search Поиск
Евгения Гершкович

Дом недели: дом братьев Фонвизиных

6 мин. на чтение

Хорошие новости: с фасада здания, занятого Государственным комитетом по рыболовству, уберут кондиционеры, штукатурный слой приведут в порядок, пластиковые окна заменят деревянными, отреставрируют дубовые двери и цоколь, стенам вернут голубой, исторический цвет.

Объект культурного наследия федерального значения по адресу Рождественский бул., 12/8 — дом непростой, но интересной судьбы.

С ним связана, в частности, будоражащая многих история четырнадцатилетней переписки баронессы Надежды Филаретовны фон Мекк и Петра Ильича Чайковского. Вдова железнодорожного магната, мать восемнадцати (выжили одиннадцать) детей и выдающийся русский композитор оставили потомкам значительное эпистолярное наследие — 1200 писем.

«С Вашей музыкой я сливаюсь с Вами воедино…» — писала фон Мекк.

«Нужно ли мне говорить Вам, что Вы тот человек, которого я люблю всеми силами души», — отвечал музыкант своей покровительнице, ежегодно предоставлявшей финансовое пособие, шесть тысяч рублей, дававшее возможность не служить в Московской консерватории, но целиком сосредоточиваться на творчестве. Дом в Клину у Чайковского появился тоже не без помощи доброго гения.

При этом в жизни корреспонденты практически не общались: несколько случайных, мимолетных, без разговоров встреч можно не считать.

«… Мне кажется, что ведь не одни отношения делают людей близкими, а еще более — сходство взглядов, одинаковые способности чувств и тождественность симпатий, так что можно быть близким, будучи очень далеким, — писала фон Мекк Чайковскому, — я предпочитаю вдали думать об Вас, слышать Вас в Вашей музыке и в ней чувствовать с Вами заодно». Композитор не возражал.

Приезжая в Москву, он останавливался в домах, принадлежащих Надежде Филаретовне, но всегда в отсутствие самой хозяйки. Так, в особняке на Рождественском бульваре о пятидесяти двух комнатах дорогому другу отвели три, когда он гостил там с братом Модестом.

Усадьбу фон Мекки приобрели у купца Губина в 1869 году еще при жизни Карла Федоровича (Карла Отгона Георга), выходца из остзейской дворянской семьи. Особо значительный доход предпринимателю и талантливому инженеру, стремительно поднявшемуся на волне железнодорожной горячки второй половины 1860-х— 1870-х годов, принесла ветка Москва—Коломна—Рязань. Свидетельствуют, что фон Мекк выручил чистого дохода около 1,5 млн рублей. А за досрочное открытие моста через Оку — еще 40 тысяч.

Вдова миллионера, скончавшегося в 1876 году от тяжелого сердечного приступа, имела возможность финансово поддерживать музыкальную культуру, и не только отечественную. Известно, что кроме Чайковского, посвятившего Надежде Филаретовне Четвертую симфонию, где в финале слышна мелодия русской народной песни «Во поле береза стояла», баронесса оказывала помощь пианисту-виртуозу, основателю Московской консерватории Николаю Рубинштейну.

В 1879 году после сердечного приступа во время концерта в Москве польский скрипач и композитор Генрик Венявский оказывается в Мариинской больнице на Божедомке. Оттуда его по просьбе Николая Рубинштейна забирает все тот же добрый гений, обожающая музыку Надежда фон Мекк. Она помещает музыканта в своем доме на Рождественском бульваре, обеспечивает необходимый уход, окружает заботами, выписывает лучших врачей. На это Чайковский отзывается в письме: «Последние дни его будут скрашены Вашими заботами о нем. Очень жаль его. Мы потеряем в нем неподражаемого в своем роде скрипача и очень даровитого композитора. В этом последнем отношении я считаю Венявского очень богато одаренным… »

Здесь же, на Рождественском, 31 марта 1880 года сорокачетырехлетний Венявский и скончается от водянки. На доме висит мемориальная доска.

Баронесса внесла изменения в архитектурный облик своего владения, до нее представлявшего вполне классическую дворянскую усадьбу. Первой хозяйкой каменных покоев, возведенных здесь в 1810–1816 годах, была княгиня Анастасия Михайловна Голицына.

В композицию входили главное двухэтажное здание и пара флигелей, стоящих отдельно вдоль бульвара. Имелись еще фигуры двух львов, грозно охранявших вход, но те не сохранились.

Приглашенный архитектор Петр Петрович Скоморошенко связал объемы переходами с окнами и балюстрадой, возвел еще один корпус со стороны Малого Кисельного переулка. Второй этаж дворца отметил пилястрами ионического ордера и увенчал треугольным фронтоном с гербом.

Внутренние покои декорировал сообразно тогдашней моде.

В 1890-е годы финансовые дела фон Мекк приходят в упадок. Чайковскому прекращаются выплаты. У усадьбы на Рождественском бульваре уже новый хозяин — успешный чаеторговец Алексей Семенович Губкин. Купец владел чайными плантациями в Китае, откуда караванами через Монголию, Кяхту, Томск и Тюмень чай шел на знаменитую Ирбитскую ярмарку, где скупался уральскими купцами. Все, что оставалось, везли дальше, на Нижегородскую ярмарку. Там товар скупали уже московские и петербургские купцы. «Наилучший продукт, по дешевой цене, в любое время, в любом месте» — таков был девиз ловкого Губкина. Товарооборот успешной чайной компании достигал 6 млн рублей в год.

Происшествие, связанное с кончиной Алексея Семеновича Губкина от болезни печени, в красках описал Владимир Гиляровский: «Накануне катастрофы, 28-го ноября, внук покойного г. Кузнецов, по обычаю, существующему среди купечества, роздал несколько сот рублей “на поминки” нищим, собравшимся у дома покойного в количестве 300–350 человек в чаянии обычной подачки. Весть об этом мигом облетела все нищенские притоны, и на другой день, 29 ноября, с самого раннего утра, к дому Губкина начали стекаться оборванцы, мало-помалу положительно запрудив не только проезд Рождественского бульвара, но и весь бульвар и прилегающие к нему переулки. Тут было не менее 15 тыс. человек, частью нищих, а главным образом, так называемых хитровцев, людей без определенных занятий и места жительства, в лохмотьях и отрепьях. Наконец ворота дома Г. отворились, и во дворе приказчик с несколькими артельщиками начали раздачу — по 1 руб. на человека. Лишь только разнеслась об этом весть, как колоссальная толпа разом ринулась в ворота. Несколько городовых с околоточным надзирателем пытались сдержать этот дикий напор, но сами были быстро смяты. В течение нескольких минут происходила страшная давка, особенно в воротах дома, и над толпой, в которой каждый старался опередить другого, стоял непрерывный смешанный гул как бы борющихся людей. Порой из этого хаоса звуков вылетали отчаянные, дикие крики. Явился отряд полицейских и жандармов, приехали обер-полицмейстер генерал А. А. Козлов и полицмейстер Н. И. Огарев. После страшных усилий, удалось развеять толпу, и тогда представилась ужасная картина: на снегу, покрытом массой опорков и лохмотьев от одежды, лежало несколько человек; другие хоть и держались на ногах, но стонали от боли; в стороне оттирали снегом какого-то полицейского чиновника. На месте осталось шесть трупов, страшно обезображенных, толпа смяла этих несчастных и положительно их растоптала; сверх того один оказался с такими страшными увечьями, что через несколько времени умер, три или четыре человека получили тяжелые увечья и, наконец, многие отделались легкими повреждениями; трупы пострадавших поспешили отправить в приемный покой Мясницкой части. В течение всего дня и на другой день, 30 ноября, когда тело покойного А. С. Губкина было отправлено по железной дороге на родину, у дома продолжали стекаться толпы, которые тотчас же рассеивались полицией».

Родина чаеторговца, город Кунгур Пермской губернии, к слову, помнит своего земляка, щедрого благотворителя. К столетию со дня рождения Алексея Семеновича Губкина городская дума назвала одну из улиц Кунгура его именем и в 2007 году установила памятник перед зданием технического училища, построенного на его деньги.

Дело «чайного короля» и дом в Москве унаследовал внук, уже упомянутый Александр Григорьевич Кузнецов.

Торгово-промышленное товарищество отныне называлось «Преемник Алексея Губкина А. Кузнецов и К». Наследники так же рано умершего Александра Кузнецова продали имение Дворянскому земельному банку, в руках которого оно и сохранялось до революции 1917 года. Далее в здании на Рождественском размещались рабоче-крестьянская инспекция, районный исполнительный комитет, райком партии, комитет по рыболовству.

Но, однако ж, постройка осталась в истории ни домом фон Мекк или Губкина, но как городская усадьба декабристов, братьев Фонвизиных. Она перешла к их отцу, Александру Ивановичу Фонвизину, от княгини Голицыной. Племянники известного комедиографа Дениса Ивановича Фонвизина были членами тайного общества, «Союза благоденствия», съезд которого в 1821 году прошел именно в доме на Рождественском бульваре. И здесь же было принято решение о его роспуске. После восстания на Сенатской площади в Москве был арестован старший брат, Михаил Александрович Фонвизин, генерал, участник Бородинского сражения. Затем осужден императором Николаем I на двенадцать лет каторжных работ в Сибири.

Младший, Иван Александрович Фонвизин, дослужился до чина полковника. За участие в заговоре был сослан в усадьбу Ново-Окатово Калязинского уезда.

Наталия Дмитриевна Фонвизина, урожденная Апухтина, супруга Михаила Фонвизина, оставив сыновей на попечение матери, последовала за ним в сибирскую Читу. Четверть века она проведет в ссылке. После смерти Фонвизина станет женой еще одного декабриста, Ивана Пущина, которому признавалась: «Михаил был ангел, но не подходил к моему буйному темпераменту». Исследователи полагают, что эта выдающаяся женщина, Наталия Апухтина-Фонвизина-Пущина, вдохновила не одного гения отечественной словесности и, возможно, послужила прототипом сразу нескольких героинь: Татьяны Лариной в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин», Сонечки Мармеладовой в романе Достоевского «Преступление и наказание», Наташи Ростовой в черновом варианте неопубликованного романа Л. Н. Толстого «Декабристы».

Подписаться: