Окраины и спальные районы Москвы очаровывали художников самых различных эпох не меньше, чем виды центра. Мы не знаем, кто написал картину «Гулянье в Марьиной роще» — это полотно середины XIX века числится работой неизвестного автора. На нем изображена не просто окраина, а окраина с самой дурной репутацией из всех возможных. Тем удивительнее, что на картине представлены не сцены убийства, а разудалый народный праздник, кстати, тоже очень неоднозначный.

Пир после чумы и танцы на гробах 

Последствием Крещения языческой Руси стало слияние праздников языческих и православных воедино. Самые знаменитые примеры, конечно, Святки, на которые было принято колядовать, Масленица, Ильин (Перунов) день. А еще был Семик — его иначе называли Русалчиным днем и Троицей умерших. Отмечался он на седьмой четверг после Пасхи, за три дня до Троицы, в связи с чем и заслужил свое название. В этот день было принято выполнять обряд кумления — установления крепкого, пусть и недолгого побратимства. Хотя слово «побратимство» здесь не очень уместно — ведь кумились в первую очередь молодые девушки и женщины. Они целовались, менялись нательными крестами, плели венки и вешали их в рощах на березы, пели песни и просили незримые силы о плодородии и деторождении. Символом новой жизни было яйцо, поэтому было принято красить куриные яйца в желтый цвет — цвет солнца.

А еще на Семик поминали покойников. Но не всех, а тех, кто умер «напрасной», насильственной смертью раньше срока. По представлениям, идущим из древности, такие умершие не могли найти себе покоя, бродили по дорогам и пугали путников, а некрещеные так вообще превращались в зловредных духов воды и русалок, которые могли навредить живым. Семик приходился на начало лета, когда, по народным поверьям, русалки выходили на землю, танцевали, водили хороводы и вообще радовались жизни, простите, посмертию, на всю катушку. Поэтому живые старались успокоить и умилостивить мертвых и по возможности обеспечить им достойное погребение.

Неудивительно, что самые обширные празднования Семика в Москве были именно в районе Марьина роща. В XVII веке здесь были густые леса, в которых на берегу реки Копытовки одиноко стояла деревня Марьино. Ее название связывают с дочерью князя Черкасского, которому в XVII веке принадлежало поселение. Но есть и другая версия — якобы здесь, в этих лесах, орудовали лихая атаманша Маша и ее отряд разбойников. Что это была за Маша, никто не знает, однако разбойников в этих чащобах и правда хватало — именно через эти места груженные дорогим товаром купцы добирались из Москвы до Дмитрова и Сергиева Посада и обратно. И разве можно придумать лучшего места для нападения, чем густая роща, где кричи не кричи — исход один?

Мертвецов, которых находили в роще, нужно было куда-то деть. Здесь возникли кладбища, куда очень скоро начали свозить пьяниц, бездомных, неопознанные и невостребованные родственниками тела, а еще, как ни странно, трупы иностранных офицеров — для них было создано «немецкое кладбище». В начале 1770-х годов в Москве свирепствовала моровая язва, и здесь появилось кладбище для умерших от чумы — его назвали Миусским. На 20 лет раньше, в 1750-м, рядом появляется первое московское общегородское кладбище, которое потребовала открыть сама императрица Елизавета Петровна — она ненавидела похоронные процессии и считала, что место им где-нибудь подальше от центральных улиц Москвы.

Кладбище получило название «Лазаревское». Покойников сюда привозили круглый год, но хоронили не сразу: зимой могилу вырыть было крайне непросто, поэтому бедные (во всех смыслах) мертвецы зимовали в усыпанном льдом овраге. А вот хоронили их как раз в Семик, когда было тепло. В Марьину рощу со всего города съезжались родственники пропавших без вести и искали среди тел своих любимых, чтобы завернуть их в саван и похоронить по-христиански. Жутко? Конечно, и столь сильный стресс простым людям требовалось чем-то снять. Поэтому у кладбищ очень быстро появились дешевые трактиры, а гулянья на Семик были порой чрезмерно разудалыми. Слухи о нечисти и покойниках никуда не исчезали, наоборот, представляете, сколько призраков мог увидеть перепивший браги москвич, заплутавший ночью в поисках своей компании?

В Марьину рощу со всего города съезжались родственники пропавших без вести и искали среди тел своих любимых, чтобы завернуть их в саван и похоронить по-христиански.

Мрачная атмосфера Марьиной рощи привлекала не только лихих любителей алкоголя и приключений, но и интеллектуалов. Сюда приезжали Пушкин и Гоголь — поучаствовать в народном гулянье и проникнуться готичным духом этого места. До них Марьину рощу в одноименной поэме воспел Жуковский, большой любитель народных историй о мертвецах.

Вот как описывает москвовед XIX века Сергей Любецкий такое семичное гулянье: «Между тем плач и вой на кладбище заглушался звуками плясовых и закатистых песен, раздававшихся в роще с самого утра. Народ в рощу валом валил. Где теперь остатки орешника и просек, ведущих к Останкино, находился трактир “Герберг”, а недалеко от него, по направлению к Бутырской роще, другой трактир; кроме этих двух, самый людный и обширный трактир Заикина стоял по соседству с кладбищем; около этих гостеприимных заведений находились садики с расставленными в них столиками и беседками. Чего там, бывало, не насмотрятся и не наслушаются гуляки: кто азартно бранился, кто мирился и целовался. В пролесках развивалась полная картина Семика; из ближних и дальних деревень, из всех пригородов Москвы сходились туда поселяне обоих полов с березками, на которых развевались алые платки и ленты».

Веселье закончилось, когда дворяне рода Шереметевых, которым эти земли принадлежали на тот момент, сдали их в долгосрочную аренду «Поземельному обществу». Деревья рощи частично вырубили и превратили в деревянные бараки, в которых жили не только рабочие местных фабрик, но и сомнительные социальные элементы. Криминальная слава района выросла еще больше. А еще здесь стало жутко вонять — в бараках не было канализации, и нечистоты вывозили обозы золотарей.

В ХХ веке Марьина роща продолжала быть любимым местом для всех, кто хотел спрятаться от полиции, сбыть краденое или подделать деньги. По рассказам современников, один из здешних жителей Иван Ланин обеспечивал транспортом местные бандитские шайки и перепродавал краденых лошадей, а в 1920–1930-х годах здесь орудовала банда «Черная кошка». Так продолжалось до середины 1930-х годов, когда советская власть решила перестроить район и навести в нем порядок.

Что изменилось?

Гуляний, которые собирали бы всю маргинальную Москву, здесь больше не проводится. С криминалом тоже все в порядке: в числе самых опасных районов Марьина Роща сейчас не числится. Зато со времен перестройки она стала самым еврейским районом Москвы — когда маленькая деревянная синагога, построенная в 1926 году, сгорела в 1993-м, было принято решение о строительстве еврейского общинного центра. В 2000-м здесь был открыт Московский еврейский общинный центр, выстроенный такими спонсорами, как Владимир Гусинский, Роман Абрамович и Лев Леваев. Это огромное красивое каменное здание, над входом в которое светится звезда Давида, а внутри расположены рестораны, образовательные классы, фитнес-центр, библиотека, концертный зал и непосредственно синагога. Недалеко находится очень современный Еврейский музей и центр толерантности и, конечно, вокруг работают кошермаркеты.

На месте Лазаревского кладбища в 1936 году был разбит парк «Фестивальный», а напротив него уже значительно позже появились торговый центр и «Планета КВН» в здании бывшего кинотеатра — так смерть в этой точке Москвы уступила место смеху. И жизни: в парке много тренажеров, есть спортзал, футбольное поле и кафе, где можно выпить кислородный коктейль. И, конечно, Марьина Роща в целом больше не глухая окраина, но спокойный район рядом с центром.

Что осталось?

Репутация. Во-первых, район лидирует по количеству эзотерических салонов, частных колдунов и магов. Во-вторых, страшилки про Марьину рощу ходят до сих пор — якобы здесь видят то призраков, то надгробные камни. Устраивающие «мистические» экскурсии по району москвоведы с удовольствием рассказывают кладбищенские баечки. Одна из них веселая, про говорящую козу: якобы когда-то давно через кладбище шла молочница с козой. Обе провалились в старую могилу. Женщина пыталась вытолкнуть козу наверх, посадив на плечи и вопя: «Помогите, люди добрые!» Добрые люди, увидев торчащую из могилы козу, которая просила о помощи женским голосом, отчего-то не сильно обрадовались.

Фестивальному парку тоже досталось — концертная площадка получила название «На косточках». С появлением детских песочниц пошли истории о том, что дети находят в них фрагменты захоронений.

Самая мрачная легенда связана с усыпальницей Сандуновых — якобы два брата из богатого рода Сандуновых после похорон родителей не нашли в доме ничего похожего на наследство. Они вспомнили о любимой подушечке их матери, которую положили родительнице в гроб, и решили, что деньги зашиты в ней. Сандуновы вскрыли могилы родителей, но в подушке ничего не оказалось. Тогда обозленные братья сделали покойным старикам памятник в виде двух змей. Правда, когда они умерли, их самих похоронили под этим памятником — москвичи сходились во мнении, что потревожившие покой родных сребролюбцы на гадов похожи куда больше, чем их родители.

Неизвестно, была ли здесь усыпальница Сандуновых и были ли змеи — могил Лазаревского кладбища не сохранилось. Зато сохранился местный храм Сошествия Святого Духа 1782 года постройки — вокруг него очень много зелени и чудесная меланхоличная атмосфера. В этой части парка прекрасно отдыхать, читая на скамейке книгу или рассматривая изобилие цветов и кустарников. Какой бы ни была бешеной репутация у Марьиной рощи, здесь про нее забываешь.

Хотя любители советского кино вряд ли забывают. Как забыть фильм «Место встречи изменить нельзя», где Марьина роща показана лабиринтом из темных переулков, кишащих бандитами, и первый российский хоррор «Прикосновение», сцены которого якобы снимали на Миусском кладбище. Кстати, это не совсем так — на Миусском снята ровно одна сцена у входа. Кадры, где герой над могилой разговаривает с отцом своей подруги, снимались на кладбище в Подмосковье, рядом с железной дорогой.

Миусское кладбище тоже сохранилось. Конечно, это теперь никакое не чумное кладбище — это местная достопримечательность с древней историей, за которой ухаживают власти. В 1835 году здесь появился храм, посвященный Вере, Надежде, Любови и матери их Софии — он сохранился до наших дней. Каждый, кто заходит в церковь, может увидеть старинную икону Скоропослушницы Богоматери — главное сокровище для храма и его прихожан. На Миусском кладбище похоронены многие славные люди — писатель Кир Булычев, поэтесса Надежда Львова и конструктор Борис Аксютин.

Напротив кладбища расположен парк «Новослободский», где гуляют дети, ездят самокатчики и велосипедисты и отдыхают москвичи всех возрастов. И это самое любопытное. Полтора века назад Марьина роща была местом, которое сочетало противоположные вещи. Смерть и жизнь, скорбь и веселье, маргинальность, нищету духа и тела, низменные потребности — и литературно-романтическое вдохновение. И сегодня этот маленький район, где помещаются парки, храмы, старинное кладбище и новая синагога, сумрачный парк и «Планета КВН», благополучная реальность и мрачные легенды, объединяет в себе несоединимое.

Фото: фрагмент картины неизвестного художника «Гулянье в Марьиной роще»/Государственный исторический музей, Игорь Стомахин