Зулейха приехала в Москву в начале 1970-х юной татарской девочкой. Родом она была из Семипалатинска. Образование десять классов, плюс характер и луженая глотка — больше у Зулейхи не было ничего. Она быстро переименовала себя в Людмилу и стала устраиваться. Сначала была стройка, потом ЖЭК, потом комната в коммуналке и решительный выход замуж за соседа — русского мужика, служебного собаковода. Жизнь постепенно налаживалась.

Людмила-Зулейха зубами рвала на себя толстое московское одеяло. Карьеру делала скандалом. Стройная и красивая дочь степей так орала на дюжих каменщиков, что сам начальник стройки ее боялся. Результат не замедлил сказаться: от простой учетчицы Людмила быстро доросла до начальницы отдела кадров. В ЖЭКе Зулейха тоже не потерялась. Не то чтобы ее уважали, но боялись панически.
Привычка орать дурно сказалась на ее характере и семейной жизни. Дочка родилась слабенькой. Людмила врывалась с ребенком наперевес в больницы и крыла матом всех медработников подряд. Дочку вылечили, правда, за большие деньги.

Скоро выяснилось, что тихий собаковод совершенно бесполезен в хозяйстве, воспитании дочери и семейном бюджете. Зарабатывал копейки, дочке читал глупые книжки и показывал картинки про зверушек. Людмила быстро положила этому конец и развелась.
Муж, впрочем, никуда не делся, а остался жить в соседней комнате. Это приводило Зулейху в бешенство. Собаковод приходил домой поздно, бесшумно отпирал дверь и долго прислушивался — спит ли бывшая благоверная? Если благоверная не спала, он быстро проскальзывал в свою комнату и запирался на чугунную задвижку. Иногда он не успевал, и тогда Зулейха матом гоняла его по квартире, размахивая полотенцем или кухонным ножом, в зависимости от того, что попадалось под руку. Претензии к мужу у нее были очень весомые:
— Ты с…ка, б…ть, мне жизнь сломал!
Собаковод повизгивал от страха и рвался в спасительную комнату за чугунный засов. Соседи в такие моменты старались не высовываться.
Когда в Москве наступил капитализм, Людмиле было уже под сорок. С распадом Союза ее карьера резко пошла в гору. В столице появились мигранты, бедные таджики и узбеки с разоренных национальных окраин. Для Людмилы начались золотые времена: чтобы построить таджиков, на них надо было орать. Зулейха немедленно стала ценнейшим специалистом и начала называть себя топ-менеджером.

К тому времени дочь степей превратилась в статную красавицу с волевым лицом, высокими татарскими скулами и темными раскосыми глазами, глядевшими прямо и бескомпромиссно. Мужики на нее так и вешались. До скромных коммунальных апартаментов Зулейхи, впрочем, доходили немногие. В основном крупные солидные бизнесмены с брюшками и «Лексусами». Судьба их была незавидна.
Когда очередной «Лексус» под звонкий Людмилин мат слетал с лестницы, интеллигентная соседка Татьяна Ильинична вежливо замечала:
— За что ж вы его так? Приличный человек, цветочки вам принес…
— Да на что мне нужен этот прыщ? — веско отвечала взмыленная Людмила и хлопала дверью комнаты.
После сорока Зулейху стали мучить депрессии и то, что врачи называли неконтролируемой агрессией. В гости к ней уже давно никто не ходил, соседи боялись ее до дрожи, а дочь при матери ходила прямая, как палка, и молчаливая, как рыба. Людмила глотала таблетки пачками, но ничего не помогало. Когда совсем припекало, она выбегала на коммунальную кухню и орала на всех отборным матом. Претензии к соседям были все те же:
— С…ки вы, б…ди! — орала Зулейха. — Сломали мне жизнь на хер!
Соседи немели и молча расходились по комнатам.

Однажды, придя с работы и даже не сняв пальто, Зулейха медленно вошла в кухню. Соседи испуганно вжали головы в плечи.
— Сейчас с работы ехала, — мрачно сообщила Людмила, — а на дороге старушка стоит, старенькая совсем, еле ходит. Я из машины вышла, хотела на нее наорать, а она мне говорит: «Дочка, где здесь метро?» Оказалось, в больницу пришла, ждала врача, а ее так и не приняли. Я ее в машину посадила, до дома довезла. Она мне по дороге всю жизнь рассказала. Как муж на фронте погиб, как сына машина сбила…
Людмила села на пол и вдруг завыла в голос:
— Дочкой меня назвала! Меня, стерву, дочкой! Это мне Бог послал! За все мои грехи! Хоть раз дал одно доброе дело сделать… Ааааа!..