Кажется, все штампы на тему еще в прошлом году собрал Валерий Тодоровский в сериале «Надвое», в котором два клерка, Козловский и Петров, оказываются в Петербурге — и тут у них закручивается жизнь.
Козловский приходит на смотрины к бабушке любовницы, которая угощает его буше (он-то, дремучий, такого не ел) и просит передать «лентяйку» («Ба, он москвич. Пульт» —переводит с питерского на русский внучка). А героя Петрова удивляет революционная топонимика: Просвет, Гражданка и так далее. Можно было бы продолжать потакать пошлости и написать, что в Москве нет поребрика, парадных, шавермы, пышек и прочей корюшки. Но мы так не поступим.
Булки
Раз уж тема якобы уникальной питерской кулинарии со всеми разносолами была затронута, то оставим обсуждение горгонзольно-маракуйных трагедий в непостижимом Москве ресторане Duo Алене Долецкой. Я тем временем скажу, что Питер стал хлебобулочной столицей. Из детства не могу вспомнить ни одну исконно московскую кондитерскую или булочную. Ну были на прилавках пирожки королевского «Калининград Хлеба», да появлялся торт фабрики «Большевик». А так — пустота. Петербург тоже не сразу разбух на дрожжах. Знакомый вспоминает, что в советское время было всего две кондитерские: «Север» на Невском и «Метрополь» на Садовой — и очереди за тортиками выходили на улицу.
В 1990-е все стало множиться. А в 2013 году Филипп Вольчек открыл в спальнике свою первую кондитерскую. И идею «булочная на углу» он продолжает воплощать — пока есть не на каждой улице, но уже больше сотни точек.
Сети дешевых булочных захватили город. Что петербуржцы не парятся насчет глютена и правильного питания, можно увидеть в обеденный перерыв в любом квартале. За год жизни в Петербурге из крупиц по знакомым собрала ценные секреты: самые вкусные булочки со сливками — в «Вольчеке», а не в кондитерской «Ферма», хотя там они являются главным десертом; за картошкой с коньяком раньше нужно было идти в «Ленинградские булочные», но теперь они поменяли рецептуру, зато пленительные карамельные эклеры там еще есть; самые вкусные слойки и пирожки с мясом — в «Люди любят», а миндальное печенье — традиционно в «Севере». Что, в Москве сейчас нет сладкого? Есть, конечно, но черствый приторный круассан за безумные деньги в «Хлебе насущном» не идет ни в какое сравнение. Да и формата культовой для города булочной, где и сидеть особо не принято, а стоит брать навынос, так и не открылось. Про невкусную SeDelice, где на Шаболовке в зале на цокольном этаже пробежал таракан, даже не говорю.
Бар в парадной
В прошлом году ресторатор Эрик Мурадян открыл уникальное место — бар в парадной в Доме с ангелом на Восстания, каким-то образом ему удалось получить эту площадь в жилом здании. В итоге всю зиму там собирался весь город: поглазеть на лепнину с совой, на винный шкаф, который запихали в лифтовую шахту, и выпить коктейли с характерными названиями «Здесь был Витя» и «Хочу спать со шлюхами и никогда не работать!» прямо на лестнице. Но место трагической судьбы: фасад поставили на реставрацию, дом спрятался за строительными лесами — и прикол места стерся. В итоге, когда я заходила туда недавно в самое-самое время — в вечер пятницы — там сидели три землекопа, а в витрине грустно заветривались чикетти. Пережил бы он ремонт, чтоб москвичи успели насладиться антуражем, который вообще-то реальные исторические декорации подъезда 1906 года.
Овощной рынок старой формации с копеечными ценами
Практически все московские рынки превратились в фудмоллы, где хоть и остались лотки с овощами и мясом, как на Даниловском и Усачевском, но с такими ценами, что «Азбука вкуса» нервно курит. И остальные доживающие свои дни рынки стали выхолощенными и дорогими торговыми рядами. Один из петербургских рынков тоже не увернулся от такой участи — все, кто приезжает на Василеостровский корнер, чтобы посидеть там, этому и рады. Но фрукты-овощи покупать все-таки где-то надо. Около Сенной площади — самого мигрантского и кишащего карманниками места — есть Сенной рынок. Исторически так сложилось, что там самая дешевая арендная площадь, поэтому все цены, представленные на городских лотках, смело делят надвое. Если у меня под домом на Васильевском острове черешня стоит рублей 600, то на Сенном ее можно найти за 250, да еще и поторговаться, что, кажется, тоже умирающий жанр.
Лет пять назад я стала свидетелем сцены, как мой товарищ отправился туда покупать шампиньоны. На задворках рядов мы нашли грибы рублей за 150 за кило, но в итоге вместо планируемых двух килограммов за те же деньги унесли весь поддон. С тех пор ничего не поменялось — Сенной живет по старым правилам, а продавцы помнят тебя по имени, даже если заходишь раз в сезон. Почему-то они там не меняются.
А соседствует с Сенным рынком Апраксин двор, набитый всяким ширпотребом, но за наличием в Москве «Белой дачи» не будем об этом.
Легендарный рокабилли-клуб
Зато на Апрашке есть первый в России рокабилли-клуб Money Honey. Если Москву в прошлом веке рокабилли культура обошла стороной (максимум — пошлый «Мистер Твистер»), то Петербург музыка о девках, пиве и кадиллаках захватила. В 1994 году, как говорят в тусовке, петербургский деятель Антон «Ковбой» пришел к некоему коммерсу, торговавшему кожаными куртками, рассказав об этой музыке и предложив идею клуба. В итоге появился Money Honey, ставший флуктуирующим клубом: в лучшие свои годы занимал три этажа — на мансарде был бильярд, куда держащие рынок Апраксин двор заходили покатать шары, в начале же пути состоял из одного зала, а туалет прямого падения был прямо над канализационным люком. В Money Honey оказывались не только питерские и московские группы, но и культовые заграничные —Batmobile и Quakes.
Когда-то набриолиненный, с подворотами на джинсах и пряжкой с флагом Конфедерации завсегдатай клуба Дима «Полицейский» вспоминает: «Это место, которое погубило мою юность — я пришел туда в 1998-м. Однажды, познакомившись с постоянной рокабилли-тусовкой, я покатился по наклонной. И проводил в «Ханье» шесть дней в неделю, ради приличия на денек уезжал домой. Бывает, приходишь туда с 16 копейками в кармане, через два дня просыпаешься у дружка из тусовки в квартире, считаешь убыль. 2 копейки — вот это я потратился! Никогда не было такого, чтобы всех объединяла одна музыкальная направленность: кто-то больше любил рокабилли, кто-то — сайко, кто-то — свинг или кантри. Несмотря на это, нас всех скреплял общий паттерн любви к американской музыке середины 1950-х годов». А Money Honey уже не такой культовый, но по-прежнему живой, в отличие от многих ветеранов движения, костяк которых составили американофилы 1970-х.
Самый пресный кусок Балтийского моря
Хоть в Москве и есть Серебряный бор, но жизнь большинства москвичей не зациклена на нем так, как петербургская — на Заливе. Море оно и в городе — в Парке 300-летия, и в часе езды на электричке. Вот эта возможность не убивать весь день на дорогу, а на пару часов мотнуться «погонять жопками плотву», как когда-то выражался герой Охлобыстина, лежит в основе летнего времяпрепровождения петербуржца. Тем более есть легендарный еще с советских времен нудистский пляж в Сестрорецке (даже за купальником заезжать не надо), который с одной стороны не отделен от общего ничем, а с другой — волейбольной площадкой, где одетые люди не чураются взять в команду раздетых. При этом к своему морю местные настроены скептически — Маркизова лужа.
Девочки и любовь
В Москве культура дешевой и доступной любви неожиданно испарилась. Петербург же город промозглый — надо как-то греться, поэтому с каждого фонарного столба на приезжих из солнечной Азии смотрят объявления с телефонными номерами и большими буквами «мухаббат» (любовь). Для местных огнями горит Zavist flirt bar, в витринах которого сидят девочки. А на Невском в легендарном и недавно ребрендившемся стрип-клубе Golden Dolls на балкон выходят курить барышни с низкой соцответственностью в рабочих костюмах, чем радуют глаза мужчин-туристов. На том же Невском на рекламной тумбе выцветает, кажется, вечное объявление брачного агентства от усатого сводни.
Возможность жить в центре
Не раз антрополог Илья Утехин говорил, что проблема нерасселенных коммуналок в Петербурге стоит острее, чем в любом другом городе. При этом жилье в центре очень доступно. Мои знакомые снимали двушку на Миллионной у Эрмитажа за 40 тысяч. И в пределах этой суммы и Центрального района запросто можно найти прекрасную петербургскую квартиру в парадной с лепниной и бальной лестницей. Как можно шикануть на 60 тысяч, страшно подумать. Покажите мне человека в Москве, который за эти деньги снимает квартиру в центре, а не платит столько за место на паркинге. Тверская мертва, на Невский же жители его домов выходят покурить в тапочках (правда, прячутся от приезжих либо в арках, либо уходят на угол с чем-то менее туристическим).
Велосипеды как основной вид транспорта
Питер — плоский. Ландшафт его заведомо предсказуем. Когда Карина Добротворская вспоминала о Ленинграде своего детства, она помнила ту единственную кочку у Летнего сада, на которой подпрыгивал автобус. Поэтому в Петербурге многие пересаживаются на велосипед как на основной транспорт: крутить педали по равнине куда удобнее, чем по московским кручам. «Я специально покупала квартиру в Питере, а не в Подмосковье, когда был выбор, чтобы летом везде ездить на велосипеде», — говорит мне подружка. И велосипедное движение в городе очень развито: один мой знакомый катает по выходным круизы до Павловска или Гатчины, не говоря уже о том, что в любую точку города добирается на двух колесах.
Отношение к городу как к данности
При всем ленинградском патриотизме и при том, что в «Пулково» тебя встречает баннер с признаниями в любви городу Розенбаума, Петербург для местных — данность.
Москвичи местом рождения или прописки гордятся — либо по праву богоизбранности, либо благодаря своей целеустремленности. Петербуржец же спокоен и не несет город впереди себя. Ему достаточно красот Питера, даже если он живет в спальном районе. Он не считает это собственной несостоятельностью — так, я долго слушала от знакомого о необыкновенном Веселом поселке, который на деле оказался обычным районом блочных домов. А о том, что петербуржец проводит дни в невероятной красоте, он вспоминает, лишь уехав отсюда.