Пока одни спорят, заменит ли ИИ людей в искусстве, другие уже снимают с ним кино. Федор Кудрявцев — один из них. В детстве он гонял мяч, потом сюжеты на ТВ, а затем и себя в рекламе. Сегодня его фильм «Ровесник» — первое в России мокьюментари с использованием дипфейков о поколении зумеров, которое не помнит 1990-е, но очень пытается их понять.

Кудрявцев собрал личное высказывание из обрывков чужой видеохроники и сделал из него фейковый документальный фильм, в котором Анна Михалкова снова 20-летняя, прошлое снято на цифровую камеру, перегнанную в VHS-кассету, а реальность — это монтаж.

Главред FOMOTEKA Яся Контарь поговорила с режиссером о том, как собрать мокьюментари с нуля, зачем портить идеальное изображение и почему иногда надо сделать похуже, чтобы кино выглядело живым. Спойлер: получилось очень по-настоящему. Даже если лицо на экране не твое.

Ты не из тех, кто с детства бегал с камерой. Как пришел к кино?

Вообще я все детство занимался футболом. Но в 10-м классе получил серьезную травму, и мама настояла, чтобы я завязал. Очень вовремя, потому что на тот момент у меня было десять троек из тринадцати предметов. (Смеется).

Потом я начал ходить к репетиторам и поступил на журфак МГУ. Мне казалось, что журналистика — это обо всем и ни о чем одновременно. Но учился я лучше, чем в школе: было интереснее и веселее. После университета и издевательств со стороны преподавателей по иностранным языкам, древнерусской и зарубежной литературе я не сдался и пошел работать на телевидение — сначала стоял в кадре с микрофоном, затем стал редактором на Пятом канале (СПб.), потом режиссером монтажа. 

Дальше я связался с «плохими ребятами» — теми самыми, кто снимал рекламу и клипы. И понеслось. 

Почему все-таки ушел из рекламы и журналистики?

Телевидение уже тогда казалось умирающим, при всем уважении. Поэтому я открыл собственный продакшн и стал делать примерно то же самое, что и «плохие ребята» — клипы и рекламу. А потом снял целый документальный сериал. Теперь наконец добрался до полного метра.

В «Ровеснике» получилось сделать по-настоящему свободное высказывание — без контролирующей мохнатой руки серьезного дяди-продюсера. Просто потому что мы сами себе хозяева.

В фильме много переработанного дока, хроники и скринлайфа. Тебе как-то помог журналистский бэкграунд?

Скорее мой склад ума. Но на журфаке меня научили работе с информацией, источниками и их систематизацией — тем инструментарием, который я использую по сей день.

«Ровесник» — первое российское мокьюментари с использованием deepfake. Зачем понадобилась эта технология?  

Я не приветствую технологию ради технологии. Мы с самого начала решили, что будем существовать в псевдоформате, но при этом придерживаться документальной достоверности. Поэтому в нашем фильме дипфейк служил цели: передать, что Анна Михалкова, как и любой другой взрослый герой, присутствует и в хрониках, и в двадцатилетней версии. 

Все архивные сцены мы воссоздали с актерами (Алена Коняева, Илья Гришин, Рома Мищук), на которых и наложили дипфейк, чтобы никаких сомнений в достоверности не осталось.

Откуда брал эти архивы? 

Это реальные цифровые VHS-записи с YouTube. При подготовке к фильму у меня был целый альбом — около 300–400 роликов с оцифрованных кассет, в основном с низкими просмотрами. Люди просто брали и заливали свою домашнюю хронику на YouTube, получая 50 просмотров. Один из них мой.

Я изучал реакцию людей на камеру, их приколы, нюансы поведения — некоторые из этих деталей перекочевали в сцены фильма.

Ого. А как вы обеспечивали правдоподобность видеохроники?

Сначала мы снимали видео на обычную цифровую камеру, потом делали дипфейк и загоняли его на VHS-кассету, а в конце оцифровывали обратно. Это тоже о важности документальной достоверности.

Были ли у актеров сомнения или вопросы по поводу дипфейков? Ведь технология вмешивается в лицо, мимику, даже идентичность…

Взрослые актеры сразу одобрили эту технологию. А вот молодые, на которых мы эти дипфейки применяли, переживали, что их лиц не будет в кадре. Мы им объясняли: мимика, игра и голос останутся. Их это успокаивало. В итоге никто не расстроился.

Сильно ли архивные записи на VHS отличаются от нынешних видео, кружков и фото, снятых на телефон? 

Мы хотели показать параллель между эпохами. Не только то, что и в 1999, и в 2025 году героям по 20 лет, но и что эти видосы во многом похожи. Например, и герои 1990-х, и Гриша со своими друзьями в современности одинаково борются, забравшись друг на друга. 

Разница — в отношении к камере. В VHS-хрониках из 1990-х люди очень смешно реагируют на камеру. Все ее замечают: машут, передают привет или прячутся. Теперь все иначе — когда ты кого-то снимаешь на телефон, то человек почти не реагирует.

Тогда съемка была необычным опытом. Сейчас же все привыкли, что вокруг постоянно что-то снимается.

Вы использовали ИИ только в визуальных решениях или он также повлиял на сценарий?

Только визуально. У нас даже есть сцена, полностью созданная ИИ-художницей Томой Гержей — психоделический трип Гриши, контрастный пролет между множеством локаций.

Что касается текста, нейросети пока работают как плохой стажер. Все приходится перепроверять вручную.

А в будущем? 

Думаю, что искусственный интеллект может упростить многие рутинные задачи в кинопроизводстве и оптимизировать его. 

Есть ли опасения по поводу потери человеческого голоса?

Я не верю в замещения каких-то творческих позиций и решений. У нейросетей нет и никогда не будет вкуса. Только если за этим не встанет человек-редактор, который будет постоянно направлять. 

В одном интервью ты сказал, что вы с режиссером монтажа пришли к выводу: «Это слишком хорошо, это уже кино, нужно чуть похуже сейчас сделать». Как это?

Иногда нужно сделать похуже, чтобы не спалиться, что это создают дяди-кинематографисты. Нам было важно, чтобы «Ровесник» стал фильмом главного героя Гриши Киреева, а не фильмом режиссера Феди Кудрявцева. Нужно было сделать так, как смог бы он — 23-летний студент-раздолбай, которому просто очень повезло с сюжетом и исполнителями.

Что подтолкнуло выбрать именно этот жанр для рассказа о 1990-х и взрослении героя?

Мы назвали это личным кино, но не как кино для нас, а как жанр. Это фильм от первого лица, где главный герой еще и автор.

Мне хотелось рассказать историю 1990-х глазами современного зумера, который не жил в это время и может составить портрет только по обрывкам чужих воспоминаний и хроник.

Это не попытка ностальгии, скорее переосмысление.

Вообще про 1990-е уже очень много всего написано и снято — такое ощущение, что у российского креативного класса случилась одержимость этим периодом. Как думаешь, почему?

Это то, что диктует рынок. Большинство кинокомпаний боится риска, выйти за границы. Они думают, что если сработало один раз, то прокатит вновь и вновь. Изменить эту ситуацию могут только энтузиасты вроде нас и те, кто в них поверит.

Что запомнилось на съемках?

Съемки проходили очень весело, даже когда мы сталкивались со сложностями. Всего было 35 смен, а подготовка при этом длилась восемь месяцев, монтаж — почти год.  

Вопреки советам не работать никогда с друзьями я снял кино со своими друзьями: продюсерами, операторами и художниками. Единственное, что меня удивило, почему это длилось так долго. Но, по внутренней статистике, быстрее двух лет не бывает. 

По какому принципу выбирались герои — и взрослые (Анна Михалкова, Александр Яценко), и молодые (Вадим Громыко, Юра Вершинин)? 

Через  пробы. Я не верю в типажи. Я верю в то, что каждый актер сможет привнести в роль что-то свое. Именно поэтому мы ждали героев, которые будут мэтчиться со сценарием и расширять образы. Когда приходит тот самый актер, ты сразу чувствуешь, что это «оно». Что-то внутри щелкает. Когда так случалось, происходили утверждения. 

Вадим Громыко и Юра Вершинин пока еще не особо медийные ребята. Почему бы не позвать Леву Зулькарнаева или Марка Эйдельштейна, которые сейчас везде?

 С точки зрения бизнеса медийных актеров было бы взять правильнее, но мы выбирали сердцем, а не умом. 

Каждый режиссер и каждый кастинг-директор мечтает открыть новые имена. Мы такую задачу себе специально не ставили, но, кажется, у нас получилось.

Кому ты адресовал этот фильм в первую очередь — поколению Гриши или поколению его отца? 

Этот фильм адресован не только Грише и его родителям, а всем людям, которые когда-то задумывались о том, с чего они начались и чем закончатся.

Правда, что вы решили показать фильм «Ровесник» в баре «Ровесник»? Почему, если это не просто игра слов?

Это коллаб, который придуман на небесах. Вот и все.

Как ты думаешь, готов ли российский зритель воспринимать серьезные темы через гибридные формы, как в «Ровеснике»? 

Мне  грустно, что индустрия иногда держит зрителя за дурака. Он готов к новому. Просто его настолько мало, что приходится смотреть одно и то же. 

Что бы ты хотел, чтобы зритель почувствовал, выйдя с сеанса? 

Я готов пережить и любовь, и ненависть. После премьеры в Северодвинске мужчина поднялся и сказал: « Слушайте, меня сюда жена затащила после смены на заводе. Я устал, думал, что приду и посплю. А тут себя вспомнил, друзей вспомнил. Задумался — так и не уснул». Такие отзывы для меня очень ценны.

Если бы ты мог добавить в фильм один настоящий архивный эпизод из конца 1990-х, что бы это было?

Мы очень хотели добавить концерт Red Hot Chili Peppers на Васильевском спуске в Москве с запуска MTV, но не нашли крутой VHS-хроники, даже каких-то хороших любительских архивов.

У тебя есть FOMO (fear of missing out — страх упустить что-то интересное. — Прим. ред.)?

Очень боюсь не выжать максимум из того, на что способен. Поэтому пытаюсь сделать все от себя зависящее, чтобы потом не корить себя. Боюсь остаться с этим ощущением в конце жизни. Хочу, чтобы на моей могиле написали: «Он старался».

Фото: Ксения Заболотных, Саша Штепо, личный архив Федора Кудрявцева