Что на самом деле сейчас происходит в Институте русского реалистического искусства Алексея Ананьева, закрытого в начале июня в связи с арестом имущества и активов основателя, нам рассказала арт-директор ИРРИ Надежда Степанова.
И даже добавила пару слов о возможных планах на будущее.
Ваша версия событий?
Музей временно не работает в связи с тем, что к произведениям искусства, находящимся в управлении ИРРИ, и к самому зданию применены обеспечительные меры. Мы приняли решение закрыть музей до разрешения ситуации. Текущая временная выставка «Пора разобраться», посвященная Александру Каменскому, выдающемуся искусствоведу и критику, также не может продолжить свою работу.
Мы следим за ситуацией — как только появятся позитивные новости, мы всех известим.
То есть вы ждете решения суда. Какие могут быть варианты?
Мы надеемся на оптимистический сценарий. И мы хотели бы продолжить работу как частная некоммерческая организация. Для нас важно, чтобы коллекция, находящаяся в управлении музея, была неделимой. Мы потратили семь лет на то, чтобы обеспечить ее публичный показ в России и за рубежом. И это делалось с целью популяризации искусства ХХ века и поддержания культурного обмена на всех уровнях. За это время нам удалось достичь уровня европейского, даже мирового музея. Это подтвердят и наши коллеги, и наши посетители. ИРРИ — абсолютно частная инициатива. То, что сейчас происходит, может негативным образом сказаться на взаимоотношении культурных институций, и государственных тоже, с меценатами и коллекционерами. Как справедливо отмечают эксперты, если ИРРИ не устоит, это будет откат лет на пятнадцать назад.
В общем, мы ждем разрешения ситуации и о плохом сценарии стараемся не думать.
Что происходит в музее в данный момент?
Мы вернули все экспонаты выставки «Пора разобраться! Архив Александра Каменского» их владельцам и сейчас завершаем всю бумажную работу по этому проекту. Ищем внешние площадки, чтобы реализовать проекты с нашими партнерами из благотворительных фондов, которые были запланированы на июнь-июль. Стараемся скорректировать планы таким образом, чтобы никого не подвести. Для нас очень важна репутация музея.
А сколько всего сотрудников?
Тридцать восемь человек вместе со мной — со всеми техническими службами, хранителями, администраторами, бухгалтерией. У нас небольшой коллектив.
Когда ожидается решение суда?
На текущий момент ситуацию я вам описала, и мы сейчас не можем спрогнозировать, как она поменяется, в какую сторону. Возможно, вас расстроит отсутствие обильной информации, но я просто ей не обладаю в полной мере.
Но у музея есть управляющий?
Да, есть управляющий музеем и есть арт-дирекция, которая отвечает за собственные и внешние проекты ИРРИ.
Но музей финансируется не вами…
Музей — некоммерческая организация, как следует из названия, это частное учреждение культуры. Он существует за счет частных пожертвований, спонсорства, личных средств (билеты и сувенирная лавка — гораздо меньшая часть).
Вообще было бы здорово иметь фонд целевого капитала. Эндаумент — необходимый инструмент для устойчивости культурной, образовательной институции. Как вы, наверное, слышали, о запуске таких фондов недавно объявили Музей современного искусства «Гараж» и Государственная Третьяковская галерея.
Организовать это быстро невозможно. Такой фонд, как правило, формируется несколько лет и только потом начинает работать во благо музея. Это очень большая работа. Но для финансовой устойчивости такая вещь необходима.
Сейчас музей живет за счет частных инвестиций, в том числе билетов. То есть если бы музей перешел в стадию, когда он сам себя финансирует, такая ситуация не случилась бы? Сейчас бы все не зависело от судебного решения?
Нет. Все равно бы зависело, в основе функционирования ИРРИ — управление частной коллекцией, как ни крути.
Фото: пресс-служба ИРРИ