В длинном ряду московских руководителей советской эпохи дорогой наш Никита Сергеевич занимает совершенно особое место. Ни до него, ни после никому не удавалось побывать в этом кресле дважды, а он занимал этот пост с 1935-го по 1938-й, а потом  зашел на второй круг и просидел с 1949-го до дня смерти Сталина. К тому же он был первым из двух градоначальников, для которых Москва стала ступенькой по пути в главный кабинет страны. Следующим стал Ельцин, а кто будет дальше — посмотрим, «бог троицу любит».

И вот при таких исходных данных тема «Хрущев во главе Москвы» оказалась никому не нужной и не интересной. Авторы биографий и мемуаров пробегают этот этап буквально телеграфным стилем, уделяя внимание ХХ съезду, расцвету культуры, Берлинской стене, Карибскому кризису и вообще чему угодно, кроме его работы в столице. А зря, поскольку именно Хрущев и создал ту Москву, в которой мы живем.

Своим выдвижением он был целиком и полностью обязан Лазарю Кагановичу и жене Сталина Надежде Аллилуевой, с которой они вместе учились в московской Промакадемии. Переход со студенческой скамьи в кабинет случился с такой скоростью, что его бывший профессор Александр Соловьев не преминул отметить в своем дневнике: «Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущева. Очень плохо учился в Промакадемии, теперь — второй секретарь вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим».

В реальности все было немного не так. Во-первых, Никита Сергеевич был, что называется, «твердым хорошистом» и неплохо успевал по техническим предметам, но сыпался на гуманитарных, что логично, учитывая его дореволюционный трудовой путь от подпаска до шахтного слесаря. Во-вторых, он и проучиться-то успел всего несколько месяцев до того, как его втянули в борьбу с «правым уклоном». Уже в январе 1931 года Хрущева избирают первым секретарем Бауманского райкома, а через несколько месяцев — Краснопресненского. «На наши деньги» это примерно соответствует назначению главой управы.

Ясного представления о том, что и как надо делать в Москве, Хрущев еще не имел и не стеснялся в этом сознаваться: «Как-то Каганович спросил меня: «Как вы себя чувствуете?». Говорю: «Очень плохо». Он удивился: «Почему?». Отвечаю: «Я не знаю городского хозяйства, а все эти вопросы надо здесь решать»». Свою проблему с недостатком знаний Хрущев решал двумя способами: во-первых, активно терся в «гуще народной», постоянно выезжая на собрания местных парткомов и на предприятия, а во-вторых, регулярно сопровождал своего покровителя Кагановича в деловых поездках по городу.

В январе 1934 года Хрущева делают вторым секретарем Московского горкома ВКП(б), читай — «заместителем мэра». На самом деле любые даты тут сугубо относительны, поскольку в сталинские времена для высшей когорты государственных руководителей считалось нормальным совмещать несколько хозяйственных и партийных должностей, да еще и в разных сферах. Не стал исключением и Каганович — в это время он занимался и организацией машинно-тракторных станций в колхозах, и руководил Транспортной комиссией при ЦК, и председательствовал в Комиссии партийного контроля, и на Москву у него уже не оставалось времени. Так что Хрущев фактически стал «хозяином города» еще до своего официального назначения.

Что в это время представляла собой Москва? Обозначенная на картах как столица, она оставалась просто очень большим уездным городом, в котором «золотая, дремотная Азия опочила на куполах», большинство улиц было вымощено булыжником, а отходы и канализация по-прежнему сливались в пруды и реки. Из всего этого еще предстояло сотворить образцовый город будущего, а пока что на повестке дня стояли куда более срочные задачи.

Например — транспорт. В конце 1920-х и начале 1930-х годов Москва начала активно прирастать новыми предприятиями, трафик к которым сразу же перегрузил трамвайные линии. На остановках появились очереди, обогатившие словарь русских фразеологизмов выражением «хам трамвайный». Как выходить из этой ситуации в принципе было понятно — строить метро. Но ни за год, ни за два метрополитен не проложить, а пока что его строительство только все усугубило. Первые туннели строились открытым способом, и многие улицы превратились в гигантские траншеи. Автобус? Нет, не вариант, в 1929-33 годах страна переживала жесточайший нефтяной голод, и бензин следовало экономить. Выбор московского руководства в итоге пал на троллейбус, благо тот, в отличие от трамвая, не требовал прокладки путей. Однако троллейбус вскоре тоже начал «захлебываться», и  встал вопрос об увеличении вместимости вагонов. И тогда, видимо, страдавший тайным англоманством Хрущев решил пустить по Москве двухэтажный транспорт.

Отечественный даблдекер ЯТБ-3 был копией британского троллейбуса фирмы EEC и, как и прототип, имел только одну входную дверь, расположенную сзади. В советских условиях это порождало давку. Двукратного увеличения вместимости тоже не получилось, так как высота первого этажа составляла только 179,5 см, и стоять там было неудобно, а высота второго — 179,3 см, и стоять там запрещалось из-за высоко расположенного центра тяжести машины. И наконец, провода на тех линиях, по которым ходили ЯТБ-3, пришлось поднять на метр, из-за чего водители обычных троллейбусов Хрущева возненавидели:

«На этих линиях обычный троллейбус почти намертво привязан к проводам, как трамвай к рельсам! К остановке — не подъехать! Остановившийся автомобиль — не объехать! Да и штанги стали чаще с проводов слетать. От пассажиров сплошные жалобы. Дали бы Хрущеву порулить такой машиной — и наверняка никаких двухэтажных троллейбусов у нас бы не появилось!»

ЯТБ-3 успели построить всего 10 штук и бросили, осознав, что дешевле будет увеличить производство обычных троллейбусов. Зато его очень любили показывать в кинохронике как один из символов обновленной Москвы.

На этом любовь Хрущева к даблдекерам не умерла. Уже став главой государства, он выменял у восточногерманского премьера Отто Гротеволя свой лимузин на три двухэтажных автобуса, которые пустили по Москве: Büssing D2U, LOWA Do 56 и Do S6 — последний фактически был седельным тягачом с пассажирским прицепом. Этот эксперимент точно так же провалился из-за плохой маневренности двухэтажных чудовищ  и отсутствия запчастей.

Если с наземным транспортом у Хрущева отношения не складывались, то под землей он действовал весьма разумно. Формально метро строил Каганович, но именно его зама, как бывшего шахтера, Сталин назначил ответственным и регулярно вызывал к себе для доклада. Хрущев порой даже ночевал вместе с метростроевцами под землей, а утром отправлялся пешком по туннелям на работу в Московский горком. Но чем мы действительно обязаны дорогому Никите Сергеевичу — так это эскалаторами.

Спор о том, как именно пассажиры будут попадать на станции, продолжался даже в те дни, когда строительство московской подземки уже шло полным ходом. Глава Метростроя Павел Роттерт настаивал, чтобы этот вопрос решался как в Лондоне — лифтами. Неожиданно против него выступил молодой инженер Маковский, предложивший оснастить станции эскалаторами, бывшими в то время еще до конца не опробованной технической новинкой. И Хрущев не просто поддержал Маковского, но и  привел его на личный  доклад к Сталину. Спасибо ему за это,  а то можете представить, сколько нервных клеток пришлось бы терять среднему жителю московского центра в ежедневных очередях к лифтам в метро. Заодно благодаря эскалаторам появилась возможность строить станции глубокого заложения, которые уже через несколько лет очень пригодятся москвичам в качестве бомбоубежищ.

На поверхности в это же время Хрущев занимался буквально всем — улучшал качество московской торговли, настаивая на том, что картошка должна быть мытой, а овощи и фрукты — свежими и спрыснутыми водой, курировал строительство канала имени Москвы, а также стал первым московским градоначальником, озаботившимся созданием сети общественных туалетов. Вопрос был далеко не праздный — в 1930-х в столице начались регулярные военные парады, после которых солдатам полагался праздничный обед с кружкой пива. Покончив с едой и питьем, служивые разбредались по городу, справляя нужду, где придется, в основном по подъездам и подворотням. На следующий день местные жители, скрипя зубами, отмывали все это безобразие и строчили жалобы в Моссовет. Сталин вызвал Хрущева на ковер и приказал в кратчайшие сроки решить вопрос, благодаря чему буквально в течение года в центре появилось 40 общественных уборных.

И, разумеется, Хрущев вместе с Кагановичем и вслед за ним воплощал в жизнь «Сталинский генплан реконструкции Москвы», благодаря которому появился тот город,  где мы родились. Правда, побочным результатом стал и один из самых масштабных сносов исторической застройки за всю историю Златоглавой, когда бесследно исчезали не только такие памятники истории и архитектуры, как Храм Христа Спасителя и Сухарева башня, но и целые переулки. Но из песни слова не выкинешь, а то, что сохранить каждый кирпичик исторического центра в неприкосновенности и одновременно прокладывать современные улицы и широкие проспекты не получится — было понятно еще со времен барона Османа.

Уже в 1930-х Хрущев активно присматривался к типовому строительству с изготовлением основных элементов домов поточным способом на конвейере. Через 20 лет, когда он снова придет к власти, Москва, а следом за ней и вся страна покроются однообразными пятиэтажками по проекту дедушки основателя группы «Мумий-Тролль». Благодаря им безусловно удастся снять остроту жилищного вопроса и обеспечить хотя бы часть выросшего в коммуналках поколения отдельными квартирами, но побочным результатом стало и знаменитое постановление «Об устранении излишеств в проектировании», которое попросту уничтожило всю послевоенную школу советской архитектуры.

На свой второй московский срок Хрущев пошел в 1949 году и вновь совершенно неожиданно для себя. К этому времени он уже фактически «пустил корни» на Украине,  но Сталину срочно потребовался верный человек в Москве. Звонок, вызов в Кремль — «хватит вам быть украинским агрономом, принимайте дела». Вождю нужно было срочно кем-то заменить зарвавшегося Георгия Попова, который получил город после умершего прямо в День Победы генерал-полковника Щербакова и стал вести себя в стиле персонажа крыловской басни «Заяц во хмелю». Благодаря Хрущеву смена московского руководства обошлась без большой крови. Никита Сергеевич попросту отправил и самого Попова, и всех «поповцев» в отставку. Тем самым он основал более гуманную постсталинскую номенклатурную традицию, когда финалом карьеры проштрафившегося бюрократа становился не расстрельный подвал, а персональная пенсия.

Нам от второго срока Хрущева в наследство остались семь сталинских высоток, а больше, пожалуй, и ничего. В это время он уже был уже больше, чем просто градоначальником — одновременно с обязанностями главы Московского обкома на него свалился пост  секретаря ЦК ВКП(б), а c 1952-го он входит в «ближний круг», по сути правивший страной вместо Сталина. Но если смотреть шире, то влияние Хрущева на Москву отнюдь не исчерпывается официальными сроками его градоначальства. О «хрущевках» уже было сказано выше, но ведь и Дворец Съездов в Кремле, и ГЦКЗ «Россия», и Новый Арбат с его «пятикнижием», и Дворец пионеров на Воробьевых горах, да и московские «спальные районы» тоже достались нам от дорогого Никиты Сергеича. Все то, что строилось в Москве вплоть до Лужкова, все направления и приоритеты в развитии города были задуманы и заложены именно Хрущевым и являлись продолжением сталинского Генплана, который он начал осуществлять еще в 1932 году вместе с Кагановичем.

Фото: ТАСС, vordringen/pastvu.ru, Г. Петрусов