В декабре прошлого года не стало Юрия Лужкова. Двумя месяцами ранее ушел из жизни архитектор Александр Кузьмин. Он пробыл в должности главного архитектора Москвы с 1996 по 2012 год. Этот промежуток охватывает почти весь срок правления легендарного и противоречивого мэра. Печальный повод пройтись по наследию этого сложного, но, безусловно, интересного времени в истории города.

Хозяин и хозяйственник

Из почти трех десятилетий постсоветской Москвы 18 лет, с 1993-го по 2010-й, прошли при правлении Лужкова. За этот период город изменился до неузнаваемости. Влияние градоначальника было так велико, что его именем назвали целый архитектурный стиль — лужковский.

Сегодня наследие Юрия Михайловича часто понимают исключительно как страшный китч и самодурство. На самом деле его роль в истории города была куда более разносторонней, чем многие привыкли считать. Несколько ключевых преобразований произошли именно в те годы: в разы увеличилась площадь торговых помещений, построены «Сити», Храм Христа Спасителя, торговый центр на Манежной площади, расширена МКАД и проложено Третье кольцо. Без всего этого современная Москва была бы немыслима. Ну и да, заодно было понастроено огромное количество уродливых зданий в самых неподходящих местах и снесено множество объектов культурного наследия. Увы, нередко именно на месте снесенной красоты возникали свежеиспеченные архитектурные мутанты, иногда под маской «восстановления». Среди самых заметных примеров — псевдореконструкция зданий гостиницы «Москва» и «Военторга» с чудовищными дешевыми материалами в духе трехзвездочного отеля в Турции.

Здание Военторга и гостиница «Москва»

Со своим имиджем «крепкого хозяйственника» Лужков раз за разом демонстрировал рекордные рейтинги одобрения. Что удивительно — судя по данным опросов, он продолжал крайне положительно восприниматься москвичами и после своей отставки.

«Вообще это очень интересный феномен: почему эти полтора-два десятилетия называют временем Лужкова, почему есть лужковский стиль? — говорит архитектор Михаил Филиппов. — Последний раз мы называли стиль именем руководителя страны. Вот был Брежнев, у нас была брежневская архитектура. У нас нет андроповской, ельцинской, путинской архитектуры, а вот лужковская есть. Сам феномен говорит о том, что Лужков был хозяином города и таким образом в каком-то смысле хозяином страны. Семьдесят процентов страны в экономическом и строительном отношении были сосредоточены в Москве».

Больше, чем мэр

В 1990 году новый председатель Моссовета Гавриил Попов по рекомендации Ельцина выдвинул Лужкова на должность председателя Мосгорисполкома. В 1991-м на первых выборах мэра Москвы Лужков избран вице-мэром Москвы, мэром — Попов, в следующем году ушедший в отставку по причине перебоев в снабжении населения продовольственными товарами, некоторые из которых пришлось распределять по талонам. Указом Ельцина Лужков был назначен мэром Москвы. Впоследствии Юрий Михайлович трижды избирался на пост мэра с большим отрывом в голосах.

Во время штурма Белого дома в 1993 году Лужков активно защищал Ельцина и в качестве мэра распорядился отключить все коммуникации района, что позволило пропрезидентским силам одержать победу еще эффективнее. Однако позже, в конце 90-х, градоначальник встал в оппозицию к Ельцину и создал партию «Отечество», достаточно влиятельную, послужившую одной из основ «Единой России». В 2010 году на фоне коррупционных скандалов Юрий Михайлович был уволен с поста президентом Медведевым. Тем не менее уже в 2016-м Лужков был награжден Путиным орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

Строительный бум

«Архитектуру 90-х я могу описать одним словом: “Дорвались!”, — считает архитектор Михаил Белов. — Что это был за исторический период, еще предстоит понять, прошло пока не так много времени. Тогда рухнула постсоциалистическая перестроечная система, в спешке созданная Горбачевым. И вместе с ней исчезли привычные институты, мерилом успеха стали только деньги. Началась некая “движуха” по их поводу.

А принимали участие в этой “движухе” всякие “химерные” персонажи. По Гумилеву, химерный человек или их группа — это приезжие провинциалы, штурмующие метрополии. И они брали их приступом. Среди тех, у кого оставалось инерционное влияние, были осколки советской номенклатуры. В те годы разбогатеть можно было очень быстро. И вот все эти заказчики-неофиты, дорвавшиеся до больших денег, начинали самовыражаться. Это и было прообразом той самой лужковщины. К середине 90-х какая-то более структурированная система уже сложилась. Появились признаки архитектурного рынка. Привилегии, право первой ночи, были за большими организациями типа “Моспроектов”. И так продолжалось до дефолта 1998 года.

С дефолтом многое рухнуло. Рубль упал в три раза, и начался десятилетний строительный бум: каждый год недвижимость в Москве дорожала чуть ли не на 100%, и это стало очень выгодным делом для тех, кто не знал, куда девать деньги. А шальных денег тогда было очень много. Девать их было некуда, и лучшим вложением оказалась недвижимость. Именно Лужков сделал это возможным с помощью предоставления земли застройщикам в аренду на пресловутые 49 лет. А де-юре земля как бы оставалась за Москвой. Кто быстрее сделает проект, построит здание и тут же его продаст — тот и выигрывает. Еще больше выигрывали те, кто покупал или перепродавал квартиры за уже совсем другие цены».

«В тех двадцати годах было два периода, достаточно важных, — добавляет другой архитектор, один из основателей бюро “Меганом” Юрий Григорян. — Самый ранний можно было бы назвать диктатурой города, потому что архитекторы играли достаточно большую роль именно в градостроительстве. На этом первоначальном этапе коррупция, по крайней мере в среде архитекторов, или была минимальна, или еще оказывала не такое значительное влияние на город. Я помню, как сохранялись и реконструировались многие старые здания, которые бы сегодня снесли. На тот момент для застройщиков слово архитектора было достаточно важным. Не было более позднего давления капитала, потому что, может быть, еще не было самого капитала. Этот период закончился примерно в 1998 году, в кризис.

А вот затем наступил этап, когда застройщики начали задавливать архитекторов. Появился целый подвид — девелоперская архитектура. И в этот период городской ландшафт стала в большой степени формировать архитектурная коррупция. Архитекторы стали продавать влияние, определять количество квадратных метров, и это ушло достаточно далеко от профессии. И так это дошло до своего логического финала с отставкой Лужкова в 2010-м. В итоге этот период привел к тому, что сегодня роль архитектора в формировании города стала очень мала. Не могу точно сказать, хорошо это или плохо, но развитие города не смогут определять только политики и особенно строители».

Курс на историзм

В 2001 году архитектурный критик Григорий Ревзин написал манифест к только что созданному журналу «Проект Классика». Появление журнала в это время было не случайно. К 2001-му тренд на историческое наследие уже плотно вошел в дискурс актуальной архитектуры. Большая часть построек вышла едва ли не пародией, некоторые — выдающимися, но общее направление было вполне очевидно.

«В новой России традиционная архитектура стала в тренде как ответ на давление советского режима и была в позднем СССР как бы в оппозиции, — считает Михаил Филиппов. — Русский неоклассицизм Серебряного века попросту игнорировался. Нас обучали, что все, что происходило до 1917 года, это был один сплошной кризис самодержавия. А в 60-е годы, наоборот, сталинский стиль и все, что с ним связано, отвергалось нашей интеллигенцией как пышный фасад концлагерей. Поэтому возвращение к историзму в 90-е — это был назревший закономерный протест, поддерживаемый обществом».

Несмотря на то что большая часть «исторической» архитектуры эпохи Лужкова была спроектирована чудовищно, все же некоторые постройки уже стали жемчужинами Москвы и когда-нибудь обретут статус охраняемого наследия.

Храм Христа Спасителя, 1999

Восстановленный Храм Христа Спасителя на месте бывшего бассейна «Москва» — один из главных государственных символов постсоветской России. На фоне недовольства слишком усилившейся роли РПЦ в обществе собор нередко вызывает негативные ассоциации. Но нельзя отрицать, что его строительство стало событием исторического масштаба, особенно если учесть его трагическое разрушение большевиками в 1931 году в рамках кровавой борьбы с церковью.

«Что бы ни произошло, Лужков навсегда останется в истории как строитель большого собора — Храма Христа Спасителя, — согласен Михаил Филиппов. — Это стоит многого, хотя я не поклонник архитектора изначального храма Константина Тона, и я даже разрабатывал его первые варианты на месте бассейна “Москва”. Наиболее интересны, конечно, восстановленные интерьеры храма. Они являются уникальным достижением строительной техники, не имевшей в то время аналогов ни у нас, ни заграницей. Я не хочу сравнивать Лужкова с Юстинианом Великим, построившим храм Святой Софии в Константинополе, или с флорентийской Коммуной, построившей знаменитый собор Санта-Мария-дель-Фьоре, но подход этот совершенно тот же: городу нужен большой купольный собор. Его главная позиция была в том, что современные архитекторы не в состоянии решать художественных задач и не могут конкурировать с архитекторами прошлого. Именно поэтому он решительно настаивал, чтобы храм был воссоздан именно по своему первоначальному проекту».

Помпейский дом, 2003. Архитектор Михаил Белов

Помпейский дом, здание-праздник, возможно, один из самых красивых образцов архитектуры периода Лужкова. Дом воплотил в себе все чаяния постсоветского человека: яркие цвета, обильный декор и общая игривость в противовес серому унынию вокруг. Сейчас он выглядит карнавальным монументом более не существующей эпохе.

«Итальянский квартал», Римский дом и дом «Маршал». Архитектор Михаил Филиппов

«Я, наверное, первый в советское время стал проектировать традиционную архитектуру, — вспоминает Михаил Филиппов. — В 1984-м получил одну из первых премий на японском конкурсе “Стиль 2001 года” с подобным проектом.

Одним из трех членов жюри был сам Альдо Росси, который написал в рецензии примерно следующее: “Филиппов предлагает архитектуру не сколько свою, но то, что больше всего нравится населению планеты в конце ХХ века, а именно исторический центр. Он предлагает архитектуру в духе исторического центра”.

Грубо говоря, в современном градостроительстве понятие исторического центра — это единственная константа. Не случайно чем ближе недвижимость к Кремлю или к Вестминстерскому аббатству в Лондоне, тем дороже она стоит. Все исторические центры во всех городах и странах мира признаны памятником, то есть их никогда не снесут. Поэтому я проектирую не в стиле классики, а в стиле исторического центра города. То есть я проектирую в традиции классического градостроительства.

При проектировании “Итальянского квартала” я следовал своему принципу, что здание — прежде всего элемент города. Поэтому этот комплекс, террасный дом, автоматически получается районообразующим. Как образ — это полуразрушенный античный театр с прикрепленными к нему постройками более поздних эпох — XVII века и т. д. А ребра, на которых они крепятся, — это скрытые воздуховоды и вытяжки, идущие по диагонали. Мне приятно, что к этому дому возят иностранных туристов во время экскурсий по Москве.

А в доме “Маршал” интересно то, что это жилье для военнослужащих, экономкласс по сути. Была такая путинская программа — жилье для военных, 60 тыс. кв. м. Я хотел придать понятию социального жилья то достоинство, которого оно заслуживает, вопреки устоявшемуся стереотипу, что классицизм в архитектуре — это для “богатых лохов”».

Офисное здание на Большой Почтовой, 2005. Архитектор Дмитрий Бархин

В Москве Лужкова есть дома, похожие на галлюцинацию: вроде недавно их тут не было, а кажется, что они стоят уже лет двести. Очень красивое здание на Большой Почтовой архитектора Бархина как раз из них. Психоделическое впечатление дополняется весьма вольным обращением с деталями, а именно: их тут очень много, будто двоится в глазах.

Сам архитектор комментирует свое творение так: «Дело все в том, что у нас слишком мало возможности строить архитектуру. Один раз строим, поэтому хочется сделать все и сразу».

Западники-первопроходцы

Период правления Лужкова справедливо привыкли ассоциировать с курсом на прошлое. Тем не менее существовал и совершенно обратный тренд — на «прогрессивный» прозападный модернизм.

Москва эпохи Юрия Лужкова шизофренически сочетала в себе два противоположных идеала, две русские мечты: вернуться в Золотой век и догнать прекрасное условно западное будущее. Точно такое же противостояние происходило и в политике страны. В итоге в архитектуре столицы сложилась ситуация, иллюстрирующая басню Крылова про лебедя, рака и щуку.

«Несколько искусственное противопоставление между историзмом и современной архитектурой — одна из ошибок того времени, — считает Юрий Григорян. — Должна быть одна архитектура, где каждое здание как подарок для города. Иллюстрацией можно считать одновременное сосуществование двух журналов — “Проект Россия” и “Проект Классика”. В идеальном мире архитектура — это часть культуры вообще и продукт диалога в обществе».

В итоге из двух сражавшихся за столицу архитектурных направлений победило прозападное. На 2019 год появление в Москве новой «исторической» постройки — редкое событие. Другое дело, что внешне победивший модернизм никак не отражает сегодняшнюю сугубо консервативную политику федеральных властей. Но это уже тема для другого разговора.

Несмотря на стилистический хаос тех лет, интерес к современной западной архитектуре дал городу ряд более чем достойных зданий (и даже целых районов). Спустя годы они выглядят не менее свежо и актуально.

«Москва-Сити», строительство с 1998-го по настоящее время

Район-долгострой, городская икона (особенно ночью) и наш локальный Дубай. Мало какое место в столице может рассказать о «западнической» русской мечте больше, чем «Москва-Сити». Многие критикуют его как попытку построить кусок Нью-Йорка в Москве, но лично я другого мнения. Во многих европейских (и не только) городах от Лондона до Вены есть отдельные районы офисных небоскребов, даже если они отсутствуют в остальных частях города. В Лондоне, например, это Canary Wharf, возникший всего на несколько лет раньше своего московского аналога.

«“Москва-Сити”, я считаю, это позор, — не согласен Михаил Филиппов. — Сделали непонятно для чего какой-то элемент непонятно какого города — даже не Гонконга и тем более не Нью-Йорка. Зачем? Я не вижу здесь никакой заслуги Лужкова. Это было какое-то продавливание провинциальной модернистской темы».

«“Москва-Сити” — это проект, который во многом продвигался архитекторами, насколько мне известно, — считает Юрий Григорян. — Одна из причин его появления — историческая нехватка офисных зданий в Москве. Я думаю, что основным источником вдохновения для него был деловой район La Défense в Париже. Вообще для постсоветской Москвы именно Париж был идеальным примером. Конечно, как городское событие этот комплекс выглядит очень интересно, особенно с Третьего кольца ночью. Плюс ко всему он находится на реке, а значит, автоматически становится городской иконой. Но вообще у Москвы нет сослагательного наклонения. Я сегодня уже не могу представить город без “Москва-Сити”».

«Белая площадь» на «Белорусской», 2009. Архитекторы — группа ABD под руководством Бориса Левянта

По выражению блогера Варламова, «одно из немногих современных зданий в Москве, которое нравится вообще всем». Из хаотичной и грязной обстановки Белорусского вокзала будто бы оказываешься где-то в Лондоне, причем в престижном деловом районе. Так, наверное, работает глобализация.

Дом на Мосфильмовской, 2008–2011. Архитектор Сергей Скуратов

В начале 2000-х удачная современная архитектура была роскошью. В 2012-м Григорий Ревзин написал в «Афише» заметку о доме на Мосфильмовской и дал очень точное описание феномену: «Пафос модернизма — он про социальный проект, а не про элитарность и богатство. А вот фактура и авангардная, и демонстрирующая, что она — драгоценность, — это сочетание, которое возникло в России в двухтысячные годы. И два архитектора смогли перевести модернизм в поле роскоши. Это — Григорян и Скуратов. Оба, в общем, бутиковые архитекторы: делают своеобразные “Бентли” или “Феррари”.

Дом на Мосфильмовской, один из первых жилых небоскребов в столице — это как раз типичный архитектурный “Феррари”».

Copper House в Бутиковском переулке, 2004. Архитектор Сергей Скуратов

Еще одно творение Скуратова в духе модернистского гламура. Вообще весь Бутиковский переулок — это комплекс из сверхдорогих «западных» жилых домов.

«Золотая миля», как ее называли риелторы — напоминание о времени, когда качественная современная архитектура была достоянием избранных. К каждому «околоевропейскому» дому из стекла и бетона относились как к яйцу Фаберже. Copper House — яркий тому пример. Это три кубических шестиэтажных здания, «оторванных» от земли за счет консольных выносов. Дома облицованы панелями из патинированной меди, которые придают им характерный зеленоватый цвет.

Молочный дом в Бутиковском переулке, 2002. Архитекторы — группа «Меганом»

Сама постройка, как и улица в целом, выглядит фрагментом сегодняшнего Берлина, перенесенным в переулки старой Москвы. Здание до сих пор смотрится даже слишком современно. В то, что Молочный дом построен почти 20 лет назад, верится с трудом. Но Юрием Григоряном, одним из основателей «Меганома» и соавтором проекта, собственная постройка воспринимается едва ли не студенческой пробой пера.

Русская экзотика: тот самый лужковский стиль

Но перейдем от архитектурных сливок эпохи к самому бесславному отрезку нашей прогулки по лужковской Москве — к той самой лужковщине. К сожалению, именно лужковщина во многом стала визитной карточкой бывшего градоначальника.

«Откуда появилась эта лужковщина во всех своих обличьях? — спрашивает Михаил Белов. — Есть такой миф, что однажды Лужкову подарили фотографию старой Москвы — с колокольнями и куполами. Посмотрев на нее, он сказал: “Вот что надо делать!” И всякие аффилированные с системой стройкомплекса “Моспроекты” отдали честь и стали делать то, что мы теперь называем лужковской архитектурой, считая, что они делают “под старину” как надо. Была и другая волна, вернее зыбь — архитекторы-западники, которые ориентировались на актуальные Европу и Америку. Лужков, в принципе, был человеком странным и, пожалуй, диким. Представьте себе Емельяна Пугачева, который таки дорвался до власти и стал царем. Вот это Лужков. На самом деле у него не было особых стилевых предпочтений. Он был устремлен как в “прошлое”, так и в будущее».

Дом-яйцо на улице Машкова и дом «Патриарх», 2002. Архитектор Сергей Ткаченко

Если бы нужно было выбрать два символа лужковского стиля, я бы назвал именно эти две постройки. Честно признаюсь, они мне обе очень нравятся и мне все равно, кто что думает. Идея дома-яйца была частично вдохновлена галеристом Маратом Гельманом и начиналась как проект роддома в Иерусалиме в форме яйца. Григорий Ревзин характеризовал дом-яйцо и жилой дом «Патриарх», похожий на свадебный торт, как наиболее яркие выражения лужковского стиля, доводящие архитектуру этого периода до той степени абсурда, что она приобретает собственный голос и вес.

Театр Et Cetera под руководством А. Калягина, 2005. Архитектор Александр Великанов  

Я думаю, что человек, подписавший разрешение на строительство этого проекта, тайно ненавидел Москву и хотел за что-то отомстить негостеприимной столице. Ему удалось. Архитектор Великанов, начинавший работать над зданием, по слухам, устал от постоянных правок заказчика, обвинил Калягина в безвкусице и отказался от своего авторства в проекте.

 ТЦ «Наутилус», 1998. Архитектор Алексей Воронцов

Моя личная версия возникновения этого шедевра на Лубянке: авторы этого опуса в лихие 90-е открыли для себя наркотики-галлюциногены. Затем, еще находясь под их воздействием, открыли книжку про русский модерн вверх ногами, вдохновились увиденным и бодро приступили к работе.

Торговый комплекс «Охотный ряд», 1997. Архитектор Михаил Посохин

По поводу «Охотного ряда»  существует один миф. Поговаривали, что Ельцин так боялся повторения полумиллионного митинга на Манежке, что велел Лужкову чем-то застроить площадь. В начале 90-х вырытый на 20 метров вглубь котлован впечатлял не по-детски. Казалось, что там сейчас построят что-нибудь очень значимое. Увы, грандиозный проект оказался аляповатым шопинг-центром с дешевой облицовкой, каскадами безвкусных фонтанов и «выдающимися» скульптурами Зураба Церетели на поверхности. В начале нулевых гости из ближнего зарубежья любили клеить там местных девушек.

Памятник Петру Великому, 1997. Скульптор Зураб Церетели

«Вас тут не стояло!» — гласил слоган на одной из многочисленных демонстраций против установки этой абсурдной многометровой скульптуры. Увы, голоса протестующих услышаны не были, и уже третье десятилетие Петр мозолит глаза особо чувствительным москвичам. Кто-то до сих пор негодует, другие, и я в их числе, примирились с памятником и уже не представляют современную Москву без него.

Появление Петра I в самом сердце города окутано туманом легенд. Если верить одной из них, Церетели, придворный скульптор московских властей, делал памятник Колумбу и хотел впарить его в начале 90-х США или Испании. Но памятник никто не брал. «Не пропадать же добру», — подумал Церетели и прилепил Колумбу голову Петра. Кстати, Петр I терпеть не мог Москву, так что памятник ему в самом центре нашего города смотрится уж совсем иронично.

Бизнес-центр «Риверсайд Тауэрс» (1996), гостиница «Свиссотель Красные Холмы» (2005) и Дом музыки (2002)

Наверное, когда-то в далеких 60-х люди так представляли себе утопическое будущее. Непосредственно на момент постройки этот район казался экзотическим и даже не раздражал. Однако со временем комплекс очень плохо состарился: остекление и когда-то яркие стены давно покрылись налетом и выгорели на солнце. А объемы домов, похожих на плохой детский конструктор, выглядят непростительно наивно. Мне нравится думать, что в «чашке» на самом верху гостиницы находится штаб-квартира какого-нибудь суперзлодея из фильмов о Джеймсе Бонде.

Бизнес-центр «Павелецкая Плаза», 2003. Архитектор Елена Аулова

Само собой, в здании чувствуется отсылка к сталинским высоткам. Только цитата эта выглядит жестокой сатирой, начиная от формы и заканчивая позорной дешевой облицовкой рвотных оттенков. Но все это можно было бы простить, если бы не загадочная круглая блямба, «украшающая» верхушку бизнес-центра. Она похожа на кусок рекламы, который однажды забыли снять. А ведь нам с этим жить еще как минимум лет пятьдесят.

ТЦ «Новинский», 2004. Архитектор Михаил Посохин

Если можно было бы смешать все здания в лужковском стиле в одно усредненное, получился бы «Новинский пассаж» придворного архитектора Лужкова — Михаила Посохина. Постройка выполняет все ключевые условия вышеупомянутого стиля. А именно: чудовищные дешевые материалы, примитивные упражнения в историзме, эклектика самых несочетаемых элементов и прекрасная историческая территория вокруг, чтобы ее можно было как следует испортить.

ГУ Банка России (1997) и бизнес-центр «Балчуг Плаза» (2004)

Два архитектурных монстра расположены прямо у Кремля по соседству и гармонично дополняют друг друга. Если одного из зданий недостаточно, чтобы успешно подгадить пейзаж, то с этой задачей ему помогает справиться второе.

«Чайка Плаза» на Новослободской, 2000

Объяснить облик этого фрика у меня не получается. Это странное сочетание колонн, куполов и чрезмерно зеркального стекла. Такое впечатление, что из мешка вывалили фрагменты здания и неизвестный робот собрал их в случайном порядке.

«Лужков лично ни к какому лужковскому стилю отношения не имеет, — уверен Михаил Филиппов. — Я пару раз видел его выступления на советах, когда он ругал то, что мы называем лужковским стилем. Он на этих советах с отвращением ругал все то, что предлагается и потом делается под его именем. Однажды я стоял рядом с ним и лично слышал, как он рассказывал, что едет по Москве с закрытыми глазами: “Когда я еду по Москве, я ни направо, ни налево не смотрю — не хочу расстраиваться”».

«Лужков был нестандартный чиновник со множеством идей, эдакий безбашенный итальянский тиран эпохи Возрождения, — вспоминает Михаил Белов. — Но те, кто его обслуживал, были, мягко выражаясь, не Леонардо да Винчи или Микеланджело, а М. М. Посохин и иже с ним. Москва в итоге получила единственно возможный результат.

Да и чего можно было ожидать от страны, где с 1956 года планомерно уничтожалась архитектурная профессия? К середине 60-х годов архитектурная практика стала карьерным полем для партийных бюрократов, которые потом воображали себя креативными людьми и присваивали себе авторство. Итог: мы получили ту архитектуру, которую заслужили, и ничего другого получить не могли».

По итогам прогулки по лужковской Москве я не могу перестать думать о следующем: простым москвичам часто искренне нравится все то, что я и мои собеседники резко осуждали в этой статье. Я не раз убеждался в этом, просматривая отзывы в интернете о тех или иных постройках. И в то время как маленький процент москвичей берет на себя смелость определять, что красиво, а что нет, абсолютное большинство москвичей живут своей жизнью. И те вещи, которые мы так страстно ругаем, многим горожанам приходятся очень даже по душе. Вот и возникает вопрос: «А кому принадлежит наш город на самом деле?»

Фото: Владимир Зуев