Об обедах в «голодное» время, сфокусированности москвичей на негативном и нехватке оперного фестиваля на открытом воздухе.

Я родился…

На Соколе. Пятьдесят лет назад там была еще деревня Сокол, потом было решено этот поселок художников снести — и несколько домов снесли. Один из них был нашим. А потом решение отменили — и поселок до сих пор украшает Москву. А мы тогда уехали на Речной вокзал, там я ходил в школу.

Сейчас я живу…

В центре, в Трубниковском переулке. Прекрасное место — куда нужно, можно дойти пешком.

Мои прогулки по Москве…

Все ведут в «Геликон-оперу». Просто у меня всегда такой цейтнот в работе, что больше никуда не выберешься. Я люблю идти по Новому Арбату, по Поварской, по Большой Никитской. По Садовому кольцу, потому что оно снова становится Садовым — там растут деревья. А в последнее время театр стал часто работать в Коломенском, в Царицыно, в Зарядье — конечно, там я тоже гуляю.

Мой любимый район…

Там, где мой театр. Большая Никитская.

Район, который я не люблю…

Такого нет. Ведь нелюбимое — это всего лишь то, что мы не знаем. То, что знаем, то, что с нами как-то сопряжено, становится любимым. Поэтому нелюбимого района у меня нет — есть те, которые я не знаю. Какие-то дальние, куда я не приезжал.

Я очень давно хочу доехать, но никак не доберусь…

До шлюзов. Того места, где Москва-река переходит в канал имени Москвы. Очень хочу посмотреть, как они работают. И это, пожалуй, единственное место в Москве — везде, где я хотел и где мне нужно было быть, я побывал.

Москвичи всегда отличались…

Гостеприимством. У нас дома практически всегда была открыта дверь, каждый вечер были гости, папа пел песни, играя на гитаре. Несмотря на то что время было, как сейчас говорят, «голодное», дома всегда была еда, мама очень вкусно готовила, и когда приходили гости, им еще с собой что-то вкусное давали. Ну а когда мы бывали в гостях — давали нам.

Сейчас Москва…

Переделывает человека, он живет в более быстром ритме, должен максимально сжимать время. Здесь нет времени на какое-то раздумье, здесь город действия. Везде бегут стремительные паровозы, и даже если ты не успеваешь за ними, один из них может тебя подхватить — и ты будешь вынужден двигаться с его скоростью.

Мои любимые рестораны…

Те, что рядом с театром, чтобы не тратить время на поездку. На Большой Никитской сейчас, к счастью, огромное количество небольших ресторанчиков — есть и японские, и французские, и грузинские, есть и прекрасные забегаловки. Конечно, когда приезжают гости, я веду их в «Турандот» или «Пушкинъ», это уже традиция.

Мне не нравится, что в Москве…

Из-за бешеного ритма жизни люди часто становятся негативно настроенными. Они не замечают, когда происходят какие-то хорошие вещи, сфокусированы на плохом. Москвичи могли бы быть более добрыми и благодарными.

В Москве мне не хватает…

Подземных парковок. Я понимаю, что под землей метро, что Москва застраивалась хаотично, но их очень не хватает. Еще всем москвичам не хватает денег, чтобы делать больше интересных вещей — в театре так же постановка любого спектакля связана с финансами. А еще лично мне не хватает оперного фестиваля. В Москве шесть оперных театров (что вообще-то немного на душу населения), но они уникальны, и было бы здорово устроить оперный фестиваль. На разных площадках, в том числе обязательно — на открытом воздухе.

Главным событием в новом сезоне «Геликон-оперы» будет…

Каждый день — открытие занавеса. Для меня каждый рядовой спектакль — событие. Поэтому я жду этих событий ежедневно.

Первой премьерой станут сразу два спектакля…

По одной опере. Последняя опера Моцарта «Волшебная флейта» — загадка, которую разгадывают до сих пор по всему миру. Это ДНК-код, который был оставлен Моцартом, в ней огромное количество взрослых смыслов — а действуют сказочные персонажи. Поэтому у нас одновременно выйдут «детская» и «очень взрослая» версии «Волшебной флейты» — и это будут совсем разные спектакли.

В театре я боюсь…

Полудурков. Моя бабушка — русская бабушка по маминой линии — говорила:  больше всего в жизни бойся полудурков. Потому что дураки — ты поймешь, что они дураки, и можешь с ними не общаться. А полудурок кажется нормальным, а потом оказывается, что полудурок. А уже поздно. Поэтому он самый страшный. Но я стараюсь себя такими не окружать.

Фото: из личного архива Дмитрия Бертмана