в конце концов завербует артистку с целью довести дело до победного финала.
Даже романы экс-сотрудника МИ5 Джона Ле Карре, написанные в разгар холодной войны, совершенно заслуженно пользуются популярностью по сей день. В них помимо увлекательной интриги и не понаслышке подмеченных деталей всегда есть то, что увлекает равно читателя и зрителя куда более цепко, чем джеймс-бондовский лоск. Ле Карре умел (да и умеет до сих пор) передавать напряженную метафизику и трагическую поэзию шпионских игр, которая, в общем, совершенно не зависит от эпохи. Семь лет назад об этом таланте английского прозаика напомнил швед Томас Альфредсон в фильме «Шпион, выйди вон», на сей раз выбор постановщика, приглашенного каналом AMC, еще менее очевиден. Им оказался кореец, автор «Олдбоя» Пак Чхан-ук, для которого эта постановка стала шансом взять голливудский реванш за предыдущую попытку перебраться за океан — любопытные, но провальные «Порочные игры».
Впрочем, ждать от «Барабанщицы» какого-то особенного азиатского колорита не стоит. Напротив, Пак не просто точно, а максимально достоверно и (если это слово вообще подходит к ретро) свежо воспроизводит эстетику семидесятнического кино с его контрастом ярких цветов и сгущающейся паранойей. В сериале это сделано почти буквально — сравните буйство красок в начале и финальные серии, в которых действие погружается в сизый лондонский туман.
Происхождение автора, впрочем, можно разглядеть — и убедиться в том, что оно идет картине только на пользу. Прежде всего это касается кастинга — непонятно, в чью голову могла прийти мысль взять на роль израильтянина истинного арийца Скарсгарда. Однако в итоге «Барабанщица» — лишний повод убедиться в возможности сочетания невероятной внешней красоты и столь же масштабного дарования. Скарсгард здесь сознательно играет на минимуме эмоций, и потому его работа оказывается болевым центром фильма. Кульминации напряжение достигает в сцене встречи с героиней ближе к концу, которая бьет по чувствам примерно так же, как первый просмотр эпизода встречи Штирлица с женой.
Кроме того, Пак — безусловный поэт, причем не столько по призванию, сколько по происхождению. Он прекрасно чувствует не только проблематику войны соседних народов, но и просто в силу свойств собственного языка видит в ней ту красоту, которую не в состоянии передать адепты витиеватой европейской прозы жизни. И вот как раз сочетание медленно, но уверенно разгорающейся интриги и художественной тонкости и делает просмотр всех шести серий «Барабанщицы» занятием не только увлекательным, но и, пожалуй, душеполезным. Фактически Пак просто напоминает о том, что любой мастерски сконструированный жанровый концепт нуждается в самой малости — интересных и одушевленных персонажах, за которыми будет любопытно наблюдать. В эпоху, когда самые изощренные эксперименты с формой в кино нанизаны, как правило, на каркас из кое-как накиданных штампов, это, согласитесь, совсем немало.
Фото: ВВС One